Тут я вспомнил, что Томас вовсе не виноват, что он-то — наш, и что он теперь мой товарищ, и мне стало стыдно. Я даже обнял его за плечи.

— Но это все ерунда, Том! Разберемся. И не такие задачи решали!

И мы перешли на более интересную тему — мою работу. Я все-таки рассказал ему об эксперименте.

— А как ты результаты потом собираешь? — заинтересовался Томас.

— Обыкновенно. Вручную. Сначала анализатором, потом заношу цифры на планшет…

— Для этого лучше сканер, — произнес канадец и, повернувшись, извлек из своей сумки… эх, мечта! Он был похож на нотик, только еще меньше, и с выдвижным манипулятором. На черной лаковой крышечке вязью выведено — ЛОМО. Это же «Орлиный глаз»! Генный сканер, разработанный в Ленинграде. Мы заказывали такие, но ленинградцы сказали, что там возникли какие-то сложности с производством, и придется подождать. Возможно, несколько лет. А опытную партию уже выпустили.

— Нам прислали образец в Канаду, — пояснил Томас, — а когда фирма распалась, мне зарплату последнюю не выплатили, ну и я сканер взял себе и сказал, что не отдам, пока не будет зарплаты. Так в суматохе у меня и остался. Мне он, правда, самому не нужен, я вообще генетикой не занимаюсь.

— А мне бы очень пригодился, — заметил я, — да и многим у нас.

— Так давай я тебе его продам! — предложил канадец. Я довольно долго соображал, что он имеет в виду. Мне показалось, что это такая ролевая игра.

— А-а, понял. Но у нас же нет денег! Как я тебе могу это… заплатить? Идентификатор, что ли, свой подарить на время? Так у тебя точно такой же.

Томас был вполне серьезен.

— Ты можешь заплатить мне чем-то другим. Например, твоя коллекция. Проигрыватель можешь оставить себе, у меня есть.

У меня возникло такое же ощущение, как в Корее, когда стенка убежища обрушилась, и в пролом полезли морпехи в ОЗК. В районе желудка сконденсировался холодный жгучий ком и медленно распространился по всей области живота.

— Надо подумать, — произнес я наконец.

— Подумай! Цена нормальная.

— Ты хочешь — все фильмы?

— Ну конечно. Шесть десятков дисков — не много за такую технику! Ну как? Или жалко?

— Да нет, не жалко. Но… знаешь, я еще подумаю.

В прозрачной вогнутой полусфере экрана вокруг меня появились изображения Надьки, Юльки, Васи и Катерины. Вернувшись домой и пообедав — Уля еще не пришла с проекта — я первым делом вызвал друзей. Большая часть, правда, была занята, но кое-кто откликнулся.

— Ну чего? — сварливо спросила биотехнолог Надька, — до видака еще два часа! Я тут над рассказом собиралась поработать, у нас конкурс литературный!

— Да знаете, народ, я сегодня новенького общал. Колхоз показывал и вообще.

— Это эмигрант, что ли? — спросил Вася. Наш славянский богатырь. Занимается геноконструированием декоративных цветов.

— Ага. Томас его зовут…

И я рассказал слово за словом сегодняшнюю историю. В том числе и о сканере, и о предложении Томаса рассказал.

— И вот я теперь даже не знаю, как быть. Сканер дико нужен, сами понимаете! Это я бы в пять раз быстрее данные обрабатывал!

— А коллекцию жалко? — уточнила Юлька.

— Ну а ты как думаешь? Но я бы отдал, вот честное слово, отдал бы. Коллапсар с ней!

— Может, переснять? — предложила деловитая Надька.

— Я даже не знаю, где сейчас такие диски взять! Перезаписать на комп можно, но это же совсем не то! В Информатории они все и так есть… Но это коллекция!

— Но с другой стороны, это баловство, — прогудел Василий, — а сканер…

— Ребята, мы не о том! — решительно пресекла Катерина. Кате за пятьдесят, у нее двое взрослых детей, она доктор и профессор физиологии растений, к тому же кинорежиссер. — Дело не в том, жалко или не жалко! Вот представляете, этот Томас теперь будет у нас работать… И как мы с ним должны общаться? А например, модулятор у него можно попросить, если свой сломался? Ведь это же его собственность! — Катерина произнесла это слово с легким омерзением. — А можно его попросить отдежурить за тебя, если не можешь? Или за это тоже придется чем-то… платить?

Мы растерянно замолчали. Я не знал, как все это оценивать. Что вообще значит такое предложение? Вроде логически все выглядит правильно. У него есть ценность, у меня тоже. Мы можем обменяться взаимовыгодно… тьфу. В чем дело? Может, потому что нас еще в садике и школе по-другому учили: если вещь тебе не нужна, а нужна другому — поделись. А научные приборы и вовсе лучше всего отдать в общую собственность.

Но мы уже давно не в детском садике…

— Может, вынести этот вопрос на видак? — предложил Вася, — Этот Томас… он ведь тоже будет присутствовать.

— Ну это уж совсем! — возмутилась Надя. — Мы же не в армии! И человек же не виноват! Что же его теперь, клевать всем коллективом? Или коллективно заставить отдать сканер?

— Фу-у, Надя!

— Да не нужен мне на фиг этот сканер! — сказал я в сердцах. — Обойдусь вообще! И давайте это все забудем.

— Подожди, — прервала меня Катерина, — я предлагаю поговорить с Алексеичем.

Алексеич был дома и вызовы принимал.

Михаил Алексеевич Рощин, главный мастер-организатор нашей фабрики (раньше таких мастеров еще называли английским словечком «менеджер») — личность примечательная. Он родился аж в 1973 году. Учился в техникуме еще при Первом Союзе, пережил перестройку, во времена РФ успел создать фирму, закончить какой-то вуз, посидеть в тюрьме, создать сначала легальную, а потом подпольную организацию коммунистов, потом воевал в Третью Мировую на Ближнем Востоке, работал в ядерном очаге на севере Италии, потом руководил строительством социалистических предприятий в Таджикистане, а затем прочно осел на родине, в Новосибирске. Уже пять лет, как он у нас главный организатор, и справляется с работой очень неплохо. Конечно, он мог бы не работать или хоть уйти на нехлопотную должность. Но Алексеич чувствует себя прекрасно и вовсе не рвется на покой.

Он возник в центре экрана — крепкий и кряжистый, с небольшой седой бородкой, в узорчатом свитере.

— Салют, товарищи, — сказал он торжественно, — в чем дело? Почему нельзя было видеоконференции дождаться?

Я вкратце повторил свой рассказ. Алексеич задумался. Беспокойная Надька хотела уже прервать молчание, но Алексеич, словно почуяв это, сделал отрицательный жест.

— Сейчас. Я размышлял. Да, я знаком с этим явлением, ребята. Деньги, торговля… Это явление было даже еще при Первом Союзе, но тогда это было неизбежно. А в ФТА сейчас даже хуже, чем у нас при рыночном фашизме. Была раньше даже такая поговорка: одни любят воевать, а другие торговать; дескать, вторые лучше. А на самом деле это две стороны одной медали: торговля рано или поздно приводит к войне. А как это влияет на отношения людей между собой! В ФТА человек человеку — волк, каждый чувствует себя одиноким и сражается за собственное существование, как в тылу врага.

— А у нас человек человеку — друг, товарищ и брат, — ввернул Василий. Алексеич продолжал.

— А теперь представляете, такой вот одинокий волк — и у него есть ресурс. Не просто доставшийся, а выгрызенный у этой жизни. Материальный ресурс. Ему и в голову не придет отдать его просто так. Как можно! Он сам никогда ничего даром не получал — и не отдаст ничего. А вот на эквивалент, не менее ценный — обменяет. Такова логика Томаса.

— То есть получается, это у него просто от страха? — уточнила Юля, самая наша молодая работница, ей всего двадцать два.

— Да. Подумайте, вы-то росли без всякого страха вообще. Перед вами все пути открыты. Вы можете учиться по любой специальности, выбирать любую работу, лишь с некоторыми ограничениями — по способностям, по возможностям общества. Можете сделать перерыв, чтобы на год отправиться путешествовать, чтобы отслужить в армии, чтобы родить и вырастить ребенка, и никто вас за это не уволит. У вас есть свободный доступ к любой информации, к любому образованию… Вы даже не представляете, как жить, когда всего этого у человека нет, и за все это надо бороться, все надо покупать. Знаете что? Я предлагаю не форсировать события. Пусть Томас поживет у нас, поучаствует в самоуправлении, поработает. Найдет друзей. Но вот покупать я бы не стал, и это заставило бы его впервые задуматься. Знаешь, Валера, может, и правда, обама с ним, с этим сканером?