Сомнений больше не оставалось – Бьянка!!!

Андрей едва сдержался, чтобы не закричать от радости: та, которую он считал погибшей и за кого, без всяких сомнений, отдал бы жизнь, жива! Жива! Жива!! Жива!!! И именно это являлось сейчас главным, все же остальное… все остальное можно было решить… нужно было решить… обязательно!

– Все, парень… давай сюда трубу, хватит! Я и так сильно рискую.

Ведьмы и сопровождавшие их стражи вошли в часовню.

– Спасибо, Стен, – вернув молодому Фогерти подзорную трубу, Громов следом за ним вышел на улицу, еще раз поблагодарив стражника.

– Поблагодаришь лучше дядюшку Джона, – буркнул в ответ тот.

Однако от парочки серебряных монет вовсе не отказался.

Вечером Громов уже был на старом кладбище у дуплистого дуба, дожидаясь Саланко. Как и предполагал лейтенант, сын вождя явился в город не один, а с верными воинами, количество которых пока оставалось тайной – темно, и самогото Саланко Андрей еле узнал – в длинном, наглухо застегнутом кафтане и шляпе, парень вовсе не напоминал индейца.

– Ну ты и вырядился, – услыхав за спиной шорох, молодой человек резко обернулся.

– Так ходят все бледнолицые, – на лице юного индейца мелькнула улыбка, словно отражение призрачного света луны. – Ты пришел к дубу… Зачем?

– Мне нужна твоя помощь, дружище, – прямо, без обиняков, пояснил Андрей. – Твоя и твоих воинов. Нужно выручить коекого… вытащить из здания суда.

Саланко исчез, словно растворился в черном воздухе ночи, теплой и звездной, и Громов уже было подумал, что у этого парня наверняка есть какието свои дела – за тем он и явился в Чарльстон, – дела куда более важные, нежели спасение какойто там ведьмы. Что ж…

– Мы поможем тебе, – молодой воин возник столь же внезапно, как и исчез. – Я и мои воины. Идем!

– Что? Прямо сейчас уже? – удивился Громов.

– Именно сейчас, мой белый брат, – Саланко снова покривил губы той самой призрачностранной улыбкою. – Чего тянуть? Завтра будут приготовления к казни… мы можем не успеть. Тем более, у нас есть еще коекто, с кем нужно бы поквитаться.

– Отец Джозеф?

Сын вождя не ответил, лишь обернулся и, махнув рукой в темноту, тихо спросил Громова:

– Так ты идешь?

Неслышными ночными тенями, скользящими призраками бескрайних прерий маскоги проникли в здание суда с черного хода – просто отжали томагавком дверь, ничуть не потревожив шумно играющих в карты караульных. Впрочем, один из них – бледный тщедушный солдатик с наивным лицом – вдруг прислушался:

– Кажется, сквозняком повеяло.

Услышав эти слова, Саланко остановился у лестницы, подняв руку… Его воины – дюжина или даже полторы, Андрей не считал точно – проворно вскинули луки: понятно, все должно быть сделано тихо, ружей с собой не брали. Сам сын вождя поднял томагавк… Еще пара секунд – и караульных не будет: бледный заморыш упадет с пробитой головой, остальных поразят стрелы…

– Вечно ты за здоровьишко свое переживаешь, Том, – смачно сдавая карты, хохотнул один из солдат. – Лучше бы вина налил, вон фляжкато…

– Но… на посту же нельзя пьянствовать! – нерешительно возразил тщедушный.

– А мы и не пьянствовать, а просто… погреться. Сам же говоришь – сквозняк!

Послышался громкий хохот, впрочем, индейцы и Громов уже поднялись на третий этаж и вышли на галерею.

– Вон, то здание, напротив часовни, – молодой человек показал рукой.

Саланко кивнул, и в тот же миг призрачночерные тени, зацепив за стены ременные арканы – лассо, неслышно спустились во двор, залитый лунным светом. И сразу же укрылись в тени, за кустами – возле заветной двери, которую нужно еще было както вскрыть – и томагавк здесь не подошел, слишком уж крепким оказались запоры. Откудато сверху, с крыши, протяжно крикнула какаято ночная птица, забила крылами, словно хотела чтото сказать.

– Здесь надежный замок, – тихо промолвил Саланко. – Как ты и говорил, друг.

Громов повернул голову:

– Что будем делать? Искать ключи?

– Зачем искать? Подбирать. У нас ключи с собой… много.

– Я смотрю, вы неплохо подготовились.

– Отец Джозеф хитер и коварен… Но от нас ему не уйти, – в тихом голосе юного воина явственно прозвучала угроза. – Он ответит за мою мать… и за многих. Да, я понимаю – я поступаю не как христианин, но… Я замолю грех в храме Святой Девы Гваделупской.

Чтото звякнуло. Стукнуло. Заскрипело.

Все эти звуки показались Андрею слишком громкими, молодой человек напрягся, в любую секунду ожидая появления часовых. Однако нет, ничего подобного не случилось – увлеченные карточной игрой стражники даже не выглянули во двор. Да и зачем? Что б ктото из жителей Чарльстона вдруг решил освободить ведьм? Да быть такого не может. Никогда.

Волнуясь, Громов протиснулся в приоткрытую дверь и, оказавшись в темном глухом помещении, тихо позвал:

– Женщины! Эй!

Ответом было молчание, гнетущая тюремная тишина… впрочем, не такая уж и гнетущая. Ктото тяжело дышал, а вот ктото вскрикнул – казалось, совсем рядом.

– Да проснитесь же!!!

– Господи… – послышался, наконец, тонкий женский голос, усталый и безнадежный. – Что, уже утро? Уже пора?

– Идите за мной, милые девушки, но только – тсс!!! Ни звука!

– Но… мы еще не молились…

– Так нас в церковь и ведут, Ганта. Помолимся, а уж потом…

– Ой, скорей бы уж все случилось. Говорят, это быстро…

– Ага, быстро… когда тебя поджаривают!

– А, может, нас еще и помилуют? Ведь мы же ни в чем…

– Хватит болтать, дамы! – обернувшись, строго прикрикнул Андрей. – Давайтека к стене… Лезьте!

– Что… по этим веревочкам? Я не смогу.

– Тогда вас сожгут. Это больно.

– Делай, как тебе говорят, Элис!

– Но…

– Я вам помогу, дамы… Только держитесь покрепче.

С помощью Громова и маскогов все три колдуньи благополучно взобрались на галерею и зашагали вниз… шедший впереди всех Саланко остановился, прислушиваясь к голосам стражников, затем обернулся и махнул рукой:

– Пошли.

И вот уже улица! Слева – высокое, с фронтоном, крыльцо, справа – деревья. И ветер шумел листвой, и мигали звезды, а полная луна висела над головами беглецов, словно бы усмехаясь – бегите, бегите… а вдруг?

Позади, в коридоре, вдруг послышались шаги:

– Ну я же говорил – сквозняк! О! Так и знал, что дверь закрыть забыли.

Они перевели дух лишь на старом кладбище, среди могильных плит и колючих зарослей боярышника, чертополоха и крапивы.

– Спасибо, друг! – Громов обнял Саланко и похлопал его по плечу. – Если вдруг понадобится моя помощь…

– Не понадобится, – хладнокровно ответил молодой вождь. – Я сделаю свое дело сам. Не сомневайся, друг.

Одна из ведьм вдруг откинула капюшон – красивая, лет тридцати, женщина с черными как смоль волосами – и, подойдя к юному вожаку, взяла его за руку:

– Саланко! Как ты вырос, мальчик.

– Вы знаете меня? – юноша удивленно вскинул глаза.

– Я – Ганта, я знала твою мать, Синюю Тучку, а тебя… тебя помню лишь маленьким… – женщина обернулась к своим подругам по несчастью и повысила голос: – Вот что, девушки, – мы идем с этими людьми, в их племени нас никакой отец Джозеф не сыщет! Слышите, Андра, Элис?

Светало, и Громов шагнул вперед, подставив лицо под свет начинавшегося утра:

– Вы сделали правильный выбор, девушки!

– Можно подумать, он у нас был.

– Впрочем, одна их вас все же пойдет со мной – я так думаю… – подойдя к стоявшей позади всех «колдунье», Андрей сбросил с ее головы капюшон. – Что скажешь, милая Бьянка?

– Господиии… – одними губами прошептала юная баронесса. – Я никогда не верила, что мертвецы возвращаются, но… Нет! Нет! Не может быть!

– Не может, – спокойно согласился молодой человек. – Ты права, милая, – мертвецы не возвращаются. Но ято не мертвец…

С этим словами Андрей обнял девушку и, прижав к себе, крепко поцеловал в губы…

Ах, эти волосы, каштановые локоны, струящиеся по плечам водопадом, шелковая, тронутая золотистым загаром кожа, синие – как два океана – глаза. Эти чарующеопасные очи затянули Андрея, словно трясина, и в этой трясине хотелось остаться навсегда.