С того ужасного дня, когда мистер Яго откопал Каменное сердце, прошло уже несколько месяцев. Когда Чарльз отправился к Роще пикси, надеясь там встретить пикси, была весна. Он оказался в небольшой лесистой лощине, по колено в колокольчиках. Над ним возвышались обросшие мхом каменные валуны. Между двумя из них виднелась крошечная щель — как говорили люди, это и был вход в волшебную страну Чарльз уселся на землю среди колокольчиков и стал терпеливо ждать появления пикси.

Наконец его терпение было вознаграждено. В щели показалась какая-то крошечная коричневая фигурка. Сначала Чарльз принял ее за куницу или горностая, но когда она встала на обе ноги и расправила руки, Чарльз увидел, что это маленький человечек с впалыми щеками и лбом, который по размеру был больше остальной части его лица. У пикси были седые усы и острый носик. Он был одет в затянутый ремнем на талии длинный плащ с капюшоном цвета жухлого папоротника, заостренный кончик которого покачивался у него над ухом. Под мышкой он держал крошечную книжку.

Пикси привстал на цыпочки и понюхал колокольчик. Затем он принюхался к воздуху, словно маленькая мышка, вышедшая на поиски приключений. Спустя некоторое время он уселся на травинку, вздохнул, надел крошечные очки и открыл свою крошечную книжку.

Чарльз, как мы уже знаем, любил книги, поэтому он понимал, как сложно бывает отложить книгу, которую ты уже начал читать. Он решил, что ему лучше заговорить до того, как пикси начнет читать и полностью погрузится в книгу. Он встал, вежливо поклонился и сказал:

— С вашего позволения, сэр, разрешите мне поговорить с вами?

Пикси взглянул вверх, как мы смотрим на небо, когда раздается гром, и, не говоря ни слова, достал крошечный телескоп и оглядел Чарльза с ног до головы.

Наконец он сказал:

— Ты человеческий мальчик, как я вижу. — Его голос был пронзительным и тонким и напоминал жужжание летящей мухи. Но дикция у него была безупречной, так что Чарльз прекрасно понимал каждое его слово.

— Да, — ответил он. — Мне двенадцать, и меня зовут Чарльз.

— Ты имеешь какое-то отношение к великому Чарльзу?

— Вы имеете в виду короля Чарльза?

— Нет, — ответил пикси, — не его. Я говорю о Чарльзе Диккенсе. В истории Англии есть только один Чарльз, достойный упоминания.

— Боюсь, что нет, — сказал Чарльз. — Я никогда о нем не слышал.

— Тем хуже для тебя, — сказал пикси, отвернулся к книге и начал читать.

— Я хотел бы спросить, — снова попробовал Чарльз, — не могу ли я немного поговорить с вами на одну печальную тему?

— Существует только одна печальная тема, — сказал пикси. — И я всегда готов обсудить ее. Но сначала позволь мне уменьшить тебя до более подходящего размера. Не бойся. Когда наш разговор подойдет к концу, я восстановлю твои первоначальные параметры.

Хотя Чарльза несколько озадачила эта речь, ему было совсем не страшно. Пикси достал из кармана карандаш, нарисовал диаграмму на ботинке Чарльза, сказал пару волшебных слов, и Чарльз, не успев и глазом моргнуть, увидел, что находится на одном уровне с чудесным человечком.

— А теперь, — сказал пикси, — чувствуй себя свободно, и мы побеседуем на самую печальную тему в мире. Но сначала позволь мне сказать, что имя, выбранное мною для себя, Де Квинси.

— Пикси сами выбирают себе имена? — удивился Чарльз.

— Разумеется. Почему нет? В двадцать один год, когда меня призвали для выбора имени, прекрасное имя Де Квинси еще никому не было присвоено, так что я остановил свой выбор на нем. Что приводит меня к самой печальной теме на свете. Я говорю о музыке английской прозы. Она погибла. Мы утратили ее. Музыка прозы осталась в прошлом. — На этом месте он вынул носовой платочек. Он определенно намеревался плакать.

— Не плачьте! Объясните мне, — сказал Чарльз. — Я не понимаю, что вы имеете в виду под музыкой прозы.

— Для этого тебе нужно почитать великих английских писателей, — ответил пикси, — произведения которых возносятся бессмертными знаменами на башнях и стенах блистающей крепости — нашего родного языка!

— Батюшки, — сказал Чарльз. — Как вы красиво говорите. Я бы очень хотел понимать все эти вещи.

— Никто, — сказал Де Квинси, — никогда не сможет обвинить меня в том, что я не делаю все для того, чтобы сохранить чары и гармонию нашего языка. Если я прошу налить мне чашечку чая за завтраком, я делаю это как художник. Но, — и здесь он глубоко вздохнул, — меня не ценят по достоинству. Кого сегодня волнует музыка английской прозы? Никого, абсолютно никого. И это самая печальная тема — единственная печальная тема — на свете.

— А как же Шекспир? — спросил Чарльз. Однажды летом какие-то люди останавливались переночевать на ферме Меррипит, и один из них забыл там книгу «Сон в летнюю ночь».

— Снимай шапку, когда упоминаешь его имя! — приказал пикси, и Чарльз немедленно подчинился. Де Квинси и сам скинул свой коричневый капюшон, обнажив совершенно лысую голову.

— Вы читали его смешную книжку про пикси? — спросил Чарльз.

— Раньше, чем ты родился или хотя бы подумал об этом, — ответил пикси. — Он посетил Волшебную Страну, чтобы написать ее. К моему великому сожалению, это было еще до моего появления на свет, хотя наши предания до сих пор хранят историю его временного пребывания в Волшебной Стране… Но мы забываем о музыке английской прозы. Это утрата, душераздирающая утрата! Как не проливать горькие слезы, думая об этом! — И на этом месте маленький человечек и впрямь начал рыдать. Чарльз заметил, что слезинки, скатывавшиеся по обеим сторонам его носика, похожи на мелкий неровный жемчуг. Они мелко стучали и подпрыгивали, падая на землю, и были похожи на град — правда, в отличие от града, они не таяли.

— А можно мне взять немного этих красивых слез? — застенчиво спросил Чарльз.

— «Слезы, напрасные слезы, не вижу в них смысла», — сказал Де Квинси, не упуская случая процитировать Теннисона. — Да, да, ты можешь их взять, но тебе от них будет мало проку. Слезы фей — это семена цветка очанки. Мильтон, кстати говоря, упоминает это растение в «Потерянном рае». Посади слезы фей, и взойдет очанка. Эксперименты показали, что мои слезы всегда дают сиреневые цветы.

После этого наступило долгое молчание, и Чарльз, у которого было доброе сердце и который любил говорить о том, что интересно другим, спросил пикси про книгу, которую тот читал. Он подумал, что пикси будет приятно про нее поговорить.

— Труд, с содержанием которого я в данный момент знакомлюсь, представляет собой словарь, — ответил пикси. — Из страниц словаря можно извлечь немало полезных и приятных для ума сведений. Я прочел и изучил все буквы алфавита — все, кроме «я». Ты мог заметить, что я никогда не употребляю слов, начинающихся на букву я — кроме слова «я», разумеется. Причина этого в том, что я еще не изучил ее.

— Я знаю два слова, которые начинаются на «я», — сказал Чарльз.

— Ты меня удивляешь. Я не ожидал этого. Что же это за слова?

— Ягуар и ябеда, — ответил Чарльз.

— Благодарю. Я встречал упоминания о ягуаре в трудах по естественной истории, — сказал Де Квинси, — но слово «ябеда» мне незнакомо. Что ты под ним подразумеваешь?

— Это тот, кто на всех жалуется и наговаривает.

— Превосходно, — сказал пикси. — Я устал называть таких фей клеветниками. Теперь я могу вместо этого использовать слово «ябеда». Это будет приятным разнообразием.

— Я думал, что пикси слишком умны, чтобы ябедничать, — сказал Чарльз, весьма удивившись тому, что среди пикси есть ябеды.

— Отнюдь нет. Любое общество состоит преимущественно из дураков. Мы, люди с умом — я говорю «мы», потому что ты знаешь два слова на букву «я», — мы, умные люди, должны думать за тех, кто не может подумать за себя сам.

— Как мне повезло, — сказал Чарльз, — что я встретил такого замечательного умного пикси! Ведь если большинство из них дураки, они вряд ли смогли бы мне помочь. А теперь я расскажу вам, почему я пришел.