Литмир - Электронная Библиотека

— Никогда! — вскричал мистер Ботибол, — никогда!

„Я ударю его, — сказал себе Клементс. — Больше не могу терпеть, и если не сдержусь, то вскочу и ударю его“.

— Хотите сказать, они вам не нравятся? — сказал он.

— О Боже, конечно нравятся. Я восхищаюсь ими… очень, очень. Но боюсь… Боже… не знаю, как сказать… боюсь, что, кажется, я не умею обходиться с ними. Никогда у меня ничего не было. Никогда. Понимаете, мистер Клементс, я так странно выгляжу. Знаю. Они глазеют на меня, я часто вижу, как они смеются надо мной. Я никогда не мог подойти… достаточно близко, так сказать.

Тень улыбки, слабой и бесконечно грустной, тронула уголки его рта.

Клементс был сыт по горло. Он пробормотал, что-де уверен, что мистер Ботибол сгущает краски, затем взглянул на часы, попросил счет и, извинившись, сказал, что ему нужно вернуться в офис.

Они расстались на улице перед отелем, и мистер Ботибол взял такси до дома.

Он открыл входную дверь, зашел в гостиную и включил радио; затем сел в большое кожаное кресло, откинулся назад и закрыл глаза. У него не то чтобы кружилась голова, но в ушах был звон, а мысли мельтешили в голове. „Этот агент напоил меня, — подумал он. Посижу здесь немного и послушаю музыку, а потом пойду спать, и мне станет лучше“.

По радио передавали симфонию. Мистер Ботибол время от времени слушал симфонические концерты и знал достаточно, чтобы определить: это Бетховен. Но теперь, когда он лежал, откинувшись в кресле, слушая прекрасную музыку, свежая мысль разрасталась в его захмелевшей голове. Это был не сон, потому что он не спал. Это была отчетливая, трезвая мысль: я автор этой музыки. Я великий композитор. Это моя последняя симфония, и ее исполняют впервые. Огромный зал набит людьми — критики, музыканты и меломаны со всей страны, и я там стою на возвышении и дирижирую оркестром.

Мистер Ботибол видел все. Он видел себя за пультом в белом галстуке и фраке, перед ним оркестр, скрипки группой — слева от него, впереди — альты, виолончели — справа, за ними деревянные духовые, и фаготы, и ударные, и тарелки; музыканты следили за каждым движением его палочки с напряженным, преданным обожанием. Позади, в полутьме огромного зала, ряд за рядом белые завороженные лица смотрели ему в спину, с растущим волнением слушая новую симфонию величайшего композитора, какого когда-либо знал мир. Иные сжимали кулаки и вонзали ногти в ладони рук, не в силах больше выносить столь прекрасную музыку. Мистер Ботибол был так захвачен своим волнующим видением, что начал дирижировать, размахивая руками в такт музыке. Ему это так понравилось, что он решил встать лицом к радио, чтобы двигаться более свободно.

Так он стоял посреди комнаты, высокий, худой и бесплечий, в своем узком синем двубортном костюме, мотая маленькой лысой головой и размахивая руками. Он недурно знал симфонию, чтобы вовремя угадать смену ритма или громкости, и, когда музыка звучала громче и быстрее, он бил воздух с такой силой, что едва не падал; когда же она была нежной и тихой, он склонялся вперед, чтобы утихомирить музыкантов мягкими движениями своих распростертых рук; и все время он чувствовал присутствие огромной аудитории позади себя, — напряженной, застывшей, внимающей. Когда наконец симфония дошла до своего потрясающего финала, мистер Ботибол был возбужден как никогда, мучительное напряжение перекосило его лицо, и он попытался извлечь еще больше силы из своего оркестра в этих мощных финальных аккордах.

Потом все закончилось. Диктор говорил что-то, но мистер Ботибол быстро выключил радио и, тяжело дыша, рухнул в кресло.

— Уф! — сказал он вслух. — Боже мой, что ж это я делал!

Пот заливал его лицо, стекал за воротник. Он достал носовой платок, отерся и лежал некоторое время, задыхаясь, обессиленный, но чрезвычайно довольный.

— Что ж, — выдохнул он, все еще разговаривая вслух, — должен сказать, это было весело. Не помню, чтобы мне когда-нибудь было так весело. Боже, хорошо, до чего хорошо!

Почти сразу же он решил сделать это еще раз. Но стоит ли? Стоит ли позволять себе это еще раз? Задним числом он чувствовал себя немного виноватым, он колебался — морально ли это? Позволить себе такое!

Вообразить себя гением! Нехорошо. Другим такое в голову не придет, в этом он был уверен. А вдруг бы Мейсон зашел в тот момент и увидел его! Страшно подумать.

Он взял газету и притворился, что читает, но вскоре он уже украдкой изучал радиопрограмму на вечер. Он остановил палец под строчкой „20.30 — Симфонический концерт. Брамс, 2-я симфония“. Он долго смотрел на нее. Буквы в слове „Брамс“ начали расплываться и таять, постепенно они исчезли совсем, и их заменило слово „Ботибол“. Ботибол, 2-я симфония. Так и было напечатано, он своими глазами читал это.

— Да, да, — шептал он. Первое исполнение. Мир в ожидании. Будет ли это так же великолепно, как его предыдущие творения? Причем дирижировать убедили самого композитора. Он скромен и редко бывает на людях, но в этот раз его уговорили…

Сидя в кресле, мистер Ботибол наклонился вперед и нажал кнопку звонка у камина. Дворецкий Мейсон, единственный обитатель дома после хозяина, — невысокий, старый и степенный, — появился в дверях.

— Э-э… Мейсон, у нас есть в доме вино?

— Вино, сэр?

— Да, вино.

— Нет, сэр. У нас не было вина последние пятнадцать или шестнадцать лет. Ваш отец, сэр…

— Знаю, Мейсон, знаю. Купи, пожалуйста. Я хочу к ужину бутылку вина.

Дворецкий был потрясен.

— Хорошо, сэр, а какого вина?

— Кларета, Мейсон. Лучшего, какой можно достать. Купи ящик. Скажи, чтобы как можно скорее прислали.

Оставшись один, он на мгновение испугался той легкости, с которой принял это решение. Вино к ужину! Вот так просто! А почему бы и нет? Почему бы и нет, если задуматься? Он сам себе хозяин. И потом, вино просто необходимо. Похоже, оно хорошо подействовало. Он хотел вина, у него будет вино, и к чертям Мейсона.

Остаток вечера он отдыхал, а в половине восьмого Мейсон объявил ужин. Бутылка вина была на столе, и он стал пить. И не обращал ни малейшего внимания на то, какие взгляды бросал на него Мейсон, когда он наполнял бокал. Он три раза наполнил бокал; затем встал из-за стола, сказал, что его нельзя беспокоить, и вернулся в гостиную. Ждать оставалось четверть часа.

Сейчас он думал только о предстоящем концерте. Откинувшись в кресле, он ждал половины девятого. Итак, он — великий композитор, нетерпеливо ожидающий в уборной выхода в концертный зал. — Слышит в отдалении ропот взволнованной публики, рассаживающейся по местам. Он знает, о чем они говорят, о том же, о чем газеты пишут уже месяцы: Ботибол — гений, великий, гораздо более великий, чем Бетховен, или Бах, или Брамс, или Моцарт, или кто там еще. Каждое его новое творение превосходит предыдущее. Каким будет следующее? Мы с нетерпением ждем его!

О да, он знал, о чем они говорят. Он встал и начал мерить комнату шагами. Почти пора. Он схватил карандаш со стола, чтобы использовать его вместо дирижерской палочки, и включил радио. Диктор только что закончил говорить, и раздался шквал аплодисментов — значит, дирижер вышел на сцену. Предыдущий концерт передавали в граммофонной записи, а этот был живой. Мистер Ботибол повернулся кругом, лицом к камину, и поклонился всем корпусом. Потом он снова повернулся к радио и поднял свою палочку. Аплодисменты прекратились. На мгновение наступила тишина. Кто-то в зале кашлянул. Мистер Ботибол ждал. Симфония началась.

И снова, начав дирижировать, он ясно увидел перед собой весь оркестр, лица музыкантов и даже выражение их лиц. Трое скрипачей были седые. Один виолончелист был очень полный, другой носил очки в массивной коричневой оправе, а во втором ряду музыкант играл на рожке, и у него дергалась щека. Но все они были великолепны. И такой же была музыка. В особенно выразительных пассажах мистер Ботибол так ликовал, что даже плакал от счастья, а один раз, в третьей части, мелкая дрожь наслаждения пробежала иголками от солнечного сплетения вниз по животу. Сладостнее всего были оглушительные аплодисменты и выкрики после симфоний. Он медленно повернулся к камину и поклонился. Хлопанье продолжалось, и он продолжал кланяться, пока наконец шум не стих и голос диктора не вернул его разом в гостиную. Он выключил радио и рухнул в кресло, изможденный, но довольный.

19
{"b":"186286","o":1}