Старость, мать ее. Ни фига не радость.

Когда я зашел на кухню, мои жена и дочка синхронно взвизгнули, уставившись на меня широко раскрытыми глазами. Настолько синхронно, что я сразу понял – они заранее это спланировали. Я показал им большой палец и налил себе кофе. Они обменялись рукопожатиями, затем Энджи снова развернула газету и сказала:

– Что-то эта сумка для ноута удивительно похожа на ту, что я подарила тебе на Рождество.

Я набросил ее на спинку стула, сел за стол.

– Это она и есть.

– И содержимое? – Она перелистнула страницу «Бостон геральд».

– Полностью возвращено законным владельцам, – сказал я.

Она подняла брови, благодарно кивнула. Благодарно и – может, самую малость – с завистью. Взглянула на нашу дочь, погруженную в изучение узора на клеенке.

– А как насчет, э-э-э, потерь среди мирного населения?

– Ну, одному джентльмену в ближайшее время придется воздержаться от бега в мешках. Или, – я отхлебнул кофе, – от ходьбы вообще.

– И он оказался в такой ситуации потому, что?..

– Бубба решил ускорить процесс.

Услышав это имя, Габриэлла подняла голову.

Улыбка у нее была точно такая же, как у ее матери, – широкая, и теплая, и согревающая тебя целиком, без остатка.

– Дядя Бубба? – спросила она. – Ты встречался с дядей Буббой?

– Ага. Он велел передать привет тебе и Мистеру Лубблу.

– Ой, пойду ему расскажу! – Она спрыгнула со стула, выскочила из комнаты, и мы услышали, как она роется в своих игрушках, разбросанных по спальне.

Мистер Луббл – это плюшевое животное размером больше Габби. Подарок от Буббы на второй ее день рождения. По нашим прикидкам, Мистер Луббл был кем-то вроде помеси шимпанзе с орангутангом, хотя вполне возможно, он представлял совершенно иную, неизвестную нам ветвь эволюции. По какой-то причине одет он был в ядовито-зеленый фрак с желтым галстуком и обут в такого же цвета кроссовки. Габби нарекла его Мистером Лубблом, хотя почему, мы так и не смогли понять. Единственное предположение – она пыталась сказать «Бубба», но в два года у нее получалось только «Луббл».

– Мистер Луббл, – позвала она. – Где ты спрятался?

Энджи опустила газету, накрыла мою руку своей. Ее немного шокировало, как я выглядел сегодня, поскольку вчера, вернувшись из больницы, я смотрелся получше.

– Стоит нам беспокоиться насчет ответных мер?

Разумный вопрос. Каждый раз, совершая насильственный акт, следует предполагать, что на него последует не менее насильственный ответ. Навредишь кому-нибудь, и, скорее всего, они попытаются навредить тебе.

– Вряд ли, – сказал я и подумал, что все действительно так и есть. – Приди я один, они бы захотели отомстить, но с Буббой связываться не станут. К тому же я не взял у них ничего, кроме того, что принадлежит мне же.

– Ну, по их мнению, тебе оно уже не принадлежало.

– Это да.

Мы посмотрели друг на друга.

– Есть у меня небольшая такая, симпатичная «беретта», – сказала она. – Четко в карман влезает.

– Давненько ты из нее не стреляла.

Она покачала головой:

– Я иногда на пару часов ухожу, потому что «маме надо отдохнуть», так?

– Ну да.

– Вот я и отправляюсь прямиком во Фрипорт, на стрельбище.

Я улыбнулся:

– Правда, что ли?

– Еще как. – Она улыбнулась в ответ. – Некоторые девушки расслабляются, занимаясь йогой, а я предпочитаю опустошить обойму-другую.

– Ну, в нашей семье ты всегда стреляла лучше.

– Лучше? – Она снова раскрыла газету.

По правде сказать, стоя на пляже, я бы и в песок попасть не смог.

– Ладно, ладно. Только ты и умеешь стрелять в нашей семье, признаю.

Габби вернулась, таща за зеленый рукав Мистера Луббла. Посадила его на стул рядом с собой, вскарабкалась на свой.

– А дядя Бубба поцеловал Мистера Луббла на ночь? – спросила она.

– Ага. – Врать ребенку мне не нравится, но я и так уже создал несколько прецедентов с Санта-Клаусом, Пасхальным кроликом и Зубной феей.

– А меня?

– И тебя тоже.

– Я помню! – Судя по всему, врать мы начинаем рано, хотя родители называют это «творческими задатками» ребенка. – И он рассказал мне сказку.

– О чем?

– О деревьях.

– Ну разумеется.

– И еще он сказал, что Мистеру Лубблу нужно чаще есть мороженое.

– А шоколад? – спросила Энджи.

– Шоколад? – Габби взвесила все за и против. – Наверное, тоже.

– Наверное, а? – Я усмехнулся, взглянул на Энджи. – Вот это у нее от тебя, кстати.

Энджи опустила газету Лицо ее было бледным, губы чуть дрожали.

– Мам? – Даже Габби заметила. – Что-то случилось?

Энджи слабо улыбнулась ей, передала мне газету:

– Нет, милая, просто я устала.

– Это потому, что ты слишком много читаешь, – сказала наша дочь.

– Читать полезно, – сказал я. Посмотрел на газету, затем непонимающе взглянул на Энджи.

– Справа, внизу, – сказала она.

Криминальная хроника. Кровища и трупы, смерть и насилие – на последней странице городских новостей. Заголовок гласил «Угон, закончившийся убийством». Я начал читать, затем отложил газету. Энджи протянула руку, провела теплой ладонью по моему локтю.

Мать двоих детей застрелена в упор на парковке оптового магазина «BJ’s» в Оберне. Пери Пайпер, 34 года, проживавшая в Льюистоне. Подозреваемый столкнулся с ней, когда она пыталась завести свою «хонду-аккорд» 2008 года выпуска. По словам очевидцев, они услышали звуки борьбы, затем – выстрел. Подозреваемый – Тейлор Виггинс, 22 года, проживающий в Оберне. Полиция арестовала его в миле от места преступления, где он после непродолжительной погони сдался властям. Миссис Пайпер отправили вертолетом в Медицинский центр штата Мэн, но, как заявила прессе представитель МЦМ Памела Данн, в 6:34 она скончалась. У покойной осталось двое детей, сын и дочь.

Энджи сказала:

– Ты в этом не виноват.

– Не знаю. Я вообще ничего не знаю.

– Патрик.

– Я ничего не знаю, – повторил я.

До Оберна было ехать часа три, и за это время мой адвокат, Чесвик Хартман, успел все устроить. Я прибыл в офис юридической фирмы «Дюфрейн, Баррет и Макграт», где меня отвели в кабинет Джеймса Мэйфилда, младшего партнера, который обычно защищал в суде клиентов фирмы. Джеймс Мэйфилд оказался темнокожим мужчиной с черными с проседью волосами, такими же усами и впечатляющими ростом и весом. Рукопожатие у него было медвежье, вел он себя вполне непринужденно, и при этом не казалось, что он прикидывается.

– Спасибо, что уделили мне время, мистер Мэйфилд.

– Мистер Кензи, можете звать меня Тренер.

– Тренер?

– Я тренирую здешние сборные по бейсболу, баскетболу, гольфу, по американскому и обычному футболу, так что все меня зовут Тренер.

– Вполне логично, – сказал я. – Тренер так Тренер.

– Когда мне звонит юрист такого калибра, как Чесвик Хартман, и говорит, что вместе со мной будет представлять обвиняемого, при этом бесплатно, я делаю стойку.

– Ага.

– Он сказал, что вы такой человек, который никогда не нарушит данного слова.

– Очень любезно с его стороны.

– Любезно или нет, но мне ваше слово потребуется в письменном виде.

– Понимаю, – сказал я. – Я и ручку с собой захватил.

Тренер Мэйфилд толкнул по столу стопку бумаг, и я начал их подписывать. Он поднял трубку:

– Дженис, зайдите-ка ко мне и печать не забудьте.

На каждую подписанную мной страницу Дженис шлепала оттиск. В общей сложности набралось четырнадцать страниц. Контракт был, по сути, довольно прост – я соглашался работать на фирму «Дюфрейн, Баррет и Макграт» в качестве следователя по делу Тейлора Биггинса. И что бы он мне ни сообщил, информация эта была защищена законом о конфиденциальности отношений между клиентом и адвокатом. Ну а разглашение этой информации грозило мне обвинением, судом и тюремным сроком.

В окружной суд я поехал вместе с Тренером Мэйфилдом. Небо было мутно-голубым, каким иногда бывает перед северо-восточным шквальным ветром, хотя пока погода держалась довольно теплая. Город пах дымом из каминов и мокрым асфальтом.