— Послушайте, — возражаю я, — нас и так уже ждут крупные неприятности из-за этих гранат, без которых ваш Майк не в силах обойтись… но если и дальше придется убивать всех, кого мы тут встретим, только потому, что с ними нельзя договориться, то я не представляю, как мы сможем объяснить все это полиции.

— Это мы берем на себя, — отвечает Майк. — Мы с Энди все уладим.

Джеф Девэй тем временем начинает терять терпение.

— Давайте скорее, — торопит он. — Они и так целый день выносили какие-то ящики, большинство залов уже пустые. Завтра вывезут и остальное. Так что давайте побыстрее. А то не на что будет смотреть.

Мы настораживаемся и опять топаем следом за ним.

— А что они там выносили? — как бы невзначай спрашивает Майк.

Джеф хитро улыбается:

— Вот-вот, теперь видите, что я за тин? Меня заставили поклясться, что буду молчать, а я, с тех пор как тут появились ваши друзья, просто рта не закрываю.

Мы подходим еще к одной двери, и она распахивается перед Джефом. За ней — что-то вроде тамбура, слабо освещенного люминесцентным фиолетовым светом. После жесткого освещения коридоров и ослепительного света в операционной здесь, несмотря на некоторую мрачность, наши глаза просто отдыхают.

— А вы не знали, что доктор Шутц уезжает из Сан-Пинто? — спрашивает Джеф.

Мы останавливаемся перед крышкой люка из матовой стали. Вокруг полная тишина. И вообще здесь царит какая-то странная атмосфера, похожая, скорее, на огромные залы аквариума: влажная, теплая, таинственная.

— Хватит болтать попусту, — говорит Гарри, — еще расскажете про своего доктора Шутца, только как-нибудь в другой раз.

— Да нет уж, — протестует Майк. — У нас полно времени, пусть говорит…

— Да мне вообще-то ничего не известно, — мямлит Джеф. — Вчера приехали грузовики, и сегодня весь день они грузили оборудование, аппаратуру и воспитанников целыми сериями. Всех начиная от серии «Д» и до серии «П» уже вывезли. И сам доктор Шутц тоже уехал сегодня вечером. А завтра и этот зал тоже перевезут. По-моему, он продал эту клинику.

— А куда он переезжает? — вдруг резко спрашивает Майк.

— Но… не знаю, — бормочет Джеф, — не надо так со мной разговаривать, а то я боюсь…

Он поворачивает рычаг управления, стальная панель убирается в правую стену, и мы входим внутрь. Освещение здесь такое же, как в тамбуре. Мы уже начинаем к нему привыкать.

Помещение — очень просторное, метров тридцать или даже сорок в длину. Скорее, это даже галерея, вдоль которой через равные промежутки стоят белые фарфоровые тумбы… нет, это все же сталь, покрытая белым лаком, а на тумбах установлены ящики из толстого стекла, слегка подсвеченные снизу. Мы делаем несколько шагов вперед. Здесь очень жарко, гораздо жарче, чем в тамбуре, и дышать значительно труднее, несмотря на то что мы уже сняли маски. Я склоняюсь над одним из ящиков, но не могу сразу сообразить, что же там находится. Каждая из его сторон закрыта пластиной из толстого стекла.

Неожиданно я вскрикиваю от ужаса и невольно начинаю пятиться. Из ящика с другой стороны на меня уставились кошмарные красноватые выпученные глаза человеческого зародыша. Ну, уставились — это я просто образно выразился… на самом деле его зрачки закрыты тонкими натянутыми веками. И все это колышется в какой-то мутноватой жидкости. Да, без содрогания не взглянешь!

Майк, Гарри и Энди тоже подошли к этим ящикам… и, очевидно, увиденное не привело их в восторг. Рядом с каждым ящиком — специальный пульт управления, но смысла изображенных на нем отметок я постигнуть не в силах.

Прохожу еще чуть дальше, но везде только ящики, а так как мне уже известно, что там внутри, то иного желания, кроме как свалить отсюда, не возникает.

Я хватаю Джефа Девэй за плечо.

— А ничего повеселей у вас тут не найдется?

— Да они не все одинаковые, — говорит он, — там дальше, в глубине, есть уже более развитые.

— Спасибо, я уже сыт по горло, — отвечаю я.

— Но они там уже без воды, — продолжает Джеф, — они уже… ну, в общем, живые. Они уже… родились, если так можно выразиться.

— Можете не стесняться в выражениях. Я все равно ничего не понимаю.

— А! — восклицает Джеф. — Короче, со мной получилось вот что: тут сбилась регулировка, и у меня все время была слишком высокая температура.

— Да, вам не очень повезло, — сочувствую я.

Потом подхожу к Гарри, Энди и Майку.

— Зрелище не из приятных, — комментирует Майк. — Но все-таки познавательно.

— Остается только узнать, как он их производит, — говорит Гарри.

Тут опять вмешивается Джеф:

— Ну, во-первых, он берет их еще совсем неразвитыми. Тут несколько методик. Иногда он оплодотворяет специально отобранную женщину при помощи специально отобранного мужчины самым обычным путем, а иногда оплодотворяет непосредственно яйцеклетку, полученную хирургическим путем, но, так или иначе, и в первом случае оплодотворенная яйцеклетка берется у женщины в течение первого же месяца. Есть еще и другие способы… но я их не знаю.

— Тебя он хотел использовать для первого способа, — догадывается Гарри.

— Да. Когда я смотрю на эти штуки… прямо мороз по коже.

— Идемте, — продолжает Джеф, — я покажу вам следующий зал. Когда они вырастают до года, их помещают в специальную инкубационную камеру для искусственного старения при помощи кислородных ванн и всяких других систем. А уже начиная с трех лет пациенты могут размножаться сами. Иногда в течение десяти лет доктору удается получить до четырех поколений. Я сейчас не могу показать вам трехлеток — он вчера перевез их… но зал расположен вон там, дальше.

— Ладно, — бросает Майк… — и так все понятно.

— Вот черт! — с явным разочарованием говорит Джеф. — Думаете, весело вот так сидеть всю жизнь в этой клинике для психов, да еще делать вид, что доволен? Уж в кои-то веки пришли гости — так хоть сделайте вид, что вам интересно… Подождите, у меня есть еще кое-что… Я вообще-то не хотел вам показывать, потому, как сам считаю, что это слишком утомительное зрелище. Но там сейчас наверху еще одна девушка, которую… ладно, пусть это будет для вас сюрприз.

Мы все четверо переглядываемся, а Нуну с отвращением сплевывает на пол.

«Ну, достали… — рычит он. — Неужто у вас тут нет ни одной суки?»

Мы впервые слышим, чтобы он протестовал, и поэтому Майк не слишком орет на псину.

— Ну, минут пять у нас еще найдется, — замечает Энди Зигман. — И выньте же, наконец, руку из кармана, — добавляет он, обращаясь к Джефу. — Вам уже раз пятнадцать об этом говорили.

— А я делаю это гораздо больше, чем пятнадцать раз, — беззлобно отвечает Джеф. — Вы сами, наверное, просто боретесь со старой привычкой, но ничего, скоро перестанете. Идемте.

Мы с явным облегчением выходим из этого зала, и стальной люк снова скользит по направляющим, издавая звук хорошо смазанного металла и идеально отполированных роликовых катков. Мы опять, уже в шестьсот шестьдесят девятый раз, оказываемся в коридоре, и Джеф снова занимает место во главе процессии.

— Если бы я сказал вам, что вы сейчас увидите, — совершенно бесстрастным тоном заявляет он, — вы бы просто не смогли идти.

— Да хватит трепаться, Девэй, — говорит Майк. — Сейчас сами поглядим.

Но мы невольно ускоряем шаг. Лифты уже рядом.

Мы поднимаемся на верхний этаж здания. Никто уже не знает, что сейчас: день или ночь, так как вокруг все то же безупречное искусственное освещение. На всех дверях светящиеся номера, а кое-где и еще какие-то пометки, которые, впрочем, ни о чем нам не говорят. Джеф уже несется вприпрыжку, как кролик при виде морковки, а за ним мы с Энди Зигманом. Дальше Майк, потом Гарри, и замыкает шествие Нуну с явно недовольным видом.

На этот раз я абсолютно уверен, что мы находимся именно в том самом коридоре, по которому меня вели тогда, в первый раз. А одна частица моего естества вспоминает об этом с особой точностью. Я уже наступаю на пятки Джефу Девэй, который и без того перешел на галоп, и наконец мы снова оказываемся перед дверью — да сколько же их тут всего? — в самом конце коридора.