– И еще пастору. И двум священникам. И нескольким монашкам. И собственным детям.

Стив заметил:

– Между прочим, долго это скрывать не удастся, как ни крути.

Дэнни поднял кружку:

– В детективы ты явно не рвешься.

– Твое здоровье.

Они чокнулись и выпили.

Дэнни посмотрел на свои руки. Доктор с катера говорил, что грипп иногда проявляется на них, даже если нет других симптомов – ни в горле, ни в голове. Кожа вокруг костяшек желтеет, объяснял врач, кончики пальцев утолщаются, суставы опухают.

– Как горло? – спросил Стив.

Дэнни убрал руки со стойки.

– Отлично. А у тебя?

– В порядке. Сколько ты еще собираешься это делать?

– Что делать? – уточнил Дэнни. – Пить?

– Рисковать нашими с тобой жизнями и получать за это меньше трамвайного вагоновожатого.

– Вагоновожатые – ценные кадры. – Дэнни поднял стакан с виски. – Они жизненно необходимы.

– А портовые грузчики?

– Они тоже.

– Коглин, – произнес Стив мягко, но Дэнни знал, что по фамилии тот его называет только в минуты раздражения. – Коглин, ты нам нужен. Твой голос. Твое обаяние.

– Что-что? Обаяние?

– Не выделывайся. Ей-ей, твоя ложная скромность нам сейчас ни хрена не поможет.

– Кому это нам?

Стив вздохнул:

– Мы с ними по разные стороны баррикад. Они нас убьют, если смогут.

– Бросай петь в своем квартете. – Дэнни восхищенно округлил глаза. – Подыщи себе актерскую труппу.

– Погнали нас задаром на этот корабль, Дэн.

Дэнни нахмурился:

– Нам дают погулять две субботы. Нам…

– Эта чертова штука убивает! Чего ради мы туда поперлись?

– Может, исполняли долг?

– Долг, как же.

Стив отвернулся.

Дэнни фыркнул. Надо бы как-то развеять хандру, слишком быстро он трезвел.

– Да послушай, Стив. Ну кто стал бы нами нарочно рисковать? Господи помилуй! Кто? Когда у тебя столько успешных арестов? Когда у меня такой отец? Такой дядя? Стали бы нами рисковать?

– Стали бы.

– Почему?

– Потому что им, между прочим, и в голову не приходит, что они не могут так поступить.

Дэнни еще раз принужденно фыркнул, хотя вдруг почувствовал растерянность, как человек, пытающийся выловить монетки из быстрого ручья.

Стив продолжал:

– Ты не замечал, что когда мы им нужны, то они распинаются про долг, а вот когда они нам нужны, то распинаются про финансирование? – Он негромко звякнул своим стаканом о стакан Дэнни. – Если из-за сегодняшнего мы помрем, наши родные не получат ни гроша, черт побери.

Дэнни устало хмыкнул, глядя на пустой бар:

– И что же делать?

– Сражаться, – ответил Стив.

Дэнни помотал головой:

– Весь мир сейчас сражается. Франция, долбаная Бельгия, и сколько там погибло? Никто даже не знает точного числа. По-твоему, положение хоть как-то улучшается?

Стив, в свою очередь, покачал головой.

– И что же? – Дэнни чувствовал: вот сейчас он что-нибудь сломает. Что-то большое. И оно сразу разлетится на куски. – Так уж заведено в мире, Стив. В нашем растреклятом мире.

Стив снова покачал головой:

– Не в нашем.

– Ну и черт с ним. – Дэнни попытался стряхнуть с себя вдруг возникшее ощущение, что он – часть какой-то большой картины, большого преступления. – Давай я тебе закажу еще.

– В их мире, – добавил Стив.

Воскресным днем Дэнни отправился в Южный Бостон, в отцовский дом, чтобы повидаться со Старейшинами. Воскресный обед в доме Коглинов считался мероприятием политическим, и, пригласив его присоединиться к ним в обеденный час, Старейшины словно бы поднимали его на более высокую ступень. Дэнни в глубине души надеялся, что одна из причин – значок детектива, на который вот уже несколько месяцев намекали и отец, и дядя Эдди. Ему двадцать семь, и он стал бы самым молодым детективом в истории БУП.

Накануне вечером отец ему позвонил:

– Поговаривают, старина Джордж Стривакис тронулся умом.

– Я не замечал, – ответил Дэнни.

– Он отправил тебя на задание, – напомнил отец. – Верно?

– Он предложил, я согласился.

– Направил тебя на корабль, полный зачумленных солдат.

– По-моему, это не чума.

– А что же это, по-твоему?

– Видимо, острая пневмония. «Чума» – слишком уж громкое слово, сэр.

Отец вздохнул:

– Не понимаю, что тебе взбрело в голову.

– Значит, Стив один должен был этим заниматься?

– Если необходимо.

– Получается, его жизнь дешевле моей.

– Он Койл, а не Коглин. Мне, видишь ли, незачем оправдываться, когда я защищаю своих родных.

– Кто-нибудь должен был это сделать, папа.

– Но не кто-то из Коглинов, – возразил отец. – Не ты. Тебя растили не для того, чтобы ты играл в игры со смертью.

– «Защищать и служить», – процитировал Дэнни.

До него донесся едва слышный вздох.

– Завтра обед. Ровно в четыре. Или это для тебя недостаточно рискованное занятие?

– Как-нибудь справлюсь, – улыбнулся Дэнни, но отец уже повесил трубку.

Так что на другой день он шагал по Кей-стрит, солнце вовсю грело стены из бурого и красного кирпича, из открытых окон доносился запах тушеной капусты, тушеной картошки, тушеной грудинки. Его брат Джо, игравший с ребятами на улице, заметил Дэнни, просиял и подбежал к нему.

На Джо был его лучший воскресный наряд – шоколадного цвета костюмчик с бриджами, белая рубашка с голубым галстучком и в тон костюмчику кепка, надетая набекрень. Дэнни присутствовал при том, как все это покупалось. Джо все время вертелся, а мать с Норой твердили ему, какой он в таком костюме взрослый и красивый и что у отца в его возрасте ничего подобного не было, между тем как Джо не сводил глаз с Дэнни, словно тот мог ему помочь улизнуть.

Дэнни подхватил мальчика, когда тот подпрыгнул и обнял его, прижимаясь щекой к его щеке, обвив его шею руками. Он вдруг вспомнил, насколько сильно его любит младший брат, и удивился, что может надолго об этом забывать.

Для своих одиннадцати Джо был маловат ростом, но Дэнни знал, что брат с лихвой возмещает это, будучи одним из главных юных хулиганов в здешних хулиганских краях. Джо откинулся назад и улыбнулся:

– Говорят, ты бокс бросил.

– Ходят такие слухи.

Джо протянул руку и пощупал его форменный воротничок.

– Почему?

– Решил, что лучше потренировать тебя, – ответил Дэнни. – Первым делом надо научить тебя танцевать.

– Никто же не танцует.

– Что ты. Еще как. Все великие боксеры ходили на уроки танца.

Не спуская брата с рук, Дэнни прошел несколько шагов по тротуару и вдруг по-балетному крутанулся. Джо зашлепал его по плечам:

– Хватит, хватит.

Дэнни снова совершил пируэт:

– Я тебя смущаю?

– Хватит. – Джо засмеялся и опять стал лупить его по плечам.

– Стыдно перед друзьями, а?

Джо ухватил его за уши и потянул:

– Ладно тебе.

Ребята, толпившиеся на улице, смотрели на Дэнни с таким видом, словно не могли решить, надо ли его бояться.

Он оторвал от себя Джо и, щекоча, спустил на тротуар. Тут Нора открыла дверь на крыльцо, и ему сразу захотелось убежать.

– Джо! – окликнула она мальчика. – Мама зовет. Говорит, надо вымыться.

– Я и так чистый.

Нора приподняла бровь:

– Я об этом не спрашивала, юноша.

Джо обреченно помахал приятелям и потащился вверх по ступенькам. Когда он проходил мимо Норы, та взъерошила ему волосы, а он хлопнул ее по рукам и пошел дальше. Нора прислонилась к дверному косяку, изучающе глядя на Дэнни. Вдвоем со старым негром Эйвери Уоллисом она прислуживала в доме Коглинов, только положение у Норы было куда менее определенным, чем у Эйвери. Пять лет назад, в канун Рождества, ее привел в этот дом случай или судьба – дрожащую от холода, что-то невнятно бормочущую беженку с северных берегов Ирландии. Никто не знал, от чего она бежала, но с тех пор, как отец Дэнни принес ее, замерзшую и грязную, укутав в свою шинель, она сжилась с семьей Коглинов. Не то чтобы член семьи, вовсе нет, по крайней мере для Дэнни, но все равно – человек, влившийся в семью.