Непонятно, куда девались остальные члены Организации. Несчастный безумец, которого мне пришлось убить, говорил так, будто выжил он один. Может, после засады на Маслинной улице истребили и «стенных крыс»?

Освободив одну руку, я быстро развязал ноги и туловище. Сразу ослабла петля на шее, и я выскользнул из нее. Затем широко зевнул и похлопал себя по щекам, отгоняя сон. Уже сорок часов без сна, и проведенных в таком напряжении, какого не испытывал годами! Я изнемогал от усталости.

Пошарив в Чикином буфете, я обнаружил кусок сыра и бутылку вина. Меня мучила жажда, но от вина еще сильнее потянуло бы в сон. Надкусив сыр, я подумал, где сейчас Чика. Она показалась мне скромной и надежной девушкой, и я мысленно пожелал ей добра.

Оставаться тут не имело смысла. Я поднялся по лестнице и зашагал по проходу. Стояла полная тишина. Наконец я достиг двери, той самой, которая так внезапно открылась и напугала меня, прятавшегося у подножия запасной лестницы. Я приложил ухо к створке и расслышал отзвук далеких голосов и легкий стук. Повседневный шум в обжитом доме. Сердце забилось чаше: почему-то я не сомневался, что на сей раз застану диктатора в его апартаментах.

Я повернул ручку и толкнул дверь, чуть приоткрыв ее. Створка чиркнула о стоявший за ней ящик. Расширив щель до шести дюймов, я выглянул наружу. Там стояла темень и слышались те же самые звуки, только немного громче. Сердце заколотилось еще сильнее. Я у цели. И уже не сгорающий от нетерпения новичок, не имеющий представления об окружающей действительности: волею обстоятельств я стал закаленным бойцом и опытным убийцей. Я вооружен, отважен и украшен боевыми шрамами. И не намерен отступать.

Я двинулся вверх по лестнице, останавливаясь на каждой плогцадке и прислушиваясь. Ничего, кроме самых обычных шумов. Вот и уровень старой крыши, где сразу вспомнилась другая лестница в другом мире, по которой я поднимался на вышку, где меня поджидал челнок. Но эта мысль недолго занимала меня. Из-за двери не доносилось никаких звуков. Засов по-прежнему удерживал растрескавшиеся створки: все выглядело так, как я оставил, спускаясь вниз. Бесшумно открыв дверь, я кинулся к другой, за которой вверх вела следующая запасная лестница. Интересно, не привлекли ли мои маневры чьего-нибудь внимания? Все тихо. Я вздохнул и расслабил напрягшиеся мышцы правого запястья. Убийство становилось для меня уже привычным делом.

Я зевнул и тряхнул головой. Никак не получалось добиться ясности мыслей: трудно даже представить, что через какие-нибудь минуты, а то и секунды я встречусь со своим двойником, со вторым «я», с диктатором этой страны. Я снова зевнул.

Еще сорок футов. Лестничные площадки одна за другой бесшумно проплывали мимо. Гладкие стены недавно покрасили в светло-зеленый цвет. Новыми выглядели и двери из тяжелого полированного дерева. Ничему ветхому и обшарпанному не было места в личной башне диктатора.

На самом верху я еще раз прислушался, отворил дверь и окинул взглядом коридор. Именно здесь я оказался, когда челнок выбросил меня в этот мир воплощенных ночных кошмаров. Ничего не изменилось. Я вышел в коридор и толкнул первую дверь. Она открылась, за ней обнаружилась спальня. Я вошел и при тусклом свете, пробивавшемся из-под края занавески, разглядел широкую кровать, огромный стол у дальней стены, дверь стенного шкафа, мягкое кресло, а справа, за приоткрытой дверью,— просторную ванную комнату. Закрытая дверь в середине левой стены вела, по-видимому, в гостиную. Притворив за собой входную дверь, я подошел к окнам. За портьерами скрывались стальные жалюзи, светло-зеленые, под цвет стен. Поддавшись порыву, я опустил их: они оказались плотно подогнаны к оконным проемам. На столе в темноте я нашарил лампу и включил ее. За сегодняшний вечер мне хватило блужданий во мраке.

На полу элегантно обставленной просторной комнаты раскинулся ворсистый серо-зеленый ковер, а стены украшали две смелые акварели. Вдруг резко ощутилось исходящее от меня зловоние. Одежда прилипала к спине. Я валялся в грязи, бродил в сточной канаве и ползал по залежалой пыли. Изгваздался как черт. Без лишних раздумий скинув расшитый мундир и свалив остальную одежду в кучу у двери, я направился в ванную, отделанную серо-зеленым кафелем. Ванна оказалась длинной и глубокой. Из крана потекла горячая вода. Я забрался в ванну, отрегулировал температуру и поискал глазами мыло. Пистолет мыться мешал, и я положил его на пол рядом.

Полчаса я отмывался сам, а затем вылез и принялся за одежду. Запасным комплектом я не располагал, а эту в нынешнем ее виде надеть не представлялось возможным. Мундир был старательно намылен, тщательно выполоскан и аккуратно расправлен на краю ванны. У двери висел просторный белый купальный халат. Закутавшись в него, я вернулся в спальню. Мне нравилась эта комната, именно такую мне хотелось бы когда-нибудь иметь. Тут мне пришло в голову, что мы с моим близнецом должны быть в некотором смысле похожи.

Я вспомнил о пистолете и сходил за ним. Притуплённый рассудок нашептывал, что подобное поведение рискованно. Неизвестно, когда соизволит вернуться потенциальная жертва. Диктатор мог явиться, когда я, нагой и беззащитный, плескался в ванне. Очередная попытка подстегнуть свою бдительность потерпела фиаско. Мне никак не удавалось собраться и заставить себя быть настороже. Комфорт и ощущение полной безопасности убаюкивали. Но так же нельзя. Недолго и заснуть на ходу.

Я твердил себе, что надо бодрствовать. Надо оставаться начеку. Тогда я услышу, когда он объявится, и успею спрятаться в ванной. Очередной зевок едва не вывихнул мне челюсть.

Усевшись в кресло напротив двери, я приготовился к напряженному ожиданию. Затем встал и выключил свет. Как снова оказался в кресле, не помню.

Мне снилось, что лежу я на морском берегу и лучи солнца отражаются в зеркальной водной глади. Они слепят мне глаза, и я отворачиваюсь. Я заерзал в кресле и открыл глаза. В голове царила полная каша.

Взгляду предстали бледно-зеленые стены комнаты, серо-зеленый ковер. Вокруг стояла тишина, и я не шевелился. Дверь в смежную комнату оказалась распахнута.

Я помнил, как выключил свет,— и все. Кто-то другой включил его. И открыл дверь. Я прокрался сюда, как тать в ночи, а меня застали спящим. Переутомление предательски подвело меня.

Сев прямо, я вдруг понял, что не один в комнате. Повернув голову налево, я увидел мужчину. Он невозмутимо развалился в кресле, вытянув перед собой прямые, словно деревянные, ноги. Руки его слегка сжимали подлокотники кресла из розового дерева, обтянутого черной кожей. Он улыбнулся и подался вперед. Такое ощущение, будто смотришь в зеркало.

Я замер и не спускал с него глаз. Лицо худощавее моего и очерчено резче. На коже густой загар, и волосы сильнее выгорели на африканском солнце. И все же сейчас я смотрел на самого себя. Не на близнеца, не на двойника, не на искусного актера — это был я, собственной персоной. Это я сидел в соседнем кресле.

— А вы крепко спали,— молвил он.

Мне показалось, будто прозвучал мой собственный голос, только записанный на пленку, но его французский, в отличие от моего, был безупречен.

Едва заметное движение рукой подтвердило: мое оружие по-прежнему при мне, а человек, ради убийства которого меня сюда и забросили, в данный момент сидел не дальше чем в десяти футах от моего кресла и к тому же без охраны. Но я не двигался. Я не готов, пока не готов. Может, никогда не буду готов.

— Вы выспались или хотите поспать еще, прежде чем мы начнем разговор? — поинтересовался он.

— Выспался.

— Не знаю, как вы пробрались сюда, но мне достаточно того, что вы здесь. Я знал, что судьба не оставит меня. Только не знал, какой дар она мне уготовит, но ничто не может быть ценнее этого — дороже брата.

Я не знал, каким предстанет мне диктатор Баярд: мрачным головорезом, мегаломаном с бегающими глазами или коварным интриганом. Но не ожидал встретить живое отражение себя самого, увидеть человека с теплой улыбкой, поэтической манерой речи, называющего меня своим братом.