Трубин, кажется, тоже не ожидал такой встречи и стоял, глуповато улыбаясь.

- Спец-один! - повторил мужчина со шрамом.

- А?.. Да, на тестирование, я сейчас немного... А где вы были? - Иосиф вдруг цепко прищурился, склонив набок голову.

- Когда?

- Ну, только что. Вечером. Начиная с семи.

- Я был дома, - мужчина быстро взглянул на меня, словно спрашивая: "Где мы с тобой встречались?", - даже спать уже лег, как вдруг прибежал посыльный и сказал, что в городке тревога. Что-то не так, спец-один?

Трубин задумался, потом отрицательно покачал головой и потащил меня за руку прочь по коридору. Я оглянулся. Тот, со шрамом, все еще стоял в дверях, удивляясь. Я почему-то вспомнил его слова, сказанные теплым днем много лет назад: "...ты не вырастай злым, зачем это тебе? Нужно совершать добрые поступки. Даже не для того, чтобы не попасть сюда, а просто так...".

И вот - я вырос злым. Я оклеветал и его, и несчастную девушку из магазина. Я - вор, преступник, и я должен быть наказан, но почему все мое существо так протестует против этого?..

- Он? - шепнул Трубин, когда нас и мужчину со шрамом разделяли уже полсотни метров. - Эрик, вы же его узнали, я видел. Он, увы, это тоже видел... ну да ничего - ему не выйти отсюда.

Я поежился, настолько неприятной была интонация этих слов.

- Что вы молчите? - Иосиф чуть встряхнул меня. - Боитесь ошибиться? Или просто боитесь? Эрик!

Если врешь, то ври до конца.

- Да, это он, - выдавил я.

- Так я и думал. А все-таки непонятно, серьезный же человек, два трудовых значка...

Мной вдруг овладела странная усталость, захотелось махнуть на все рукой и просто уйти, а там будь что будет. Заболел глаз, и я накрыл его ладонью, утешая. Сколько раз в жизни мне было больно - и сколько раз хорошо? Если вспомнить и с холодным бухгалтерским рассудком посчитать - неутешительное выйдет соотношение.

Трубин уже не обращал на меня внимания, весь поглощенный своей идеей поймать и покарать, он шагал куда-то, размахивая руками, а я плелся за ним, как побитая собака, стараясь не смотреть ни на кого и ни на что.

- Вот, Эрик, - мы остановились у какой-то раскрытой безымянной двери. - Вот он, "лакмус" в действии. Помните, я говорил?..

Я поднял единственный глаз. В комнате три на три, вцепившись крючковатыми пальцами в подлокотники кресла, сидел немолодой, весь перевитый жилами человек с изможденным лицом, одетый в подобие широкой пижамы из грубой коричневой материи. Руки были пристегнуты ремнями, а на лбу, словно пластырь, белела прямоугольная наклейка, на которой так и хотелось что-нибудь написать.

- "Лакмус"? - переспросил я.

- Ну да, детектор лжи, - объяснил Трубин и вдруг подтолкнул меня в спину, словно приглашая опробовать этот детектор на себе. Я вошел.

Кроме человека в кресле, в комнате обнаружился молодой парень с блокнотом и ручкой, стоящий в углу, у ярко освещенного стола.

- Привет, - Трубин коротко пожал ему руку, - я вот гостю своему подвал показываю, человек впервые, может, расскажешь?

Парень неуверенно пожал плечами:

- Какой из меня рассказчик? - он посмотрел на меня. - Ну, это "лакмус", то есть материал, пропитанный активным веществом. Испытуемый врет - "лакмус" краснеет. Сейчас, допустим, я задам ему вопрос... - глаза молодого человека впились в застывшего в кресле мужчину. - Сколько вам лет?

- Пятьдесят семь, - прокуренным голосом отозвался тот.

- Профессия?

- Дворник.

- Состав семьи?

- Я, жена, сын, невестка, внук.

Наклейка оставалась белоснежной.

- Употребляете спиртные напитки?

- Редко.

"Лакмус" чуть порозовел.

- Отлично. Как звали ту женщину, которой вы помогли спрятаться от уличного патруля?

Резкая краснота, словно кровь выступила на белой материи:

- Не помню.

- Врете.

- Я не помню! - твердо повторил мужчина. - Хоть режьте.

- Куда вы ее отвели?

- На станцию. Посадил в электричку.

Наклейка рдела алым цветом.

- Вот, примерно так, - развел руками парень с блокнотом. - Ситуация простая. Женщину преследовал патруль, а этот человек спрятал ее. Утверждает, что патрульные были неправы, до "специального распоряжения" оставалось еще полчаса, и она могла успеть домой.

- Это же по уголовной части, - удивился Трубин.

- Его направили из следственного изолятора. Он там буйствовал, кричал что-то о свободе личности и так далее.

Я вздрогнул, сразу вспомнив человека, живущего в моей квартире. Трубин неожиданно повернулся ко мне:

- Ну как? Не хотите попробовать?.. - в глазах его мелькнула усмешка. - Боитесь? Ну, вам-то скрывать нечего.

Я хотел ответить, но тут спрятанный где-то в потолке громкоговоритель негромко и внятно произнес: "Внимание, Трубин, специалист-один, подойдите на кафедру, прибыл дознаватель Голес. Внимание, Трубин, специалист-один, подойдите на кафедру, прибыл дознаватель Голес", и мой обворованный друг с сожалением вздохнул:

- Ладно, в следующий раз.

Я скрыл облегчение и на ходу, пристроившись у него за спиной, тайком вытер пот со лба. Мне было что скрывать.

А может быть, я боялся даже не детектора лжи, а того, что кто-то полезет в мою душу?

* * *

...- Маленький, серенький, на слона похож, кто это? - Хиля сидела в густой траве, по-кошачьи прищурив накрашенные глаза. Квас мы уже допили, а пирогов с капустой осталось еще два, больше в нас не влезло. Я лег, пристроив затылок на низком пригорке и укрывшись пиджаком, а Зиманский, еще встрепанный после полета, курил на гладком, без коры, поваленном дереве. Поселок в низине жил своей жизнью, а мы на опушке редкого леса - своей.

- Мышка, что ли? - предположил я.

- А мышка на слона похожа? - Хиля засмеялась и звучно прихлопнула на локте слепня.

- Крыса?

- Эрик, да что ты, ну какая крыса?

- Тогда я сдаюсь.

- Это слоненок, чучело!

Зиманский радостно загоготал:

- Слоненок! А я все никак... Ну, Эльза, молодец.

- Ладно, - Хилю было уже не остановить, - тогда другую, попроще, раз вы так плохо соображаете. Может ли мужчина жениться на сестре своей вдовы?

- А почему нет? - Зиманский удивленно посмотрел на нее. - В чем тут загадка?

- Специально для тебя повторяю: в д о в ы.

- А-а, черт...

Мою жену с детства тянуло на какие-то странные загадки, головоломки и прочую муру вроде кубика Рубика или ленты Мебиуса, у которое есть только одна сторона. Я всем этим не увлекался, может быть, потому, что никогда и ничего не угадывал - мозги не так устроены.

- Хорошо, дай спички, - Хиля протянула руку и, получив коробок, потрясла им. - Эрик, тебя я освобождаю, ты ответ знаешь, но не подсказывай. Смотри, Зиманский: вот тебе три спички. Ломать нельзя, сразу предупреждаю. Тебе надо собрать из них три равнобедренных треугольника. Действуй.

- Три? - Зиманский с сомнением почесал голову. - Но как же... Так... - он начал что-то комбинировать на теплом от солнца бревне. - Вот зараза...

Все между нами как-то утряслось, и я поверить не мог, что еще несколько часов назад чувствовал к этому человеку антипатию. По-своему он мог нравиться, вполне мог, и даже Хиля перестала ехидничать и глядела на него спокойно и дружелюбно, словно они лет десять провели в одной песочнице. Мы прекрасно пообедали и побродили по улицам втроем, нашли полянку у леса и снова перекусили, запивая пирожки холодным квасом, Зиманский научил Хилю пускать сигаретный дым большими кольцами, а Хиля вдруг вспомнила свои старые загадки - в общем, все было хорошо. У меня даже мелькнула мысль, что можно иногда выбираться вот так за город всем вместе, по-приятельски, и нет ничего особенного в том, что нас будет трое, а не двое. Это ведь просто привычка - гулять без посторонних, а привычки меняются.

Я лежал на солнцепеке, на мягкой траве, сонный, немного вялый, и вдруг почувствовал - заболеваю. Странное какое-то тепло, предвестник тяжкого озноба. И голова звенит комариным звоном, тянет спать, вставать не хочется...