Хмыкнув, лейтенант снова посмотрел на мальчишку:

– Спросишь, Мартин?

– Конечно! Спрошу!

– Ну вот и славненько.

Быстро собравшись, Громов, Рамон и Гонсало Деревенщина справились у рыжего слуги о дороге к рынку, вышли из корчмы и, повернув налево, зашагали по главной городской набережной, называемой Бэттери и застроенной симпатичными трех и четырехэтажными домами, своими узкими фасадами чемто напомнившими Громову знаменитую стокгольмскую площадь Сторторгет. Здесь же, коегде, среди пальм, виднелись котлованы и недостроенные остовы зданий, у которых копошились рабочие с тачками и мастерками.

– Кирпичи новые, – присмотревшись, недовольно буркнул Рамон. – Видать, есть тут уже мастерская… и даже не одна.

Мартин постриг Аньезу довольно быстро и старался, чтоб вышло покрасивее – все ж таки девчонка, понятно. И все равно приходилось утешать, даже поцеловать пару раз – юноша был бы готов и к гораздо большему количеству поцелуев, да только Аньеза пока ничего лишнего своему юному поклоннику не позволяла – весьма строгих нравов была, хотя и не стеснялась при Мартине мыться, даже командовала, когда воду лить.

Жилистый седобородый старик с морщинистым лицом – хозяин «Ржавого якоря», усевшись за небольшим столом в глубине зала, как раз прикидывал возможные доходы, считая на искусно выточенных из яшмы четках, когда сверху спустился рыжий слуга с ножницами, кувшином и тазом… да так неудачно спустился, что выронил таз, и тот – медный! – со звоном прикатился к хозяйским ногам.

– Ты что там спотыкаешься, дурень? – корчемщик недовольно поднял глаза, маленькие и слегка косые. – Совсем обленился? Давно затрещин не получал? Сейчас получишь. А нука, иди сюда! Вот тебе, вот!

– Господииин… – уклоняясь от града обрушившихся ударов – а кулаки у хозяина таверны были крепкие, – заканючил слуга. – Я просто хотел доложить… сказать хотел…

– Интересно, что же?

– Ай! Просто эти… ай, ай!

– Да говори же, бездельник!

– Я постоял под дверью, как вы велели…

– Ну? – хозяин наконец отпустил бедолагу, требовательно на него воззрившись. – И что?

– Я думал сначала – они содомиты, – быстро заговорил рыжий. – Ну те двое парней – они, как остались одни – целовались!

– Хо!

– А потом один разделся, и я увидал – он девка! Точно девка, ага!

Трактирщик безразлично повел плечом:

– И что с того, дурень?

– А еще – они говорили про меж собой на какомто непонятном языке… Думаю, что это – испанский! Певучий такой, раскатистый…

– Тактак… – озадаченно протянул хозяин таверны. – А тебе не послышалось, дурачина?

– Да что я, не знаю, как испанцы говорят?

– Ладно, не канючь! Лучше еще за ними посмотри, послушай… А там видно будет. В конце концов, стражников позвать – бежать недалече.

– Ваша правда, ваша правда, мой господин.

Аньеза и впрямь стала походить на мальчика, о чем ей не преминул сообщить Мартин, тут же об этом и пожалевший: девушка неожиданно покраснела, а в уголках ее больших глаз заблестели слезы:

– Значит – мальчик, говоришь? Так?

– Нну…

– А ято тебе верила! Считала своим другом… и даже больше того… А ты…

– Но Аньеза, милая, я просто хотел сказать – здорово, что все получилось… Нет, в самом деле – теперь тебя никто не узнает, и это…

– Молчи! – несколько успокоившись, девчонка погрозила пальцем и вдруг, еще более покраснев, повесила голову.

– Что?! – вскричал Мартин. – Что ещето?

– Меня видели голой… нагой…

– Ха! – юноша осторожно взял Аньезу за плечи и заглянул в глаза. – Да, я видел тебя без одежды… Первый раз – когда мы вместе купались, ты сама захотела, кстати… потому что очень красивая… второй раз…

– Помолчи, не о тебе сейчас речь, – вскочив на ноги, девушка подбежала к двери. – Видишь? Чутьчуть приоткрыта! А я закрывала плотно. Наверное, это тот рыжий слуга… ох, у него такой взгляд нехороший! Недаром про рыжих всегда говорят плохое.

– Ну милая Аньеза… – Мартин не знал, что и сказать. – Подумаешь, подглядывал… ты же красивая, вот он и…

– Не в этом дело, – напряженно поджала губы девчонка. – Он мог слышать, как мы с тобой разговариваем – между прочим, покаталонски, который для англичан звучит, как кастильский. То есть мы с тобой говорили поиспански… в английском городе!

Глянув в окно, юноша почесал затылок:

– А, вон ты о чем. Думаю, надо про все рассказать сеньору Андреасу!

– Обязательно расскажем! Но до этого… и самим надо тут за всем последить. Эти корчемщики… те еще типы.

Покусав губу, Аньеза выставила вперед левую ногу и приказным тоном промолвила:

– Сделаем так: ты будешь сидеть у окна и запоминать, кто пришел, кто вышел… А я, как появятся посетители, спущусь вниз, посижу и послушаю разговоры.

– Ой, милая… А давай, ты посидишь здесь, а я спущусь и послушаю. Поверь, так будет лучше!

Стенли Фогерти, племянник боцмана Смоллетта, оказался высоким и худым молодым человеком с грустным взглядом наивных голубых глаз и красным, как у закоренелого алкоголика, носом, уныло повисшим почти до самой верхней губы. Перетянутый широкими белыми ремнями мундир – красный кафтан с белыми отворотами и пристегнутыми полами – сидел на нем примерно так же, как беговое седло на старой ослице. Впрочем, несмотря на флегматичную внешность, Стен оказался парнем сметливым и явно благоволившим к своему дядюшкебоцману.

Выйдя на зов стражника из помпезного здания суда, молодой Фогерти, выслушав торопливые пояснения Громова, быстро огляделся вокруг и махнул рукой:

– Да, помню, дядя Джон мне говорил. Ну пошли, парень. Нет, не сюда – тут есть черный ход, туда и двинем.

Проникнув внутрь сквозь небольшие, как видно, предназначенные для прислуги, воротца, Андрей и его проводник прошли по длинному гулкому коридору, по узенькой лестнице поднялись на третий этаж и вышли на широкую стену, опоясывавшую весь двор, в глубине которого виднелась небольшая часовенка или церковь.

– Мдааа… – разочарованно протянул лейтенант. – Отсюда я вряд ли кого разгляжу.

– Вот, – без лишних слов стражник вытащил из кармана складную подзорную трубу, которую и протянул Громову.

– Сейчас ведьм поведут в церковь, – пояснил племянник боцмана. – Очистить заблудшие души – ведь уже завтра казнь.

– Завтра? – переспросил молодой человек. – И что с ними сделают? Повесят или утопят?

– Ни то, ни другое, – Фогерти горделиво расправил плечи. – Что мы, хуже других, что ли? Колдуний сожгут на костре на площади перед церковью Святого Майкла.

– Крутовато у вас… – покачал головой Громов.

Стражник покривился и зло сплюнул под ноги:

– А нечего колдовать да наводить порчу! Прав отец Джозеф – этих сожгут, и остальным станет неповадно. Знаете, сколько тут у нас колдуний?

– И сколько же?

– Да почти все бабы, дьявол их разрази!

– Однако… отцу Джозефу работы! – съязвив, Андрей расправил трубу и оглянулся. – А куда смотретьто?

– Воон на ту дверь, за кустами. Сейчас их вызовут, слышишь – звонят уже!

Со стороны церкви и впрямь донесся звон. Не малиновый благовест, конечно, а так – пару раз надтреснуто звякнул колокол.

Тут же послышалось громкое звяканье засова и скрип дверных петель…

Первым шел солдат с алебардой, и точно такой же его собрат замыкал шествие… солдат Громов очень хорошо разглядел, что же касаемо всего прочего… Увы! Три женские фигуры оказались закутаны в длинные серые плащи с накинутыми на головы капюшонами, так что разглядеть лица было весьма проблематично.

– Ну… ну повернитесь же… ну хоть чутьчуть… пожалуйста… – приложив к правому глазу окуляр, умоляюще шептал про себя молодой человек. – Ну… что ж вы…

Идущая позади остальных женщина неожиданно споткнулась, едва не упав, и подскочивший страж грубо подтолкнул ее в спину. Несчастная обернулась… И Громов чуть было не выпустил из рук трубу: милое знакомое лицо, ныне бледное и осунувшееся, синие, как бездонные глубины океана, глаза, каштановая прядь, выбившаяся изпод капюшона… И этот знакомый жест – ущипнуть пальцами мочку уха… вот так…