- Вы не могли бы показать их нам?

   Странно, не замечал за Михом тяги к искусству. Впрочем, если вспомнить картину в доме Зинзивириэля. К чему клонит?

   - Прямо сейчас? - удивился Тёмный Владыка, - Я сам хотел вас пригласить, но думал завтра...

   - Очень бы хотелось, - вежливо настаивал Мих, - Георгий, я очень вас прошу. Сейчас светло, всё должно очень хорошо смотреться.

   - Хорошо, - спокойно согласился Гоша, - пойдёмте, только держитесь всё-таки от меня дальше, чем на четыре метра, мало ли что...

   Мы шли по роскошным анфиладам мимо стражников с дубинками, мимо вышитых ковров и горящих факелов там, где в коридорах не было ни одного окна, первым Георгий, за ним, буквально след в след, Мих, и мы - в четырёх метрах позади. Роксана с Фимой меня опережали, и создавалось чёткое ощущение, что они закрывают меня своими телами от возможного удара. Галерея открылась внезапно - огромный зал со стеклянными окнами, прекрасно пропускающими солнечный свет и создающими удивительное тёплое освещение. Все стены были увешаны картинами - большими и маленькими, абстрактными и вполне реалистическими. Чувствовалось, что и зал, и размещение полотен тщательно продуманы и выполнены с огромной любовью.

   - Великолепно, - восхитился Мих, - а дизайн тоже вы разрабатывали?

   - Да,- ответил Гоша, и его голос эхом отдался в пустом помещении, - у меня была масса свободного времени.

   Залов оказалось четыре. Мы обходили их один за другим, Мих и Гоша по-прежнему впереди, мы в отдалении. Злат шумно восхищался, пока Мих не приложил палец к губам. Фима молчал, но глаза его светились восторгом. Не могу сказать, что я тонкий ценитель живописи, но некоторые вещи были абсолютно гениальны. Что-то светилось мягкой душевной теплотой, от каких-то холстов веяло безысходным мраком, но факт - он создавали совершенно чёткое настроение. Пару картин я бы купил для интерьера своего дома - спокойные ровные пейзажи средней полосы, удивительно диссонирующие с большинством полотен - Гоша предпочитал абстракции, хотя попадались и портреты, и натюрморты. Мы шли медленно, Мих задерживался то у одного, то у другого полотна, а Гоша кратко излагал ему историю его создания. Миновав четвёртый зал, они развернулись и пошли обратно. Я даже по Третьяковке обычно бегаю галопом, а Мих чуть ли не по нескольку минут у каждой картины останавливается, разглядывает, еще и расспрашивает. Когда из первого зала он пошёл ещё на один заход, я чуть не взвыл.

   - Скажите, Георгий, я правильно понимаю, что мотив вот этой жёлтой линии начинается здесь, теряется, выныривает, переплетается с голубой, а потом продолжается вот здесь?

   Охренеть, мотив жёлтой линии в абстракции! Зато Фима как застыл у этого мотива с открытым ртом, так на следующий заход и не пошёл.

   - Гениально, - выдохнул он, - так точно передать неуловимость плетения заклинаний! Переход одной составляющей в другую, взаимосвязь вербального и невербального, трансформацию пространства...

   Пошли на третий круг.

   - Георгий, а вот эта вещь, насколько она ранняя?

   Ценитель хренов! Чего он добивается?

   Фима все изучает мотив жёлтой линии. В полнейшем одурении. В глазах - восторг и вдохновение.

   На четвёртый. Даже такой дурак как я уже может сообразить, что он не просто так ходит.

   - Что вы говорите! С натуры или по памяти?

   На пятом заходе посреди второго зала Мих вдруг остановился, стащил с себя куртку, отшвырнул к стене третьего зала и сказал:

   - Георгий, ты помнишь, что я пришёл просить тебя о помощи? Помоги мне, здесь и сейчас, прошу тебя.

   Они стояли слишком далеко, но я видел, как отступил на шаг Гоша.

   - Прямо сейчас? - спросил он севшим голосом. - Я думал, у меня есть ещё хотя бы день...

   - Прямо сейчас, - ответил Мих, - завтра дня может не быть.

   Гоша молчал. Он долго молчал, опустив голову.

   - Хорошо, - спокойно сказал он наконец, - я думал, может, этой ночью мне удастся написать портрет вашей спутницы. С огромным количеством косичек, - мне показалось, что ему даже удалось улыбнуться. - Хотя бы набросок. Но нет времени, так нет. Что я должен сделать?

  - Георгий, - голос Миха звучал совершенно спокойно, - до тебя ещё никому не удалось связать его на столько лет, и не выпустить. Я говорю тебе совершенно ответственно, и я знаю, о чём говорю - выбросить его из тела куда проще. Только ты должен именно выгнать его, а не позволить ему уйти, иначе он убьёт тебя на выходе и опять скроется. Идеально будет, если ты вышвырнешь его прямо в кандалах, или заляпав краской, или ещё как-то, чтобы он хоть на мгновение потерял ориентацию. Когда ты это сделаешь - беги к западному выходу, в третий зал. Злат, Виктор, Роксана прямо сейчас отходите к восточному выходу, в первый. Фима, встань у западного выхода, возможно тебе придётся оказывать медицинскую помощь.

   Мих оглянулся. Фима оторвался от абстракции и занял позицию напротив нас.

   - Можете остановиться в дверях и посмотреть, это уже не опасно. Виктор, ещё отдались, Роксана, встань за Злата, а то у мужиков хватит ума кинуться закрывать тебя собой.

   Роксана деловито кивнула и спряталась за нас.

   Всё это время Мих очень медленно поворачивался, взяв Гошу за рукав. Оказываясь ко мне то боком, то лицом, он рассматривал поле будущего сражения, ведя Георгия за собой. Они описали три полных круга, и замерли в исходной позиции. За спиной у меча маячил один из пейзажей, по поводу которого я как раз раздумывал, подошёл бы мне такой или нет, - лес, поле, речка, избушка, церквушка, - солнечный и немного наивный, куда менее мастерский, чем все остальные Гошины картины, но очень умиротворяющий. В доме он никогда не приестся и не создаст дисгармонии, но у Георгия были и куда более достойные картины, не менее солнечные, зато гораздо более зрелые, которыми и похвастаться не стыдно, а этот гостям не особо и продемонстрируешь.

   - Георгий, - совершенно спокойно сказал Мих, оставаясь спиной к картине, - я отойду на полшага, а ты скрути его в последний раз и выкини. Только не забудь - выкини в цепях. Лучше вверх, можешь и на меня, куда тебе удобно. Теперь это не опасно - я тут, и я его жду. И сразу беги, хотя, если ты его прогонишь, не думаю, что его вышвырнет отсюда в момент твоей смерти. Фима, подстрахуй на всякий случай.

   Меч усмехнулся. Так, что у меня перехватило дыхание.

   - Фактически, окажется, что ты с ним уже не связан. Я так думаю, - подытожил Мих, - но лучше не рисковать.

   Он сделал обещанные полшага назад и резко закончил:

   - Давай, Георгий, пора.

   Секунду, две, три, пять ничего не происходило. Гоша молчал, глядя в пол.

   - Шхарик, - засмеялся Мих, доставая из воздуха два меча, - не упирайся, куда ты денешься, ты же всё равно по рукам и ногам скован, а так у тебя ещё есть шанс со мной потягаться. Запомни, пока ты дерёшься - ты ещё жив, а я соскучился, у меня так давно ни одного нормального противника не было, так что я может, ещё и поиграть с тобой пожелаю, всё подольше протянешь. Что такое - тебе, никак, уходить не хочется? Так приятно на цепи сидеть, как сторожевому кобелю? Ну ты мазохист! Или Гоша такие кандалы красивые на тебя надел? О, да ты здесь творчеством столько лет наслаждался, и теперь расстаться с красками не можешь? Обалдеть, какие метаморфозы! Рисовать научился, кистью махать понравилось куда больше, чем клинком? Наслаждение получаешь, когда пишешь? Творишь с Гошей за компанию? Нравится никак? Что там - холст, темпера, масло? Ё, я сейчас разрыдаюсь от умиления - мой ученик ударился в живопись и пишет картины, - вот такие, да?

   Шаг в сторону, и Гоша оказывается перед наивным и милым пейзажем. "Одна из самых первых моих работ здесь", - сказал он о нём, застенчиво улыбаясь.

   - Прелесть, правда? ГОША, ДАВАЙ!

   Тень взвилась над головой Тёмного владыки - скрученная, в обрывках цепей. Развернулась, расправляя крылья, и на миг - совсем неуловимый миг - замешкалась. Рывок - к холсту, краткая заминка, и - удар двумя клинками сразу: в холст и художника. Демон не успел: за ту долю мгновения, что он потерял на пейзаж, Мих успел отшвырнуть Гошу метров на десять в сторону. И сразу - мечом подправить траекторию полёта твари. Клинок тёмного врезался в угол холста, начисто снеся верхушку сосны. Мгновение - тень развернулась и бросилась за Гошей. Мощный удар с левой отшвырнул её обратно к пейзажу. Бросок в мою сторону - удар с правой, картину перекашивает. Рывок вверх - крылья клубятся за спиной сгустками тьмы. От запредельного воя закладывает уши и лопаются стёкла.