— Так говори! — воскликнул он в нетерпении.

— Я не могу так! Неужели ты не понимаешь, что это важно!

— Я понимаю, — постарался быть терпеливым Роман. — У меня жена там уже кипятком писает. Пойдем, я тебя провожу, по дороге поговорим.

Роман повел Анжелику кратчайшим путем — мимо складов с лающими собаками — туда, где он мог поймать машину для нее.

— Но я не хочу никуда идти! — возмущалась Анжелика, плетясь за ним. — У тебя такая манера разговаривать — на улице среди снегов?

Глухие высокие заборы с раздвижными железными дверями мелькали слева и справа. Роман привык так возвращаться домой со стоянки, дорога через промзону была самой короткой. Анжелика же удивленно и недовольно оглядывалась по сторонам. Они шагали вдоль железнодорожного полотна по протоптанной тропинке, которая время от времени пересекала рельсы, оказываясь то слева, то справа от них, и Анжелика спотыкалась каждый раз, когда нужно было перешагнуть рельс.

— Ты можешь представить, чтобы твоя жена, например, хотела поговорить с тобой о ваших отношениях, и ты вот так разговаривал с ней на улице? — обиженно ворчала Анжелика. — Мне холодно, в конце концов, у меня задница мерзнет! Я сегодня даже без шерстяных колготок!

Роман все ждал, когда она скажет то, что хотела сказать, а она вновь и вновь возвращалась к теме его семьи.

— Моя жена, во-первых, не стала бы шляться со мной по снегам без шерстяных колготок даже ради очень важного разговора, — ответил Роман. — Она вообще не потащилась бы со мной в такой ситуации. Она очень практичная.

— Просто она не любит тебя! — заявила Анжелика, с сопением вышагивая сзади.

— А ты? Ты любишь меня?

Они наконец-то вышли к домам, на проезжую часть. Валил снег. Анжелика остановилась напротив Романа, молчала, моргая длинными ресницами. Кожаная куртка в последнее время стала узка ей, особенно в плечах, и казалась короткой.

— Ты же тоже не любишь меня! — воскликнул Роман. — Я не знаю, что тебе от меня надо, но ты не любишь меня!

— Если что-то не сказано словами… — произнесла Анжелика грустно. — Да уж. Привык, чтобы тебе все сообщали открытым текстом. А как насчет читать по глазам?

— Что читать? Вы достали меня! — схватился за голову Роман. — Я боюсь смотреть вам в глаза! Та кричит, что любит, а в глазах — только страх, а ты… у тебя в глазах — такое!.. Ты уверена, что это не ненависть?

— Что? — сощурилась Анжелика.

— То, что ты ко мне испытываешь?

Ее когда-то казавшиеся бездонными глаза, а теперь пустые и холодные… Невозможно было даже представить, что творится у нее в душе.

— Нет, — сказала Анжелика.

— От любви до ненависти — один шаг, — заметил Роман. — Что ты хотела мне сказать?

Хотела она что-то сказать или не хотела — но она упорно не говорила это. Если бы сейчас она кинулась к нему на шею, обняла, сказала просто: «Рома, я люблю тебя»… Черт его знает, может быть, он бросил бы все ради нее… Она молчала. Как назло, проезжая часть пустовала. Роман махнул рукой двум одиноким машинам, но те равнодушно пронеслись мимо сквозь снегопад, не сбавляя скорости. Анжелику била дрожь. «От холода», — понял Роман. Нужно было что-то делать. Никакого намека на такси, и Анжелика явно не собиралась расставаться с Романом сейчас.

Они потащились назад через снега, через рельсы, мимо мертвых глухих стен. Роман все еще надеялся, что она скажет что-то такое… не ложь, не удачное построение хорошо продуманных фраз…

— Если у тебя есть хоть что-то ко мне… какие-то чувства, не знаю… давай пока оставим все вот так, — сказал Роман.

— Пока?

— Я не могу сейчас с тобой встречаться, — объяснил Роман. — Пусть все уляжется. Потом посмотрим.

— Потом? — переспросила Анжелика с издевательскими интонациями. — Ты думаешь, я потом захочу?

Только он собирался пожалеть ее — замерзшую, тяжело вышагивающую по сугробам в своих высоких сапогах, — как она бросала такую фразу…

— Тогда о чем мы вообще говорим?! — взвился Роман. — Если ты не захочешь меня видеть через месяц или два?

— Я не знаю, — сказала Анжелика устало.

— А я знаю, что моя жена всегда примет меня назад! Что бы ни случилось! А ты… Я ни в чем не уверен с тобой! В том, что будет завтра, послезавтра… Я даже не уверен, что этот ребенок — мой!

— А, вот так, — отфиксировала Анжелика.

Едва они успели забраться в машину (Роман включил печку на полную мощность, чтобы отогреть вконец замерзшую Анжелику), как его позвали к телефону. Естественно, это была Катя.

— Ты еще там? — по голосу жены Роман моментально сообразил, что дело пахнет жареным.

— Как видишь.

— Я все поняла.

— Что ты поняла?

— Ты там с ней, да?

— Ты думаешь, я трахаю ее здесь, что ли?

— Я жду еще двадцать минут, — сообщила Катя с угрозой в голосе. — Потом я приду на стоянку.

— Я сейчас отведу машину в гараж и приду, — пообещал Роман.

— Я жду еще двадцать минут, — повторила Катя.

— Знаешь, почему мне проще с женой? — сказал Роман Анжелике, вновь забираясь на водительское место. — Потому что я ее могу послать на три буквы. Потому что я знаю, что она все равно моя! Что она не обидится на меня навеки, если я обзову ее или даже ударю! Это отношения, понимаешь? А тебя я даже не могу посадить на такси и отправить домой! Ты имеешь власть надо мной! И это мне не нравится!

— Что еще тебе не нравится? — спросила Анжелика, суживая глаза.

— Ты хочешь совсем поссориться? — уточнил Роман. Он все еще надеялся, что она выйдет из машины и уйдет, она уже согрелась, и она явно ничего не собиралась говорить ему, и скоро здесь появится Катя… Да черт с ним, пусть все идет, как идет!

— Нет, это ты хочешь поссориться, — сказала Анжелика. — Ты помнишь, с чего все началось сегодня? Ты сказал, что хотел бы поссориться со мной.

Она не собиралась уходить.

— Я чувствую, что мы должны сделать паузу, — сказал Роман, выводя машину со стоянки. — Я не думаю, что мы должны расстаться совсем. Это то, что я хотел тебе сказать.

— Подожди, — Анжелика резко нагнулась вперед, как будто собиралась боднуть лобовое стекло. — И… то есть ты не будешь скучать без меня?

— Я не знаю. Я не уверен.

— Ах, так… — протянула она.

В молчании они доехали до гаражей. Роман, мысленно проклиная себя, сунул сторожу полтинник, и тот с готовностью распахнул ворота перед запоздавшим «Опелем». Анжелика молчала, пока Роман ставил машину в гараж, пока запирал двери… Затем он повернулся и категорически зашагал к воротам гаража. Анжелике ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Роман взял ее под руку, повел, ускоряя шаг.

— Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Ты была лучшей. Но сейчас… Разве ты это не чувствуешь? Разве ты не понимаешь, что даже в постели у нас стало как-то не так?

— А с женой — лучше? — спросила Анжелика.

— По крайней мере, я знаю ее уже семь лет, — сказал Роман. — По крайней мере, я уверен в ней. Что она не бросит меня, не кинет. Как ты Сашу. Ты ведь, наверно, его тоже любила.

— Не тебе судить об этом, — резко ответила Анжелика.

— Да, конечно, — легко согласился Роман.

— Ты мог бы быть уверен во мне, — сказала Анжелика с укоризной.

— Это все слова. Всего лишь слова. А человек… Моя жена… У меня была возможность убедиться. Не однажды.

— А ты не думаешь, что человеку глубоко на тебя наплевать на самом деле? — закинула удочку Анжелика.

— Не думаю, — ответил Роман уверенно. — Вон этот человек стоит.

В воротах гаражей, темная на фоне ярко освещенных фонарями белых сугробов, рисовалась хрупкая фигурка Кати.

У ворот стояла — Анжелика сразу узнала ее — Катя Потехина. Маленькая, бледная, в коричневой, вставшей колом дубленочке, детской какой-то, и в детской же шапочке, замшевой, кругленькой, по форме похожей на чепчик. Она вся напоминала собой какого-то нелепого младенца, белого, неправильного, вынутого из коляски и уродливо увеличенного до полувзрослых размеров. У Анжелики отчаянно забилось сердце, но она — виду не подавая — продолжала вышагивать с Ромой под руку. Они подходили все ближе и ближе, столкновение было неминуемо. Рома почему-то молчал, будто язык проглотил, и Катя пока молчала, смотрела на них своими огромными лошадиными глазами, которые одни занимали половину ее крохотного личика.