Ссамого начала Энгер испытывал множество трудностей со своим заветным проектом,которые привели к слухам, что фильм был — в буквальном смысле — проклят. Егопервая попытка воплотить замысел в жизнь состоялась в 1967 году и провалилась,когда его первый главный актер, пятилетний мальчик — вероятно, еще однопредставление «внутреннего дитя» Кроули — трагически погиб перед началомсъемок. Его место сперва занял Бобби Бьюсолейл — также известный под именамиКупидон, Святоша, Херувим и прочими таинственными прозвищами — бывший гитаристгруппы Love. Некоторое время Бьюсолейл жил в Сан-Франциско вместе с Энгером вбеспорядочно построенном старом особняке на Фултон-стрит, который местные называли«русским посольством». Однако они поссорились, когда Энгер спустил Бьюсолейла слестницы, обнаружив, что тот спрятал в подвале большой пакет марихуаны. ЗадетыйБьюсолейл сбежал, захватив с собой большую часть отснятой пленки, и сжег ее вкалифорнийской Долине Смерти. В отместку Энгер наслал на него «проклятиелягушки», посадив лягушку в колодец. Когда вскоре после этого Бьюсолейл, теперьспутавшийся с семьей Мэнсона, был арестован за связанное с убийствами Тейт иЛа-Бьянки убийство учителя музыки Гэри Хинмана, он был осужден на пожизненноезаключение — закрытый в четырех стенах, прямо как проклятая лягушка Энгера.
Используято небольшое количество материала, которое удалось спасти после эпизода сБьюсолейлом, Энгер смонтировал «Заклинание моего демонического брата»,использовав музыку Джаггера. Но его намерение всегда возвращалось к тому, что,как он чувствовал, станет трудом всей его жизни, на этот раз с Джаггером в ролиЛюцифера, а также с Мэриэнн Фейтфул и Дональдом Кэммелом в других главныхролях. Когда Джаггер внезапно передумал, снова остановив производство, Энгернаказал его, выбрав на роль его младшего брата Криса. Но младший Джаггероказался ничуть не лучше и был уволен после ссоры на съемочной площадке. Вконце концов роль была отдана рабочему со сталелитейного завода в Мидлсбро поимени Лесли Хаггинс, и съемки начались.
«Яуже был наслышан об Энгере как об авангардном режиссере, — рассказал Пейджавтору журнала Classic Rock Питеру Маковски в 2007 году. — Я помню, что виделдва его фильма — «Восход Скорпиона» и «Заклинание моего демонического брата» —в кинематографическом обществе Кента, и уже слышал об Энгере, так как читал иизучал Алистера Кроули... [Поэтому] я хотел с ним познакомиться. В итоге онпосетил мой дом в Сассексе, а я побывал в его лондонской квартире». Как раз вовремя визита в лондонскую квартиру Энгера «он обрисовал свою идею фильма,который стал „Восходом Люцифера“. Тогда он спросил меня, не хочу ли я принятьучастие в производстве, написав музыку, и я согласился». Это решение, безособого преувеличения, ему еще аукнется.
Пословам Энгера, у них с Пейджем было «джентльменское соглашение», и они никогдане обсуждали денежный вопрос, так как предполагалось, что их сотрудничество —это «произведение любви». Они должны были поделить прибыль от фильма, а Пейджзабирал также все деньги, которые впоследствии заработает саундтрек. В ответПейдж создал свой аудиоэквивалент фильма Энгера, самую оригинальную,экспрессивную, хотя и полностью забытую музыку за свою карьеру. Это было, какон сказал, «честью».
ТеперьПейдж утверждает, что ему не предоставили окончательно смонтированногоматериала для работы, замечая, что Энгер таким же образом заказывал саундтрекидля «Восхода Скорпиона» и «Заклинания моего демонического брата». Все, что онзнал, как он сказал Маковски, — это что фильм «был о египетских божествах». Инекоторых героев: «Есть Исида, которая связана с ранними религиями. Исида — этоэквивалент почитания человеком человека, теперь выраженный в Будде, Христе ивсех остальных, как три стадии. А ребенок — это Гор, находящийся в детскомвозрасте. И это в большей степени Нью Эйдж, чем виделось».
Однаков 1976 году он сказал Мику Хогтону, что ему для работы предоставилидвадцатипятиминутный фрагмент начала фильма. Он переживал, сказал он, потомучто «начало — это отрывок с рассветом, и тут же напрашивается сравнение с „2001годом“ [Стэнли Кубрика]. Фильм снимался в Египте, и я хотел отразитьнеподвластность времени, поэтому, используя синтезатор, я старался изменитьоригинальный звук каждого инструмента так, что сразу невозможно сказать, чтоэто гитара или барабан. Я жонглировал звуками, чтобы избавиться от узнаваемыхособенностей как таковых».
Онбыл воодушевлен осознанием того, что, в отличие от пластинок Zeppelin,адресованных самой дикой из всех возможных аудитории, «это обещало статьчем-то, что, как я понимал, будут показывать в художественных лабораториях,подпольных кинотеатрах и обществах», — он позволил своему воображениюразгуляться. Помимо своей электрогитары, пропущенной через синтезатор ARP, ониспользовал меллотрон, двенадцатиструнную акустическую гитару, различныеклавишные, а также барабаны табла и темпуру (жужжащий индийский инструмент) — ина всем этом играл сам. Для кульминации он создал эффект на синтезаторе:«Гигантские горны, звучащие как трубы Гавриила. Это был хороший отрывок».
Конечныйрезультат, судя по крайне раритетной нелегальной записи на CD-диске [Сноска: Официальный релиз саундтрекасостоялся с подачи Джимми Пейджа в 2012 году. — Прим. пер.], как и можно было ожидать, представляет собой выбивающееиз колеи аудиоприключение. Оно начинается с громкого гипнотического жужжания,которое продолжается несколько минут, и редкие мелодии — поочередно зловещие,угрожающие, таинственно эйфористичные — растворяются в диссонирующих каденциях,одновременно отталкивающих и притягивающих, как электрический ток. Примерно надвух третях композиции в акустическую трясину, будто нарастающие испражнения,врывается гроза, сменяемая буддистскими песнопениями, звучащими так, словно ихзамедлили и исказили, гармонично, но темно и угрожающе, и с этого момента всестремится к своеобразной ошеломительной вибрирующей кульминации, когда вотдалении слышится еще один приглушенный раскат грома. В конечном счете,чувство, которое ощущается снова и снова, — это чувство дезориентации. Неполного сумасшествия, но тем не менее осознания себя разбитым, ошеломленным...лишенным душевного равновесия. Несколько раз проиграв композицию целиком, с техпор я не склонен часто слушать ее. Или, как написала выдающийся американскиймузыкальный критик Джули ЛеКомпт: «Захватывающая и волнующая, эта композицияпрекрасно выразила некоторое безумие Пейджа».
Темвременем в так называемом реальном мире собственный фильм группы все ещеснимался. Изначальная идея запечатлеть концертное представление, добавив в негоинтервью и закулисные сцены, была расширена, и Джо Массот — мучившийся впопытках упорядочить материал с двух отснятых им концертов — предложил броситьпростой замысел документального фильма и сделать нечто такое, что лучше быпоказывало, кем на самом деле является группа, и для этого каждый из ееучастников, а также Грант, должен был появиться в собственном отрывке, где онимогли предстать в любом образе на свой выбор. Массот рассказал: «Мы хотелипоказать их как личностей, но не традиционным способом, используя интервью. Имхотелось более символического представления. Все персональные эпизодыпредполагалось объединить с музыкой и выступлениями группы».
Наподобиефильма T. Rex 1972 года под названием Born to Boogie, который, попретенциозному заявлению Марка Болана, был основан на напоминающих сны картинахФеллини, но имел больше общего с неловкими «идиотскими» идеями, впервыепоказанными в «Вечере трудного дня» The Beatles — к примеру, короткимпревращением Ринго Старра в бродягу, — хотя их и ограничивал тот факт, чтоникто их них не умел играть на сцене и не мог придумать подходящие связанныемежду собой идеи для создания пяти в равной степени интересных образов,отрывки, ставшие известными под названием «фантастические эпизоды», однако,непреднамеренно рассказали многое о каждом из них. Так, Плант в готовом фильмепредставал в образе красивого принца с мечом, прирожденного для мореплавания,верховой езды и спасения юных принцесс, и появлялся во время расширенного инструментальногопассажа ‘The Rain Song’. Он дрался на мечах на булыжном полу Большойбашни замка Раглан (полуразрушенный замок пятнадцатого века, находящийся междуМонмутом и Абергавенни, который был построен ветераном битвы при Азенкуре сэромУильямом ап Томасом, «синим рыцарем Гвента»), и, каким бы неловким это теперьни казалось, тем самым ясно отражался его представление о самом себе как одоблестном, сражающемся за мир рыцаре группы.