— Мама, ты не выйдешь замуж?
Это был первый случай после смерти Гоши, когда он заговорил со мной на такую сложную для него тему.
— Ну что ты, Ванечка, — сказала я. – Нам же хорошо с тобой вдвоём, правда? Так и будем жить.
Он, видимо, не очень поверил, потому что через несколько шагов сказал:
— Ты не выходи, ладно? А то ещё попадётся какой‑нибудь дурак…
Я и не думала ни о чём таком, хотя все мои родные в один голос убеждали: нельзя «хоронить себя», ты ещё «молодая и красивая» и, значит, обязательно надо «устроить свою жизнь». Причём так говорили не только мои, но и Гошины родные.
Говорить легко, труднее в этом возрасте встретить человека свободного, труднее понравиться, труднее самой влюбиться. То есть влюбиться‑то как раз нетрудно. Оставшись одна, я мысленно допускала для себя такие, ни к чему серьёзному не обязывающие отношения. Более того, только такие и допускала, о другом не помышляя, не желая снова себя закабалять, успев уже оценить преимущества жизни никому (ни родителям, ни мужу) не подотчётной, свободной женщины. Чего на самом деле остро хотелось – так это поработать, наконец, в полную силу, не отвлекаясь, не деля своё время между семьёй и профессией, навёрстывая всё, что было упущено не по своей воле. Казалось: вот теперь уж я осуществлю все, чего хочу, на что способна.
Вечный и практически неразрешимый женский вопрос состоит не в том, любить или не любить (разумеется, любить!), а в том, работать или не работать. Имеется в виду не домашняя работа, она никогда не в счёт, а работа вне дома, профессия. В разные времена на этот вопрос отвечали по–разному – и общество в целом, и отдельно взятые мужчины, и сами женщины.
То, что пишет, к примеру, Симона де Бовуар (её книгу ты найдёшь в нашей библиотеке) о самоощущениях женщины, будто ей очень плохо в этом мире, устроенном мужчинами по их, а не её разумению и где все подчиняется мужской, а не женской воле, имеет отношение только к умным, образованным и развитым женщинам, а их не так много даже в наше, гораздо более продвинутое время. Большинство же женского племени, как тогда, так и сейчас, во–первых, спокойно принимают все, как есть, не помышляя ни о бунте, ни о каком‑то ином, схожем с мужским уделе, во–вторых, не испытывают особых неудобств от того, что всем в обществе заправляют именно мужчины, их такое положение дел вполне устраивает. Но в отношении умных и, следовательно, страдающих от неравенства женщин она, безусловно, права.
Книга «Второй пол» писалась в самом конце первой половины ХХ века (вышла в1949 году), упования и надежды автора обращены были к неведомому ей опыту социализма, будто бы именно при таком общественном устройстве гарантировано равенство полов и разрешаются наконец все те проблемы, что веками мучили женщин. Кое в чём она не ошиблась. Действительно, что касается образования, профессии, предоставления работы и элементарных политических прав, социализм выгодно отличался от традиционного капитализма, каким его знала Симона де Бовуар. Но случилось нечто, ею не предвиденное.
Если капитализм убивал в женщине человека, личность, то социализм, в некоторой степени возвысив её до человека, стал убивать в ней женщину. Это, я думаю, понравилось бы мадам Симоне ещё меньше. Если в буржуазном обществе женщина часто рассматривалась как собственность мужчины, то в социалистическом её стали воспринимать, в первую очередь, как гражданку, патриотку, работницу, активистку и уж в самую последнюю очередь как женщину. Вообще все сугубо женское, женственное не приветствовалось, затушёвывалось, не являлось предметом государственного интереса, признавалась разве что одна женская ипостась – мать, и соответственно одна проблема – матери и ребёнка.
В эпоху демократии, при которой мы сейчас якобы живём, женщина должна иметь возможность, по крайней мере, сделать свой выбор, предпочесть активную, наравне с мужчинами профессиональную, общественную деятельность, или же – тихую семейную обитель. И тот, и другой выбор должен быть, по идее, одинаково уважаем обществом. Совмещать одно и другое с равным успехом никогда и никому не удаётся. (Мне уж точно не удалось, как я ни старалась). Впрочем, никакого улучшения положения женщин с приходом демократии не произошло. Как раз они‑то больше всех и пострадали от реформ, учинённых на рубеже веков, а дискриминация по признаку пола расцвела и вовсе буйным цветом.
Остаётся принять за данность, что л ю б о й общественный строй, независимо от его политической окраски, эксплуатирует женщину. При любом государственном устройстве женщина находится в неравном, невыгодном по сравнению с мужчиной положении.
Над ним – только Бог, над ней – Бог и мужчина.
Почему среди великих философов, писателей, музыкантов, художников нет женщин? При том, что в массе своей женщины не глупее, а часто умнее мужчин, а отдельные из них способны создавать умные, талантливые и уж во всяком случае добротные произведения. Но гениев среди женщин не бывает. Только в поэзии и актёрстве есть по два–три великих женских имени. (То и другое – скорее сфера чувств, где женщина от природы сильнее). Если гениальность даётся свыше, от Бога, то это значит, что Бог не наделяет ею женщин. Не положено. Как не положено женщине входить в алтарь. Но не потому ли ни одна женщина не может всецело отдаться профессии, как это делает мужчина, что за ней всегда сохраняется другая, более важная женская функция – деторождение, и лучшие годы её жизни отданы этой функции? Если у женщины есть семья, муж, дети, она лишь частично, урывками может заниматься профессией, особенно, если речь идёт о профессии, связанной с искусством. Если же она одинока и бездетна, то ей недоступна очень важная часть жизни, без знания которой она не совсем полноценна как автор.
Женщины смогут сравняться с мужчинами в творчестве, лишь когда станут абсолютно свободными от деторождения и от кухни. Но тогда они перестанут быть женщинами, а станут разновидностью мужчин. И не к этому ли все постепенно и движется? Кризис рождаемости, гражданские браки, однополая любовь, дети из пробирок, стиль унисекс и т. д. Может, изначальная функция женщин постепенно отомрёт, любовь заменят суррогатом, а деторождением займётся наука? Другой вопрос: а что может создать такая освобождённая от собственной природы женщина?
Итак, мир устроен не в нашу пользу, моя девочка. И с этим ничего не поделаешь. Наш собственный выбор – это смириться и быть «бездеятельной, пустой, пассивной и послушной» или не смириться, и значит, быть непослушной, деятельной и активной.
Мне всегда нравились женщины, которые стремились стать вровень с мужчинами, а то и выше их. Я тоже всегда хотела заниматься чем‑то таким, что не зависит от моего пола, не является сугубо женским занятием. Я уже рассказывала тебе, что росла очень активной девочкой. Но школа нас, девочек, несколько дезориентирует, в школе мы привыкаем верховодить, а потом оказывается, что в жизни вообще‑то верховодят и все решают мужчины. И совсем неважно, кто умнее, кто больше книжек прочёл, у кого талант, а у кого его нет и в помине. Мужчина и только мужчина должен быть директором, председателем, начальником, заведующим…
И вот ты работаешь, работаешь, работаешь, и вдруг оказывается, что ты умеешь делать то, что делают мужчины, и даже лучше. Как исключение из правил тебя могут признать и продвинуть, в интересах дела тебя даже могут назначить на руководящую должность (если на данный момент рядом не окажется подходящего претендента мужского пола). Так в самый разгар перестройки, на волне всеобщего энтузиазма, полная идей и планов, ты неожиданно для всех станешь главным редактором самой большой в ваших краях газеты, единственная из женщин, будешь заседать наравне с мужчинами в бюро обкома, уверенно выступать на пленумах и сессиях, писать серьёзные аналитические статьи в центральные газеты, с тобой будут советоваться первые руководители области, твоё имя будет на слуху у читателей, и благодаря всему этому, ты без труда выиграешь на первых альтернативных выборах в местный парламент у шестерых соперников–мужчин.
