— Вы ужасно выглядите, — сказал Шварц холодно и одновременно мягко. Так говорят люди, которые уверены, что их слушают. — Я Отто Шварц, если вы этого не знаете. У меня нет времени, чтобы тратить его на каких-то частных детективов. У меня много других дел.

— Каких дел? Убийств?

Он весь напрягся. Вместо того чтобы ударить меня, снял шляпу и бросил ее Томми. Голова его была совершенно лысая. Он положил руки в карманы пальто, качнулся на пятках назад и посмотрел на меня, предварительно взглянув на кончик своего длинного горбатого носа:

— Я думал, что вы оказались здесь, не зная, с кем имеете дело. А вы продолжаете вести себя в том же духе, говорите об убийствах и все такое прочее. — Он осуждающе покачал головой. — Озеро Таху очень глубокое озеро. Вам придется долго нырять, без акваланга и с камнем, привязанным к ногам.

— А вам, возможно, придется сидеть на горячем кресле, без подушек, с электродами на вашей лысой голове.

Высокий охранник сделал шаг в мою сторону, глядя на Шварца собачьими глазами, расправляя свои огромные плечи. Шварц удивил меня. Он засмеялся, и смех его был как колокольчик.

— Вы смелый человек. Вы мне нравитесь. Я не желаю вам плохого. Что вы предлагаете? Немного денег? И покончим со всем этим.

— Немного убийств. А лучше убейте всех. И тогда вы будете самым сильным в мире.

— Я и так очень сильный, не сомневайтесь в этом. — Его рот вдруг сжался бантиком, как маленькая морщинистая рана. — Я никому не позволяю себя оскорблять. И никто у меня ничего не ворует.

— Каллиган обокрал вас? Поэтому вы приказали его убить?

Шварц еще немного посмотрел на меня сверху вниз. Зрачки его были очень темными. Я вспомнил о глубоком озере Таху и представил себе бедного утопленника Арчера с камнем, привязанным к ногам. Я был в чувствительном настроении и старался с этим бороться. Томми Лемберг сказал:

— Могу я вам кое-что сказать, мистер Шварц? Я не убивал этого парня. Полицейские ничего не поняли. Он, возможно, упал на нож и умер.

— Боже мой! Идиот! Расскажи это полицейским. — Шварц обратил свой гнев, который он сдерживал, на Томми. — Не вмешивай меня в это, прошу тебя.

— Они не поверят мне, — сказал он, подвывая. — Они пришьют мне это дело, хотя я только защищался. Он в меня выстрелил.

— Заткнись! Заткнись, я сказал! — Шварц провел рукой по невидимым волосам. — Почему все кругом такие дураки? Что, в мире не осталось умных людей?

— Умные люди не дотронутся до вашего рэкета даже палкой длиной в десять футов.

— Ты тоже заткнись. Я уже достаточно тебя слушал. — Он повернулся к своему охраннику, который начал снимать пальто.

— Поработать с ним, мистер Шварц?

Это был тот же бесцветный, бесчувственный голос, который спорил с Кулотти. Это заставило меня подняться с кресла. Так как Шварц стоял ближе, я ударил его в живот. Он согнулся и упал. Мне не много нужно было для счастья, и я чувствовал себя счастливым первые три или четыре минуты, пока меня били. Потом лицо здорового охранника стало расплываться. Когда же свет в комнате совсем исчез, перед глазами опять возникло яркое пятно. Голос Шварца повторял и повторял свои шуточки:

— Забудьте, что произошло, и все будет в порядке.

— Вы должны дать мне слово. Я человек слова, и вы человек слова.

— Возвращайтесь в Лос-Анджелес, и все. Никаких вопросов.

Блестящее пятно впилось в мой мозг, как гвоздь. Оно не отпускало меня, не давало выйти из комнаты. Я проклял его, но оно не уходило. Оно писало блестящими буквами на красноватой темноте комнаты: «Вот так. Держись».

Потом пятно стало от меня удаляться, как огни парохода. Я поплыл за ним, но оно удалялось и повисло в темноте, как звезда. Я оставил эту душную комнату и понесся вверх к черным горам.

Я пришел в себя на следующее утро в палате скорой помощи одной из больниц Рено. Когда я научился говорить с тампонами в носу и прикрепленной проволокой челюстью, ко мне пришли пара детективов и спросили, кто украл мой кошелек. Я не стал их разочаровывать и убеждать, что на меня напали не из-за денег.

Что бы я ни говорил им о Шварце, все было бы впустую.

И потом Шварц был мне нужен. Первые тяжелые дни в больнице были заняты мыслями о Шварце. Хотя время от времени я думал о том, что буду не очень привлекателен, когда выйду из больницы. Все расплывалось перед моими глазами. Я устал от расплывчатых силуэтов сестер и серьезных молодых расплывчатых докторов, которые все время спрашивали меня: как голова, не болит?

На четвертый день, однако, мое зрение стало настолько ясным, что я смог прочесть вчерашнюю газету, которую добровольцы, помогающие больным, принесли в больницу для пациентов. В воздухе летали самолеты, на земле не было согласия. На последней странице была опубликована заметка о том, как сказка стала былью и очень давно пропавший Джон Гэлтон вернулся, наконец, к своей бабушке, вдове и владелице железных дорог и нефти. Была опубликована фотография Джона Гэлтона в новой спортивной куртке и с улыбкой на лице, говорящей: сам черт мне не брат.

Это меня подбодрило. К концу первой недели я начал вставать с кровати. Однажды утром после манной каши смог пройти мимо сестры, сидящей за столиком, и позвонить в Санта-Терезу. Мне удалось сообщить Гордону Сейблу, где я нахожусь, пока старшая сестра не поймала меня и не отвела обратно в палату.

Сейбл приехал, когда я ел свой обед — детское питание. Он размахивал чековой книжкой. Я не успел оглянуться, как оказался в отдельной палате с бутылкой виски, которую Сейбл привез мне. Мы долго сидели с ним, пили коктейли — я через стеклянную трубочку — и разговаривали. Так как зуба у меня почти не было, я шепелявил, как гангстер.

— Вам придется поставить на зуб коронку, — успокаивал меня Сейбл. — И исправить нос. Вы застрахованы для бесплатного лечения?

— Нет.

— Боюсь, я не смогу попросить миссис Гэлтон оплатить ваше лечение. — Потом он снова посмотрел на меня и смягчился. — Хорошо. Смогу. Думаю, мне удастся уговорить ее включить это в ваши прочие расходы, хотя вы и превысили свои полномочия.

— Буду вам безмерно благодарен, вам и ей, — я хотел, чтобы это звучало саркастически, но у меня не получилось. Эти восемь дней оказались для меня очень тяжелыми. — Значит, ей абсолютно наплевать, кто убил ее сына? А как с Каллиганом?

— Полиция занимается обоими делами, не беспокойтесь.

— Это не два дела, а одно. Полиция просиживает свои задницы, и все. Шварц с ними договорился.

Сейбл покачал головой.

— Лью, вы что-то сочиняете.

— Сочиняю, конечно. Томми Лемберг работает на Шварца. Они его арестовали?

— Он куда-то пропал. Не беспокойтесь об этом. Я знаю, вы ответственный человек, но нельзя же за все брать ответственность на себя. Тем более в таком состоянии, в котором сейчас находитесь.

— Через неделю я встану на ноги. Даже раньше.

Виски в бутылке опускалось, как барометр. Я был полон воинственного оптимизма.

— Дайте мне неделю на выздоровление, и через неделю после этого я раскрою это дело.

— Надеюсь, Лью. Но не берите на себя слишком мною. Вы пострадали, и, естественно, чувства ваши обострены.

Лицо Сейбла вдруг стало расплываться. Я приподнялся на кровати и взял его за плечо.

— Сейбл, я не могу этого доказать, но чувствую это. Я чувствую, что этот парень, Джон Гэлтон, самозванец, что он часть большого заговора, что за ним стоит организация.

— Думаю, вы ошибаетесь. Я потратил много часов на изучение его прошлого. И миссис Гэлтон счастлива. Впервые за многие годы.

— Но я — нет.

Он встал и тихонько пихнул меня, чтобы голова моя снова оказалась на подушке. Я был еще очень слаб, как кошка.

— Вы слишком много сегодня разговаривали. Отдыхайте и не беспокойтесь. Хорошо? Миссис Гэлтон заплатит за все, я заставлю ее. Вы заслужили ее благодарность. Нам очень жаль, что все так получилось.

Он покачал головой и направился к двери.