– А если я откажусь? – с вызовом спрашивает Гарри.

– Тогда я позову людей – и тебя выкинут отсюда. – Плечи Пембрука неожиданно обвисают. – Послушай, уже поздно. Я не собираюсь стоять тут и спорить с тобой. Мне очень жаль, но тебе придется потерпеть некоторое время. А ты, юная леди, давай-ка ложись спать. Доброй ночи. – Он придерживает дверь.

Гарри побежден. Он наклоняется и наскоро целует меня, а потом молча выходит из комнаты. Его отец идет следом за ним. На этот раз ключ поворачивается в замке, и я становлюсь пленницей. Я законная жена, но все же и не жена – по-прежнему девственница, и еще неизвестно, как долго это продлится. Любой на моем месте может расплакаться. И я плачу.

В Лондоне царили суета и оживление. Люди готовились к коронации юного монарха. Когда Кейт в сопровождении горничной, которую приставил к ней отец, отваживалась выходить в город, чтобы побродить по магазинам Чипсайда, где в витринах выставлено столько всяких соблазнительных вещей, она неизменно видела у дверей ювелиров и торговцев тканями длинные очереди ливрейных слуг: они приходили забрать драгоценности и материи, заказанные их благородными хозяевами.

Кейт по-прежнему побаивалась Лондона, хотя город и манил ее. Та предгрозовая атмосфера, которую она почувствовала, впервые оказавшись на улицах столицы, до сих пор еще не разрядилась, и многие жители продолжали разгуливать в доспехах, явно опасаясь, что вот-вот начнется смута. Напряжение чувствовалось и в стенах Кросби-Паласа, где собирались для тайных встреч члены Совета. Кейт наблюдала из своего окна, как они спешивались и слуги провожали их в дом. Отец часто засиживался допоздна, что-то обсуждая с этими людьми; она видела мерцание свечей сквозь ромбовидные окна зала, где заседал Совет.

Как-то утром на семейном завтраке присутствовал незнакомец – красивый мужчина с хорошо подвешенным языком. Герцог представил его как сэра Уильяма Кейтсби[20], адвоката. Отец Кейт, безусловно, доверял этому человеку и симпатизировал ему, но вот она сама сразу же прониклась к сэру Кейтсби неприязнью. Он казался ей очень хитрым и каким-то скользким, да еще вдобавок адвокат без должного уважения отзывался о своем господине лорде Гастингсе. Кейт всегда считала Гастингса человеком добрым и искренним. К тому же девочка знала, что он оказал ее отцу неоценимую услугу, а потому ее возмущало, что в тоне сэра Уильяма Кейтсби временами сквозила явная издевка. Негодование Кейт еще усилилось, когда отец вышел проводить гостя на крыльцо и она услышала, как они переговариваются вполголоса.

– Можете не опасаться Гастингса, милорд, – уверял Кейтсби. – Он не видит ничего страшного в разделении Совета. Этот идиот думает, будто я докладываю ему и остальным обо всем, что здесь происходит.

– Пока Гастингс считает, что вы блюдете его интересы, мы можем выкинуть его из головы, – ответил герцог. – Я прощаюсь с вами, сэр Уильям, и займусь другими нашими делами. И я готов в любое время предложить вам титул лорда. Неплохо?

Кейт в душе обиделась за Гастингса, но одновременно и призадумалась. Интересно, что он мог сделать такого, что обидело ее отца и этого выскочку-адвоката?

А вскоре как-то вечером к ним на обед заявился герцог Бекингем, важный, надменный северянин с грубоватыми манерами. Он был человеком компанейским: даже ее отец, такой немногословный и задумчивый в последнее время, а нередко и мрачный, словно траур, который он носил по брату, смеялся его шуткам.

Бекингем уделял много внимания герцогине Анне, был с ней сама вежливость и выслушивал мнение хозяйки с таким видом, словно она изрекала жемчужины мудрости. Кейт подумала, что Бекингем хочет подольститься к Ричарду Глостеру, который, будучи регентом, обладал практически королевскими полномочиями.

Бекингем похвалил Джона.

– Славный парнишка, – заметил он. – Кем вы хотите стать, молодой человек? Рыцарем?

– Если этого пожелает мой отец, сэр, – ответил Джон. Он был воспитан в духе вежливости и послушания.

– Лично я не вижу к этому никаких препятствий.

Герцог улыбнулся, но Кейт подумала, что вид у отца очень усталый. А Джон, казалось, был на седьмом небе. Еще бы, стать рыцарем – о большем он и не мечтал.

– А эта прекрасная юная леди – вы уже нашли ей жениха? – поинтересовался Бекингем, отправляя в рот очередную куриную ножку и улыбаясь Кейт.

– Ну, девочке всего только тринадцать, – возразила Анна. – О замужестве пока думать рановато.

– Что вы, герцогиня, в самый раз. Полагаю, милорд мог бы найти ей хорошего мужа, который одновременно был бы полезен нам как союзник, – сказал Бекингем. – Как говорится, убить одним выстрелом двух зайцев.

– Всему свое время, Гарри, – оборвал его Глостер. – Я хочу, чтобы моя красавица Кейт еще какое-то время побыла при мне. Еще вина? – И на этом тема ее замужества, к великому облегчению Кейт, была закрыта.

В тот вечер Бекингем с отцом допоздна засиделись за столом. Они уже приканчивали третий графин вина, а свечи почти догорели. Джона отправили спать, а Кейт с рукоделием пристроилась у камина. В дальнем конце зала наигрывал на лютне один-единственный музыкант. Кейт узнала мелодию старой французской песни «Mon souverain désir»[21] и незаметно для себя стала подпевать.

– А что королева? – внезапно спросил Бекингем.

Глостер раздраженно фыркнул:

– Она упорствует и ни за что не желает покинуть убежище. Да что говорить, она стала настолько несговорчивой, что члены Совета больше не хотят ее посещать.

– Кто-то должен убедить королеву, что ей нечего вас опасаться, милорд, – вставила герцогиня.

– Это так, но вот как насчет меня: должен ли я ее опасаться?

– Может, будет лучше, если королева останется в убежище, – сказал Бекингем. – По крайней мере, мы будем знать, где она находится и что затевает. Но остается вопрос: что делать с герцогом Йорком?

– Он должен как можно скорее покинуть Вестминстерское аббатство, – сказал Глостер. – Не годится, чтобы мальчик его лет сидел взаперти с матерью и сестрами. И потом, юный герцог должен присутствовать на коронации. – Глостер встал и начал расхаживать по комнате. Он выпил несколько кубков рейнвейна, отчего его походка стала слегка нетвердой. И сегодня – редкий случай – было заметно, что одно плечо у Ричарда чуть выше другого. – Я извлеку оттуда мальчика, что бы ни говорила эта женщина, – мрачным тоном пообещал он. – Представляете, как это будет выглядеть, если он не появится на коронации брата?

– Плохо, – ответил Бекингем. – Можно сказать, политический конфуз.

– Обходитесь с королевой помягче, милорды, – попросила Анна. Ее лицо в свете падающего из камина пламени казалось осунувшимся – она тоже чувствовала напряжение этих нелегких дней.

Пальцы Кейт автоматически перемещали иглу туда-сюда, сама же девочка полностью сосредоточилась на разговоре, происходившем у нее за спиной.

– Герцогу Йорку всего девять лет, – добавила герцогиня.

– У тебя мягкое сердце, Анна, – сказал Ричард. – Но девятилетним мальчиком не должны управлять женщины.

– Еще несколько лет, и он сможет взять в руки меч, – заявил Бекингем.

Герцогиня ничего не ответила – она вообще редко возражала мужчинам. Но Кейт могла себе представить, какие мысли одолевают ее мачеху: она наверняка подумала о своем маленьком хрупком сыне, который вряд ли когда-нибудь станет достаточно сильным, чтобы сражаться на поле боя.

– Да, милорд, вы должны настоять, чтобы королева отдала мальчика, – проговорил Бекингем. – Скажите Елизавете Вудвиль, что ее сыну в Тауэре необходимо общество сверстников.

– Ну что же, на самом деле так оно и есть, – согласился Глостер.

– Простите меня, милорды, но уже поздно, и я вас покидаю, – сказала Анна, отодвигая стул от стола, и оба герцога встали.