Годыспустя ты будешь романтизировать этот унылый период своей жизни. «Я отваживалсявозвращаться домой только ночью, потому что мои волосы были такими длинными, —улыбнешься ты. — Поэтому я ушел из дома и занялся настоящим образованием,переходя из группы в группу, углубляя свои знания блюза и другой значительноймузыки». Но так просто никогда не было. К тому времени, когда ты закончилсреднюю школу, у тебя уже были регулярные выступления в блюз-клубе Seven Stars,где ты выходил и пел несколько мелодий, если и когда тебе позволяла штатнаягруппа The Delta Blues Band. Отец, по крайней мере, согласился подвозить тебятуда и забирать обратно раз в неделю. Ты мечтал о том, что однажды вечером онзайдет, чтобы посмотреть, как ты выступаешь, — услышать, как ты громко поешь‘I’ve Got My Mojo Working’ или ‘Route 66’, — и изменит свое мнение, но безвариантов, дружище. Даже когда ты время от времени объединялся с гитаристом,игравшим на акустике, чтобы подзаработать в фолк-клубе, исполняя ‘Corinna,Corinna’ или ‘In My Time Of Dying’ с первых двух альбомов Дилана, материал,который не имел ничего общего с The Beatles или поп-музыкой, твой отецпо-прежнему смотрел на это, как на абсолютно бесполезную потерю времени.
Влюбом случае, тебе не было особого дела до того, что думает твой отец. К концу1964-ого ты сменил стрижку под модов. Вместо нее ты отращивал более пышнуюшевелюру, постоянно стоя перед зеркалом и расчесывая ее одной из техспециальных парикмахерских расчесок с бритвой. Если бы твои приятели тебяувидели, они бы сказали, что ты педик, но тебя это не волновало. Смотрелосьхорошо, и девчонкам нравилось. К тому времени твои кудрявые светлые волосыспускались тебе на плечи. Ты пытался скрыть их длину, покрывая их гелем Dippety-Do,но старик все равно ворчал. Теперь ты слышал об этом уже не только дома. Тебеговорили об этом на улице, в пабе, в автобусе. «Постригись!» — было самымчастым. «Чертов педик!» Или «Долбаный гомик!» Но вместо того чтобы отпугнутьтебя, это только способствовало тому, что ты становился все более и болеедерзким, изображая женственность на сцене, плавно двигаясь, ухмыляясь, кактолько ты ловил взгляд одной из девчонок, протиснувшихся вперед толпы. Вдалекеих парни с рабочими и школьными прическами с отвращением наблюдали за этим.Иногда они даже подходили к тебе после концерта. К счастью, ты был высоким ихорошо умел разговаривать, иначе этих раздраженных парней подходило бы ещебольше.
Однакотебе пришлось проявить мужество, когда мама с папой в итоге заставили тебяпойти на собеседование на «приличную работу» практикантом дипломированногобухгалтера: к чему можно было стремиться, — сказали они, — когда ты закончишьколледж. Действительно, когда ты окончил колледж в 1965-ом, ты оказался наработе в этом ужасном, омерзительном, скучном чертовом офисе. Но ты несобирался стричь волосы. Не дождутся. Ты просто еще сильнее мазал ихDippety-Do, а остальное прятал под воротничок и галстук. И большую частьвечеров ты по-прежнему проводил не дома, выступая или смотря на других певцов,возвращаясь на работу на следующий день выжатым, как лимон, и цифры наарифмометре расплывались перед твоими красными глазами. Ты отработал всего двенедели, пока тебя не отозвали в сторону и не сообщили тебе, что ты, видимо, неподходишь.
Прекрасно.В любом случае, кому есть дело до того, что там думает какой-то старый дурак вблестящем костюме? Тебя волновало только то, что думает аудитория и другиепевцы и музыканты, с которыми ты теперь встречался и общался ночами, привираянасчет своего возраста и недостатка опыта, стараясь приноровиться к компании,которую было сложно узнать, если только ты уже не был каким-то образом одним изних, чего ты отчаянно хотел. Поэтому ты сконцентрировался на пении. Началзвучать уже не как взволнованный школьник, а больше как, по твоему мнению,следовало. Менее манерный, более земной и настоящий, ты начал расправлять плечии действительно испытывать собственные силы. Чем больше ты делал это, темсильнее возрастала твоя уверенность. Ты знал, что в техническом плане ты не такуж хорош, но не понимал, как стать лучше без кого-нибудь, кто бы показал тебе,научил тебя. Но ты знал, что никто не сможет научить тебя тому, что ты хотелделать — рычать, как Хаулин Вулф, хрипеть, как Букка Уайт, реветь, как Элвис, иорать, как Литтл Ричард. Ты знал, что твой голос не такой чистый, как у них,знал, что ты не можешь взять серебряную ноту так, как мог Рой Орбисон, — но ктоеще может? Но ты знал, что ты пытался и подходил все ближе, ты чувствовал,каждый раз, когда твое сердце уходило в пятки и ты поднимался на сцену.Научившись держать микрофон, особым образом отталкивая его ото рта во времядлинных припевов и возвращая его ближе на куплетах, замечая, как стон или вздохмогут быть столь же эффектны, как и протяжный крик. Как протяжный крик иногдамог быть лучше всего остального...
«Мнепредстояло еще много работы над голосом, — говорил Плант о своих первых днях сZeppelin. — Но в то же время энтузиазм и искра работы с гитарой Джиммипроявляли себя достаточно хорошо. Все это было довольно приземленно. Всескладывалось для нас в фирменный стиль. Мы узнавали, что лучше всего заводитнас и от чего тащится публика». К моменту, когда они с Zeppelin вернулись вЛос-Анджелес, чтобы сыграть в Whisky A Go Go, о группе уже говорили, хотяальбом еще не был выпущен. Радио начало проигрывать его предварительные копии,и каждую ночь толпы выстраивались около их гримерки, включая красивенькихдевочек, которые внезапно стали заинтересованы не меньше, чем парни ссерьезными лицами, наводнявшие музыкальные магазины, чтобы заказать собственнуюкопию альбома.
ХотяЛос-Анджелес не был столицей американской индустрии звукозаписи, все ещенаходясь на скромном третьем месте позади Нью-Йорка и Сан-Франциско, но Whiskyбыл первым престижным местом в туре. Для группы было забронировано совместноепроживание с Элисом Купером на пять ночей, и ожидалось, что в течение этоговремени там должны появиться сливки музыкального бизнеса города. По ирониисудьбы, это был первый раз во время тура, когда группа не выполняла свою задачув необыкновенно нервозном состоянии души. Осознавая всю важность предстоящего,они, тем не менее, были очарованы Лос-Анджелесом, великолепной погодой,эффектными девушками, общей атмосферой непринужденности места и людей, так чтопять выступлений в Whisky практически казались передышкой, разогревом передболее трудной задачей появления в Сан-Франциско, которое последуетнезамедлительно.
Самоместо лишь вдохновило их еще больше. Оно находилось на бульваре Сансет, вздании, которое когда-то было филиалом Bank of America — чему было обязаносвоей промышленной зеленой окраской — с нишами для сейфов и касс, которые былипеределаны в небольшую сцену, обрамленную нелепо крупными динамиками. На сценетакже было несколько стеклянных клеток, в которых стайка девушек в миниюбкахпосменно танцевала ночь напролет. В подобное место Zeppelin с радостью пошлибы, если бы даже не выступали там. Так получилось, что им предстоялонаслаждаться им пять ночей. В частности Джимми, который уже выступал там раньшеи всегда хорошо проводил время в Л. А., был в своей стихии, несмотря напродолжающееся недомогание от гриппа.
На протяжении всей недели группа обитала в«Шато Мармон» и начала осматривать окрестности. Пока еще без азарта и хозяйскойразгульной манеры, как в последующие годы, между концертами они занимались лишьбеззаботными вещами. Наркотики пока не имели значения. Согласно Ричарду Коулу,было «много марихуаны» и «щепотка-две кокаина по случаю». Единственным«ежедневным пристрастием» на этой стадии был только алкоголь. «Джон Пол любилджин-тоник. Роберт, в основном, пил вино и иногда скотч. Джимми налегал на JackDaniel’s. Но мы с Бонзо не были столь избирательны. Мы пили все — от ликераDrambuie до пива и шампанского...» В результате, все четверо столь разныхучастников группы сближались так, как было возможно только в этихобстоятельствах. Это стало очевидно на сцене, когда Плант, понявший, что ненужно сравнивать себя с другими заявленными в афише исполнителями, началнаконец-то вылезать из своей раковины. Каждый вечер он ходил по сцене босиком,и можно было подумать, что он «стал туземцем». В действительности же он простостарался делать то, что его расслабляет и напоминает, что, как он выражался,«он все еще простой хиппи из Черной страны», хотя и чувствовал себя во всехпоездках не в своей тарелке. «Я, наверное, все еще был скованным исполнителем истоял, сжимая микрофон, с крупно написанным на лбу „Извините!“», — говорил он.Но дело было в Л. А., где они по праву станут хедлайнерами впервые в Америке, иименно там «все наконец-то пойдет хорошо».
