…Сыновья Аллаха, Саваофа и др. с большой выгодой заменили человеческое жертвоприношение массовыми убийствами язычников и, в свою очередь, – мусульмане – убийствами христиан… Инквизиция и королевская власть покрыли кровью руины Европы, Америки и всего мира; святая рутина боролась против науки железом, огнем, застенками и отлучением от церкви, это делалось в честь Отца всевышнего, во славу Божью. То хорошо, что приказано Господом; то плохо, что Богом отвергнуто: убийство, вероломство, если они предписаны, становятся высшей заслугой».
Данные, приводимые автором со ссылкой на итальянских криминалистов, весьма красноречивы. Неаполь – самый религиозный город Италии («нигде все предписания церкви не исполняются с таким рвением, как там»). При этом в нем и жестокости больше, чем в других городах Италии, что доказывается цифрами: уровень убийств там в два раза выше. При этом среди сотен пойманных убийц ни одного атеиста. Причем, что любопытно, убийцы зачастую крайне ревностные христиане, намного превышающие своей ревностностью обычных католиков: «Убийцы Бертольди, отец и сын, ежедневно присутствовали на мессе, стоя на коленях, преклонившись до земли. Богжия, приговоренный в Милане за 34 убийства, выстаивал мессу каждый день; он носил балдахин во время всех процессий святых таинств; он не пропускал ни одной церковной церемонии; он непрерывно проповедовал христианскую мораль и религию и стремился быть во всех религиозных объединениях… Лаколланж, душивший всех своих несчастных любовниц, которым он давал отпущение грехов в момент смерти, затем, выполняя их волю, совершал мессу. Бурз тотчас после совершения кражи или убийства спешил преклонить колени в церкви. Мазини со своей бандой встретил однажды священника с тремя его соотечественниками; он медленно перепилил горло зазубренным клинком одному из них; затем рукой, еще испачканной кровью, он заставил священника дать ему причастие».
При этом, специально делает оговорку психиатр, «мы не говорим о преступлениях, совершенных психически больными…». Впрочем, далее примеры с «больными на всю голову» он все- таки приводит:
«Первый относится к Людовику XI. Его жестокость вошла в пословицу, и в то же время он был необычайно набожен; он проводил свое время или бормоча молитвы, или осматривая железные клетки, где содержались жертвы его жестокости.
Второй пример – Иван IV Грозный. Мы приведем слова Ковалевского (Иван Грозный, 1893): “Жизнь царя проходила между алтарем и камерой пыток, в обществе духовных лиц и исполнителей его бесчеловечных и жестоких приказаний. Часто он бывал и настоятелем монастыря и палачом, в одно и то же время. Он просыпался в полночь, и его день начинался молитвой. Часто, присутствуя на обедне, он давал распоряжения самые свирепые и самые жестокие. После обеда царь вел набожные беседы со своими фаворитами или шел в камеру пыток, чтобы пытать одну из своих жертв”.
К сказанному необходимо добавить, что смесь аскетизма, суровой набожности и свирепости дополнялась у Ивана необузданной, крайне аморальной сексуальностью. Вновь обнаруживается сочетание мистицизма, сладострастия и жестокости».
Вообще говоря, первым заметил тесную организменную связь между сексуальностью, жестокостью и религиозностью не Ганнушкин. Впрочем, он и не претендовал на лавры первооткрывателя, честно признаваясь, что данная связь была отмечена учеными за столетие до написания его работы. Просто Ганнушкин сделал это на новом уровне и с высоты накопленных наукой за это столетие новых знаний.
А нам из всего сказанного нужно сделать вывод, что животные корни религиозного и сексуального чувства, а также жестокости – одни. И что верующие, как правило, более жестоки и более немилосердны, нежели люди, равнодушные к религии.
Это было хорошо видно, скажем, на примере упомянутого выше печально известного дела панк-ансамбля «Pussy Riot». Кто просил отпустить и не наказывать солисток группы «Пусси Райот»? Атеисты и умеренные православные. А ревностные христиане, сладострастно дрожа, требовали крови и длительных сроков.
По сути, избыточная религиозность – тот же симптом психического нездоровья, что и садомазохические наклонности. Они могут быть выражены совсем слабенько и находиться в границах нормы, но могут за эти границы и выкатываться.
Сделанные нами парадоксальные выводы о большей жестокости верующих в сравнении с неверующими подтверждает и статистика. Психологи Калифорнийского университета в Беркли в 2004 году провели масштабное исследование, которое дало неожиданный (для них, а не для нас) результат: «Люди, придерживающиеся агностических или атеистических взглядов и не очень верующие, больше склонны к проявлению сострадания, чем очень верующие люди».
Атеисты чаще жертвуют на благотворительность, чаще уступают места в общественном транспорте. Что же их заставляет творить добро? Обычная животная эмпатия. Которая у людей верующих приглушена жестокостью (мы ведь помним, что у жестокости и религиозности одни биологические корни). То самое мазохическое чувство униженности перед высшими силами, которое заставляет верующих пресмыкаться перед вышестоящим небесным паханом, падая ниц и вымаливая пощаду, словно на сеансе сексуальной игры «Раб и Господин»… Это же самое чувство в обратном направлении, то есть по отношению к нижестоящим, оборачивается садистическими проявлениями. В душе верующего нет гармонии, она разорвана.
Упомянутый эксперимент проходил по руководством доктора психологии Робба Уиллера, и в нем участвовало более 1300 американцев – верующих и неверующих. Так вот, большинство американцев, которые согласились с утверждением «когда я вижу, что человеком кто-то пытается воспользоваться, я чувствую, что должен защитить его», оказались неверующими.
Участникам, чтобы пробудить в них жалость, показывали видео детей бедняков. Дети – вариант беспроигрышный. Их всегда жалко. После просмотра всем испытуемым раздали по 10 долларов и попросили выделить нуждающимся. Больше всего выделили неверующие. Верующие же были тверды в своей вере! Страдают? Значит, богу так угодно, он их за что-то наказывает…
Подобных экспериментов для контроля было поставлено несколько. И все показали одно и то же: верующие жертвуют меньше и реже.
Глава 5. Живая бомба, или Религия с точки зрения физиологии и социологии
В 2010 году на международной конференции в Дубне, посвященной будущему науки, было сделано одно интересное признание. Ведущий мировой специалист по психологии массового поведения и человеческой агрессии, доктор наук, философ и психолог, один из основоположников социальной синергетики Акоп Назаретян пожаловался:
– После каждого случившегося теракта меня как психолога, много изучавшего «жареные» события (массовая паника, агрессия, слухи и прочее), осаждают журналисты из газет, радио и ТВ с просьбой об интервью. Их интересуют оперативные приемы устранения напряженности. Однако все мои попытки обсудить фундаментальные проблемы, связанные с таким катастрофическим явлением, как терроризм, из текстов интервью аккуратно вырезаются. Предлог: редактор боится конфликта с религиозными учреждениями…
У нас привыкли прогибаться перед религией, а точнее, перед темными массами, имеющими право голоса. В этом – минус всеобщей демократии. Впрочем, о вреде демократии мы еще поговорим, а сейчас послушаем то, чего не желает слушать угодливая пресса, затыкающая рот правде. Что же такого ужасного сказал Назаретян? Он хотел всего-навсего донести до широкой публики тот факт, что связь между психологией террориста-смертника и религиозным сознанием была продемонстрирована в науке не только психологами, но даже и физиологами.
Великий физиолог Павлов, лауреат Нобелевской премии и «собакомучитель», однажды провел такой эксперимент. Перед тем как дать собаке пищу, ее слегка били током. Не опасно для здоровья, но ощутимо. Вскоре у пса выработался условный рефлекс – на удар током выделялась слюна и радостно вилял хвост. После этого силу тока стали постепенно увеличивать – вплоть до ожогов. И все равно, даже несмотря на такую боль, собака не переставала радоваться и капать слюной.