— Марту Лунде? Конечно, помню. И Виктора Лунде тоже.

— Ты имеешь в виду Викторию?

— Викторию и Виктора. Как это ни странно, они были тезки.

— Так что же Марта…

— Я не видела ее много лет. Она всю жизнь выглядела одинаково. Тип самоотверженной, благородной женщины.

— Согласен, мама. Но разве благородная женщина обязательно должна выглядеть как плакат «Долой привлекательность!»?

— Ты прав. Просто некоторые люди всю жизнь ходят с ярлыками.

— С ярлыками?

— Это семейная черта. Я помню малышку Викторию, я видела ее не так давно — всего несколько лет назад, но теперь она, наверное, уже взрослая девица… Помню ее лицо, на котором словно было написано: «Я взбалмошная». И помню Люси. Уверена, что она и сейчас носит слишком длинные волосы и вся усыпана драгоценностями…

— Ярлыки… — повторил я.

Моя мать пугала меня. Откуда она могла знать, что Люси носит слишком длинные волосы?

— Она, кажется, была певицей? И держалась на редкость самоуверенно.

— Но при чем здесь ярлыки, мама?

Мать взяла сигарету и прикурила от зажигалки.

— Когда люди хотят убедить других и прежде всего самих себя, что они такие, какими им хочется быть, они всегда носят ярлыки.

Я начал догадываться, в кого из наших родителей пошел Кристиан.

— А ты сама, мама?

— Мне ярлык ни к чему. Я нравлюсь себе такой, какая я есть.

— Ты не тоскуешь по отцу?

— Конечно, тоскую. Он был на редкость кроткий человек. Даже когда заболел. Он никогда не говорил о своей болезни, безропотно глотал лекарства, я даже забывала, что он болен. Мне кажется, он и сам забывал об этом. Конечно, я тоскую по нему. Может, потому мне и понадобился… в общем… ну, Союз оздоровительных мероприятий и прочее…

— Понимаю, мама.

Она бросила сигарету в камин.

— Откуда ты знаешь семью Лунде, Мартин?

Я почувствовал, что пора переменить разговор. Слишком подробно я расспрашивал мать о семействе Лунде. Но мою мать было не так–то легко отвлечь от интересующей ее темы. Пришлось ответить на ее вопрос.

— Я давал частные уроки Виктории, — сказал я. Это была правда.

Во всяком случае, мать удовлетворилась этим ответом. Она снова заговорила о Союзе оздоровительных мероприятий. Я ее не перебивал. Это была по крайней мере безопасная тема.

Я совершал лыжные прогулки по лесам в окрестностях Бакке. Лыжни здесь не было, но мне нравилось идти по снежной целине, как я ходил когда–то мальчишкой. Снег подтаял, стал ноздреватым и налипал на лыжи. Потому я смазывал их каждый раз специальной мазью. В остальное время я бродил по усадьбе, болтал с матерью или просто бездельничал. Но главное, я старался ни о чем не думать. Это было важнее всего. Ни о чем не думать. Где–то в будущем — теперь уже недалеком — маячила отгадка двух покушений. Я должен взять себя в руки, чтобы помочь Карлу–Юргену найти эту отгадку. Карлу–Юргену и Кристиану. Кристиану, главному в этой игре.

На третий вечер я разрешил матери показать мне архитектурные планы дома для престарелых. В камине потрескивал огонь. Мы сидели в библиотеке, мать разложила на столе чертежи. Она увлеченно болтала, совершенно заглушая голос диктора, сообщавшего вечерние новости и сводку погоды.

Архитектор X назначил очень недорогую цену, но он наверняка перерасходует средства. Архитектор Y запросил гораздо больше, но зато он построил в Моргедале новую гостиницу и закончил строительство раньше обещанного срока. Архитектор дурак, он не понимает, что в доме для престарелых нельзя планировать так много лестниц, но он говорит, что чем больше площадь строения, тем дороже оно обходится. А чем больше лестниц, то есть чем здание выше, тем оно дешевле. Но Общество оздоровительных мероприятий наметило провести широкую кампанию с благотворительной ярмаркой, базарами и спектаклями, чтобы дом для престарелых строился в ширину, а не в высоту.

«…передаем сообщение уголовной полиции».

Мать замолчала. В камине тихонько треснуло полено.

« Городская уголовная полиция Осло разыскивает фру Люси Лунде. Фру Люси Лунде 35 лет. Она среднего роста, глаза голубые, блондинка, черты лица правильные, зубы ровные. На ней было серое зимнее пальто, серое платье, затканное блестящей серебряной ниткой, и коричневые туфли из крокодиловой кожи. По всей вероятности, головного убора на ней не было. Фру Люси Лунде исчезла из своего дома на Холменколлосене в 7 часов вечера. Ее близкие беспокоятся, не случилось ли с ней несчастья. Все сведения о фру Люси Лунде просим сообщать по телефону 42–06–15 в городскую уголовную полицию Осло или в ближайшее отделение полиции».

«Передаем концерт Ставангерского ансамбля…»

Люси с голубыми глазами. Люси, которая всегда стремилась к земным благам. Люси, у которой был хороший голос, но не хватало мужества, чтобы идти тернистым путем искусства. Люси, которая предпочла более короткий путь, вышла замуж за полковника Лунде и носила ярлык «самоуверенность». Но короткий путь завел Люси в тупик. Кто причинил Люси зло? Пусть даже она легкомысленная и слабовольная женщина, она не заслужила, чтобы ей причинили зло.

— …ты меня не слушаешь. Мартин…

Я поднял глаза. И увидел свою мать. Откуда она здесь?

Ах да. Ведь я же дома, в Бакке.

— Я пренебрег своими обязанностями… — сказал я.

Мать не ответила. Она складывала архитектурные планы дома для престарелых. Несколько чертежей она бросила в печь, потом подложила в огонь березовых поленьев — пламя ярко вспыхнуло.

Мать ни о чем не спрашивала. Кстати, как это я сказал: «Пренебрег своими обязанностями»? Мать молча смотрела на меня.

— Я вижу, ты ни о чем не хочешь мне рассказать, Мартин, — наконец проговорила она. — Ну что ж. Не знаю, какие у тебя заботы, но раз ты считаешь нужным держать их в секрете — значит, так и надо. Только… Не могу ли я тебе чем–нибудь помочь?

— Что ты думаешь о Люси, мама?

— Мне ее жаль.

— Из–за… из–за этого? — Я кивнул в сторону приемника.

— Нет… не в том дело. Это я еще не успела обдумать. Мне всегда было ее жаль. Я помню ее девочкой. Когда вы с Кристианом приглашали ее в гости…

Моя мать всегда отличалась хорошей памятью. Но у нее было и другое свойство. Я знал его за ней и прежде. Она умела распознавать, что кроется за внешним обликом людей.

— Какой она была тогда, мама? То есть я, конечно, помню, какой она мне тогда казалась. Но мы с Кристианом были тогда мальчишками… и потом мы были в нее влюблены. Все были в нее влюблены. Но какой она была на самом деле?.. Какое впечатление производила на взрослого человека?

Мать взяла спичку и стала крошить ее на мелкие кусочки.

— Люси? Она была всегда на редкость жалкой.

— Жалкой? Люси? Все мальчишки были по уши в нее влюблены!

— Она всегда была белой вороной, Мартин. Вы, мальчишки, не могли этого понять, вы были слишком молоды. Другие девочки были самыми обыкновенными — хорошо воспитанные, такие, как принято. Они делали книксен, они носили скромные платьица, а на шее нитку жемчуга. И всегда передавали привет от мамы и папы. А Люси…

— Люси?..

— Ей не от кого было передать привет. Я даже не знаю, откуда она родом. Но она всегда привлекала всеобщее внимание. Расфуфыренная, вся так и переливается драгоценностями — фальшивыми, конечно. Вот это и делало ее такой жалкой. И еще ее взгляд. Ищущий взгляд.

— Это я тоже заметил. Правда, когда стал взрослым.

— Я могу только догадываться, чего она искала. Хотя, в общем, все это довольно просто. Она искала опоры. А потом она вышла за Виктора Лунде…

— Я должен вернуться в город, мама. Я должен попытаться ей помочь.

Интересно, с какого часа Карл–Юрген на службе?! С девяти? С половины девятого? А может, еще раньше? У меня не было терпения ждать.

В семь утра я выехал из Бакке. Я не чувствовал прелести мартовского утра — я просто отметил про себя, что сейчас март. Отметил, что после ночного морозца на дорогах гололед, что на открытых местах солнце растопило снег и только в лесу он еще лежит плотным покровом.