Мистер Ботибол выбрал рояль и поспешил выйти из магазина. Он отыскал магазин граммофонных пластинок и заказал записи всех ноктюрнов, этюдов и вальсов Шопена в исполнении Артура Рубинштейна.

— Боже мой, вы сказочно проведете время!

Мистер Ботибол обернулся и увидел рядом с собой у прилавка полненькую, коротконогую, некрасивую девушку.

— Да, — ответил он, — конечно.

Обычно он не позволял себе заговаривать с женщинами в общественных местах, но эта застала его врасплох.

— Я люблю Шопена, — сказала девушка. Она держала бумажный пакет на веревочных ручках с единственной, только что купленной пластинкой. — Больше всех люблю.

После смеха продавца в музыкальном магазине приятно было слышать голос этой девушки. Мистер Ботибол хотел поговорить с ней, но не знал, с чего начать.

Та продолжала:

— Больше всего я люблю ноктюрны, они так успокаивают. Какие ваши любимые?

Мистер Ботибол ответил:

— Ну…

Девушка посмотрела на него и мило улыбнулась, помогая ему справиться со смущением.

И улыбка помогла. Мистер Ботибол вдруг услышал самого себя:

— Может быть, вы захотите… я думал… в смысле, я подумал…

Она снова улыбнулась, не в силах сдержаться.

— Я хотел сказать, что был бы рад, если вы как-нибудь зайдете послушать эти пластинки.

— Как мило с вашей стороны.

Она помолчала, размышляя, прилично ли это.

— Вы серьезно?

— Да, я буду очень рад.

Она достаточно долго жила в городе и знала, что гнусные старики обычно не пристают к таким непривлекательным девушкам, как она. К ней приставали только дважды за всю жизнь, и оба раза это были пьяные. Но этот мужчина не был пьян. Он волновался и странно выглядел, но пьяным не был. К тому же она сама заговорила с ним..

— Это было бы чудесно, — ответила она. — Просто чудесно. Когда я могу прийти?

„Боже мой“, — подумал мистер Ботибол.

— Я могу прийти завтра, — продолжала она. — Во второй половине дня я не работаю.

— Да, конечно, — промолвил он. — Конечно. Я дам вам мою карточку. Вот.

— А. В. Ботибол, — прочитала она вслух. — Какая необычная фамилия. А моя — Дарлингтон. Мисс Дарлингтон. Очень приятно, мистер Ботибол.

Она протянула руку для пожатия.

— Скорее бы завтра! Во сколько мне прийти?

— Когда захотите, — ответил он. — Пожалуйста, приходите, когда захотите.

— В три часа?

— Да. В три часа.

— Хорошо. Я приду.

Он смотрел, как она выходит из магазина, полненькая, коренастая, с толстыми ножками. — „О боже, — подумал он, — что я наделал!“ Он поразился самому себе. Но недовольства собой не испытал. Потом он забеспокоился, показывать ли ей свой концертный зал. Он заволновался еще больше, когда вспомнил, что это единственное место в доме, где есть граммофон.

В тот вечер у него не было концерта. Вместо этого он сидел в кресле, думал о мисс Дарлингтон и о том, что делать, когда она придет. На следующее утро привезли рояль, прекрасный „Бехштейн“ темно-красного дерева, его внесли без ножек и потом собрали прямо на сцене. Это был большой инструмент, и, когда мистер Ботибол открыл крышку и нажал на клавишу, тот не издал ни звука. Сначала он хотел поразить мир, исполнив свои первые фортепьянные сочинения — несколько этюдов — сразу, как привезут рояль, но сейчас ему было не до этого. Он слишком разволновался из-за мисс Дарлингтон и ее предстоящего визита. К середине дня его тревога возросла, и он не мог есть.

— Мейсон, — сказал он, — я ожидаю молодую леди в три часа.

— Кого-кого, сэр? — спросил дворецкий.

— Молодую леди, Мейсон.

— Хорошо, сэр.

— Проводите ее в гостиную.

— Да, сэр.

Ровно в три он услышал звонок в дверь. Несколько мгновений спустя Мейсон проводил ее в гостиную. Она вошла, улыбаясь, мистер Ботибол встал и пожал ей руку.

— Боже, — воскликнула она, — какой красивый дом! Я не знала, что иду в гости к миллионеру!

Она погрузила свое полненькое тело в огромное кресло, мистер Ботибол сел напротив. Он не знал, что сказать. Чувствовал он себя ужасно. Но почти тут же начала говорить она. Весело и без передышки она болтала обо всем, большей частью о его доме, о мебели и коврах, о том, как мило с его стороны пригласить ее, потому что в ее жизни не так уж много замечательного. Весь день она работает, живет в комнате еще с двумя девушками — ему и не представить себе, какое для нее событие прийти сюда.

Постепенно мистер Ботибол стал чувствовать себя свободнее. Он сидел, слушал девушку, она ему даже нравилась, он медленно кивал своей лысой головой, и чем больше она говорила, тем больше она ему нравилась. Она была весела и болтлива, но за всем этим только дурак мог не разглядеть одинокую, усталую малышку. Мистер Ботибол разглядел.

Ему пришла смелая, рискованная мысль.

— Мисс Дарлингтон, — сказал он, — я хочу вам кое-что показать.

Он провел ее из комнаты прямо в маленький концертный зал.

— Вот, — сказал он.

Девушка замерла в дверях.

— Боже мой! Вот это да! Театр! Настоящий маленький театр!

Потом она увидела рояль на сцене и дирижерский пульт с медным поручнем вокруг.

— Это для концертов! — закричала она. — У вас здесь правда бывают концерты? Потрясающе, мистер Ботибол!

— Вам нравится?

— О да!

— Пойдемте назад в комнату, и я расскажу вам.

Ее восторг придал ему уверенности, и он решился.

— Давайте вернемся, и я расскажу вам кое-что занятное.

Когда они снова уселись в гостиной, он начал рассказывать ей свою историю. Он рассказал все с самого начала: как однажды, слушая симфонию, вообразил себя композитором, встал и начал дирижировать, как получил от этого огромное наслаждение, как снова проделал это с тем же результатом и как наконец оборудовал себе концертный зал, где было исполнено уже девять симфоний. Но мистер Ботибол немного схитрил. Сказал, что единственной настоящей причиной этого было желание как можно лучше понять музыку. Есть только один способ слушать музыку, сказал он ей, только один способ заставить себя прислушиваться к каждой ноте, к каждому аккорду. Вообразить, что вы сами сочинили это, и в то же время представить, что публика слышит это впервые.

— Думаете, — сказал он, — какой-нибудь сторонний слушатель испытывает хотя бы половину того волнения, какое испытывает композитор, слушая, как его симфонию в первый раз исполняет целый оркестр?

— Нет, — робко ответила она. — Конечно, нет.

— Тогда станьте композитором! Украдите его музыку! Отнимите ее и присвойте себе!

Он откинулся в кресле, и она впервые увидела его улыбающимся. Он только что придумал это новое сложное объяснение своему дирижерству, ему оно понравилось, и он улыбался.

— Ну, что вы думаете, мисс Дарлингтон?

— Признаться, это очень-очень интересно, — она была вежлива, озадачена и безумно далека от него.

— Хотите попробовать?

— О нет, что вы.

— Попробуйте.

— Боюсь, у меня не будет таких ощущений, как у вас, мистер Ботибол. Думаю, у меня недостаточно сильное воображение.

По его глазам она поняла, что он расстроился.

— Но я с удовольствием посижу в зале и послушаю, как вы это делаете, добавила она.

Тут мистер Ботибол вскочил с кресла.

— Понял! — закричал он. — Фортепьянный концерт! Вы играете на фортепьяно, а я дирижирую оркестром. Вы величайшая пианистка, величайшая в мире. Премьера моего Первого концерта. Вы за роялем, я дирижирую. Величайшая пианистка и величайший композитор впервые вместе. Невероятное событие! Публика сойдет с ума! Всю ночь на улице будет стоять очередь. Будет радиотрансляция на весь мир. Будет…

Мистер Ботибол осекся. Стоя за креслом, положив обе руки на спинку, он вдруг смутился и оробел.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я перевозбудился. Вот видите, что получается. Одна мысль о концерте приводит меня в трепет. — И упавшим голосом добавил: — Мисс Дарлингтон, вы сыграете со мной фортепьянный концерт?

— Как дети, — сказала она, но улыбнулась.