Она просидела так до самого утра. А утром позвонили и сказали, что мой брат арестован. Он обвиняется в… убийстве.

Дальнейшие события напоминали страшный сон.

Арест, следствие, суд. Все усилия были напрасны – Алеша Чернышов был обнаружен рядом с убитой Эллой Ардасовой, в руке он держал орудие убийства, то есть опасную бритву, которой было перерезано горло девушки, и показания единственных двух свидетелей – Старцева Дмитрия и Чеботарева Леонида – убедили суд в его виновности.

Вот эти-то Старцев и Чеботарев не давали покоя Кате.

– Понимаете, Саша, я тогда мало что понимала, но я помню, что однажды я шла по улице, я даже помню, что было солнечно, радостно, я купила мороженое, и вот тут я их увидела… Этих двоих. Они стояли и разговаривали с Эллой. И Старцев обнимал ее за плечи, понимаете? Обнимал и шептал ей что-то на ухо… Она меня не заметила и довольно громко рассмеялась, сказав: «Ну, если мальчики угостят вином…» А потом обернулась, и наши глаза встретились. Она помрачнела и попыталась высвободиться из объятий Старцева, что-то пробормотала в ответ на мое «здрасьте», но я еще не придала этому значения. Так вот, потом эта парочка утверждала, что Эллу они не знали, на пляже оказались случайно, там они и услышали женский крик и пошли туда, и застали ужасную картину – мой брат с опасной бритвой в руке и убитая Элла… Я пыталась рассказать о том, что они были знакомы, но… Кто поверит ребенку? Тем более что брата этого ребенка обвиняют в убийстве? Все улики были против моего брата, а против них – ни одной. Я не знаю, что между ними произошло, но я уверена, что мой брат ни при чем! Уверена в этом так же, как и восемь лет назад!

Она снова потянулась за сигаретой и немного успокоилась.

– Мой отец умер через шесть лет. Он сильно сдал, а мама… О, она заболела сразу, как только все это случилось. Так что я уже два года работаю – продаю газеты и журналы, мы едва сводим концы с концами, да еще приходится ездить к Лешке… Еще семь лет. Я не выдержу. Но еще труднее выдерживать это ужасное знание – что истинные виновники живы-здоровы, они процветают… Скажите, Саша, справедливости нет в нашем мире?

Ну что я могла ответить?

Иногда я и сама задавалась этим вопросом – есть ли она? Нужна ли она кому-нибудь?

История, рассказанная мне Катей, была печальной и в то же время…

Я посмотрела на Ванцова. Он едва заметно пожал плечами. «Я не знаю, насколько ее вера в невиновность брата оправданна», – говорил его взгляд.

– Вы давно знакомы? – спросила я их.

– Нет, – покачала головой Катя. – Мы познакомились неделю назад. Но, наверное, нас с Алексеем Васильевичем свела судьба… Может быть, богу наконец-то надоело смотреть на мои несчастья?

«Ну да, и поэтому он решил повесить на мои хрупкие плечи твои проблемы», – подумала я.

– Я не уверена, что смогу тебе помочь, – призналась я. – Расследовать это дело… Восемь лет прошло. Это нереально… Если не смогли тогда, по свежим следам, то я же не гений, честное слово!

– Тогда я убью их, – спокойно улыбнулась девочка. – Потому что этого нельзя допустить – чтобы убийцы жили припеваючи, а наша жизнь походила на кошмар…

Ну и что мне было делать?

– Подожди, – попробовала я остановить ее. – Я попытаюсь. Но не уверена, что у меня что-нибудь получится…

– Спасибо, – выдохнула Катя.

В ее глазах появилась надежда. Приятно, конечно, но я этой надежды не разделяла.

В тот момент эта надежда казалась мне глупенькой, детской иллюзией, не более того. Я же не из тех людей, которые относятся к себе серьезно…

– Леонид Александрович…

Это не секретарша Людочка – сама грубая реальность вторгалась в мечты Леонида Чеботарева.

Ничего не меняется – это его кабинет, на стенде горделиво торчат пачки сигарет, которыми торгует фирма «Полет», перед глазами – монитор, быстро сменивший картинку на «меню», и то, что от него сейчас хотят, вовсе не совпадает с его желаниями.

Увы…

Чеботарев вздохнул. Даже его внешность была совершенно не такой, о какой он мечтал. Мысленно Чеботарев видел себя высоким, поджарым, светловолосым, с надменным и скептическим взором, но зеркало не собиралось обманывать его. Из зеркала на Чеботарева смотрел маленький толстый очкарик с ранними залысинами, и никакой надменности во взгляде не было – да и откуда ей взяться, если Леонид Александрович был подкаблучником, верным рабом своей супруги Ирины Львовны, женщины властной и решительной.

Ирина Львовна работала тут же, бухгалтером, поскольку оставить своего супруга без присмотра не могла, зная романтичность и странность его натуры. Дело было даже не в секретарше и хорошеньких менеджершах, хотя и эти склонности не были тайной для Ирины Львовны. Она не могла бы сказать, что ей неведомы муки ревности, но она бы куда охотнее согласилась испытывать их, чем свой постоянный страх перед страстным увлечением своего супруга.

Дело в том, что Леонид Александрович мнил себя Художником. Именно так, с большой буквы. Не то чтобы Ирина Львовна не поощряла художников вообще – она ничего не имела против них. Более того, если б Леонид Александрович занялся какими-нибудь пейзажами, она была бы счастлива! Но он не собирался рисовать пейзажи. И портреты его тоже не интересовали.

Кумиром Леонида Александровича был некий Дэвид Линч. И вот тут придется пояснить, какое отношение к увлечению господина Чеботарева живописью имел этот кинорежиссер и почему это так пугало его достойнейшую во всех отношениях супругу.

Когда Ирина Марченко познакомилась на студенческой вечеринке со своим будущим мужем, он показался ей удивительно тихим, спокойным и покладистым человеком. То, что он не отличался ни красотой, ни ростом – разве это так важно? Сама Ирина была довольно невзрачной, так что какие ж могут быть претензии? Правда, когда их роман был в самом разгаре, Иринина подружка Леля Табачникова отвела ее в сторону и, сделав страшные глаза, спросила, хорошо ли она знает Ленечку Чеботарева. Ирина заверила ее, что уже неплохо понимает Леню и ей он кажется очень милым и порядочным человеком. «Про него говорят ужасные вещи, – сказала Леля. – Говорят, он… Ну, как бы это выразиться… Немного НЕАДЕКВАТНЫЙ».

Ирина была девушкой не обидчивой, но в тот день она серьезно обиделась на Лелю. Они даже рассорились, тем более Леля намекнула, что в «прошлом у Ленечки некая страшная и темная тайна». Тихий Ленечка с вечной улыбкой невинного ребенка на устах (уже через пять лет супружества Ирине Львовне, правда, эта улыбка перестала нравиться, более того, начала напоминать ей усмешку дебила) совершенно не ассоциировался в ее воображении со злодеем, поэтому Ирина отмахнулась и заявила подруге, что та ей просто завидует. Более того, по строгому Ирининому убеждению, говорить о людях гадости за спиной – это так неэтично, что она не знает, как ей теперь относиться к бывшей лучшей подруге.

Ленечке она об этом разговоре не сказала. Не в ее правилах было обсуждать сплетни, тем более с человеком, о котором эти сплетни распространяются.

А через несколько месяцев они поженились, несмотря на недовольство Ирочкиных родителей, которым отчего-то Ленечка тоже сразу не понравился. Впрочем, это Ира понять могла – ее отец был уверен, что где-то за углом его ненаглядную доченьку поджидает писаный красавец на белом «Мерседесе», с охапкой роз и путевкой на двоих в Италию, посему приведенный жених, совершенно не похожий на созданный идеал, вызвал у него негативную реакцию. Правда, он все-таки помогал им, пока был жив, да и после его смерти Ирине Львовне оставлено было неплохое наследство, на которое, собственно, и была открыта процветающая ныне фирма. Но тем не менее он никогда не был близок с Леонидом, и их отношения до самой смерти Льва Владимировича оставались более чем прохладными.

Мать же честно пыталась понять дорогого сердцу дочери Леню – вела с ним светские беседы, благо женщина она была эрудированная, преподавала на филологическом факультете такой сложный предмет, как старославянский язык, но на все ее попытки разговорить загадочного толстячка он отвечал своей детско-дебильной улыбкой, в которой бедная женщина все чаще угадывала безжалостный приговор своему интеллекту – увы, она по наивности и представить себе не могла, сколь суров он был! Если ей казалось, что Леонид почитает ее наивной и старомодной, как ее старенький сервант, она ошибалась. Леонид считал ее просто дурой, но умело скрывал свои мысли под мерцанием улыбки.