И вот тебе на: именно оттуда, из собственного их дома она и пропала.
Два часа полёта из Москвы в С. он провёл в самых тревожных размышлениях, перемежавшихся, впрочем, и некоторыми посторонними мыслями, как то: о вероятных перестановках в правительстве, о недавнем заседании межведомственной комиссии, в котором он участвовал (допоздна сидели и толкли воду в ступе) и совсем уж лишняя мысль пришла – о намеченной на начало следующего месяца поездке в Японию, которая теперь может сорваться. В Японии он, объехавший за свою жизнь полмира, никогда ещё не был. Эти побочные мысли несколько отвлекали Владимира Васильевича и возвращали его в привычную реальность, на фоне которой неожиданное исчезновение жены снова казалось ему совершенно неправдоподобным. Может, это Аннушка что‑нибудь забыла, напутала и зря подняла переполох? («Уволю к чёртовой матери!» — злился наперёд В. В.). А может, он сам что‑то забыл или пропустил мимо ушей, когда жена говорила ему о своих планах на ближайшие выходные?
Теперь ругал себя за то, что вообще отпустил её, пусть бы сидела в Москве и ждала, пока он освободится от дел, поехали бы неделей позже, зато вместе, и ничего бы не случилось. Злость на себя смешивалась с досадой на жену: ведь наверняка сама виновата, куда её понесло, зачем, почему никого не предупредила? И все перекрывал страх за неё: где она сейчас, что с ней? Мысли о несчастье он все ещё не допускал, упорно надеясь, что все прояснится, как только он прибудет на место и лично во всём разберётся. Может, пока он летит, она уже нашлась и ждёт его дома, бросится на шею и скажет: «Прости меня, Котик, тут такая ерунда вышла…».
Он даже задремал, чтобы уж скорее прилететь и убедиться, что именно так все и будет.
Но прилететь в город, в котором отработал десять самых смутных реформенных лет, так, чтобы никто из местного руководства об этом не знал, было трудно, почти невозможно. Принято было встречать людей такого ранга, как В. В., у трапа, целой толпой, везти сразу ужинать и за рюмкой водки докладывать обстановку в городе и, пользуясь случаем, набрасывать проблемы, в которых нужна его, высокого гостя, помощь.
В. В., однако, умел избегать этого ненужного ему (сейчас – особенно) ритуала. В аэропорту города С. встречал его, как и было условлено, только старый приятель Лёня Захаров, человек небольшого роста и неопределённого возраста, из той породы людей, которые до старости сохраняют юношескую фигуру, не седеют и не лысеют, не обзаводятся животом и вторым подбородком, благодаря чему остаются лёгкими на подъем, почти не меняют своих житейских привычек и продолжают нравиться молодым девушкам. Лёня, к тому же, очень смахивал лицом на артиста Збруева, чем не раз злоупотреблял при знакомстве с женщинами. Он был один из немногих, с кем В. В. удалось продружить всю жизнь. Когда‑то давно, «на заре туманной юности» оба они жили в славном южном городе К., оба учились на юридическом, оба начинали работать в комсомоле, вместе занимались боксом (в разных весовых категориях), потом вместе были призваны в «органы», работали операми бок о бок, в соседних отделах, но постепенно пути их разошлись. В. В. рванул вперёд и вверх, дослужился до генерала и с годами сильно изменился – раздобрел, поседел и полысел, сделался солидным и респектабельным. Лёня подотстал и где‑то в середине 90–х, после очередной реорганизации конторы и перемены её названия, плюнул на все и в звании полковника (а больше ему не светило), уволился подчистую, переехал не без помощи старого друга в ещё более южный город С. и открыл здесь собственное охранно–сыскное агентство. Состав его нынешних «клиентов» был примерно тот же, что и на прежней работе, только тогда это были котрабандисты, валютчики и цеховики, и он их изобличал, а теперь – уважаемые бизнесмены, и он их охраняет. Лёню это не слишком удручало, он давно научился смотреть на жизнь философски.
— Значит, так, – доложил Лёня, едва только обнялись. – Больницы, морги проверил – ничего. Оперативную сводку ГУВД по состоянию на 18.00 смотрел – тоже ничего похожего.
— Ладно, поехали, может, там что‑то знают! – заторопился В. В., стараясь держаться бодро.
У ворот дома на Инжирной, несчастные и перепуганные, встречали их Аннушка с Костей.
Лёня Захаров в дом не пошёл, сказал, что подъедет позже, через часок. Он решил объехать пока рестораны, их не так много в городе, и в каждом есть у него свои, доверенные люди. Вдруг да видели её накануне с кем‑то или в компании. Когда дело касается женщины, даже такой, как Мирослава, никогда не лишне проверить для начала главную версию…
Тем временем В. В. угрюмо обошёл весь дом, будто проверяя, все ли на месте, или ища следы чьего‑то постороннего присутствия.
— Гараж открывали?
— Нет, — затряслась Аннушка.
Она никогда не видела, чтобы хозяйка брала машину, и была уверена, что водить она не умеет.
— Умеет, — буркнул хозяин.
Долго искали пульт от ворот, на месте его не оказалось, Костя сбегал в сторожку за запасным, наконец, открыли и ахнули все трое – гараж, в котором большую часть года стояла без движения серебристая «Хонда» (обычно на ней ездил, приезжая в отпуск, хозяйский сын), теперь был пуст.
— Может, её давно нет? – строго спросил В. В.
— Дак я ж в пятницу с утра тут мыла. Была она, стояла!
— А как выезжала, значит, не слышали? – хозяин смотрел с недоверием. – Ну, вы даете…
Аннушка с Костей молчали, не зная, что сказать.
В. В. вернулся в дом, снова покружил по комнатам, что‑то бубня себе под нос, наконец, усадив на диван Костю с Аннушкой, стал во всех подробностях расспрашивать их о вечере пятницы: не было ли каких звонков, не приезжал ли кто к хозяйке, во сколько она легла, и кто из них видел её последним. И тут Аннушка рассказала, наконец, про кукол.
Когда обходили комнаты и дошли до кабинета, хозяин попросил их остаться за дверью, сказав: «Здесь я сам…». Костя с Аннушкой понимающе переглянулись и остались стоять на лестнице. Они знали, что в кабинете у хозяина устроен за одной из книжных полок небольшой сейф (каждый раз, делая генеральную уборку, Аннушка вытаскивала с полок все книги). Более того, однажды она даже видела краем глаза его содержимое. В тот раз что‑то понадобилось в сейфе хозяйке, но открыть сама она не смогла и позвала на помощь Костю, прибежали, естественно, вместе. Костя, повернув толстый ключ, сразу отошёл, а Аннушка задержалась и успела всунуть свой нос. В металлической глубине сейфа лежали какие‑то папки, несколько красного цвета коробочек, в которых (это она знала) хранились награды хозяина – два ордена и штук десять медалей, поверх всего поблёскивал небольшой пистолет, увидев который, Аннушка испуганно перекрестилась и тут же отошла.
В. В. пробыл в кабинете минут пять–семь, вышел спокойный, что могло означать: пистолет на месте, никуда не делся, и тут последовал вопрос про гараж. Так и получилось, что у Аннушки не было до сего момента случая рассказать ему про кукол.
Теперь он выслушал её хмуро и, как бы не очень понимая, про что она говорит.
— Ну‑ка, ну‑ка, ещё раз.
Аннушка повторила. В. В. вернулся в кабинет.
— Где, какая? Какой куклы нет?
— Что два лица у неё. С Парижа которая.
— Ах, эта… — пробурчал В. В.
На самом деле он с трудом мог представить себе сейчас эту куклу, хотя покупали они её вместе, действительно в Париже, у известного антиквара Роже Копре, прошлой осенью, и везли в коробке через всю Европу, и жена тряслась над этой коробкой, как над самой большой ценностью, в самолёте держала её на руках, боясь доверить бортпроводнице. «А ведь она дорогая, эта кукла», — подумал В. В., припоминая, что кредитную карточку антиквар, извинившись, не взял и пришлось отдавать наличными изрядную сумму.
— А может, она её пересадила куда‑нибудь или спрятала? – спросил он и сам заглянул за зелёный кожаный диван, рядом с которым стоял пустой одноногий столик.
— Та я уже везде искала, — вздохнула Аннушка.
— Ну, тогда это черт знает что такое, тогда я не знаю… — пробормотал В. В. и, понурившись так, что на него стало жалко смотреть, пошёл из кабинета.
