Он протянул Берндту визитку какого-то ресторана. Сам того не осознавая он спасал меня от немедленного фиаско, давая время на более тщательную подготовку.

Но вместе с тем мне стало интересно — в самом ли деле он полагает, что король Андорры, известный инвестор и меценат, так легко распоряжается своим временем?

— Вы предложили мне выбрать для встречи сегодня любое время, я взял на себя смелость разбить нашу встречу на две части, — логично объяснил Мост свое предложение. — И вторую часть провести в менее формальной обстановке, чтобы получше узнать друг друга. Это, — он показал пальцем на визитку, все еще лежащую перед Берндтом, — адрес одного уютного заведения, где никто не станет нам мешать.

И мне пришлось согласиться, потому что еще одна вещь, которую я понял — ни о чем серьезном в стенах своего банка Мост говорить сейчас не станет. И причин тому две: первая — опасение обязательной прослушки от коллег Мильке, а вторая — элементарное желание поиметь хорошую премию от сделки.

И мне пришлось с ним согласиться, негодуя на себя за глупость и самонадеянность. Он переиграл меня психологически, хотя все козыри были в моих руках! Такое случалось — в самом начале моей карьеры миллиардера, но я уже забыл, когда это было в последний раз. И за последнее время я совсем отвык вести переговоры под давлением. Разучился. Все больше сам давил. Авторитетом, деньгами, наглостью. И вляпался. Слабая переговорная позиция, чем бы не была вызвана слабость — несомненный повод разорвать намечающийся клинч, взять тайм-аут и хорошенько подумать.

Вечером я решил не давать герру Эдгару ни одного шанса и запустил Дитля впереди себя. Контраст с дневной аудиенцией оказался разительным: Мост, едва увидел перед собой невзрачного отставного офицера, покраснел, рванул ворот рубахи, несколько раз глубоко вдохнул и непонимающе уставился на меня. Он что-то отрывисто пролаял на немецком и находившийся здесь же молодой человек перевел:

— Дядя спрашивает — что должно значить появление этого господина в вашем обществе?

— Это мой представитель, — я постарался изобразить самую обаятельную улыбку, на которую был способен. — Он будет вести мои с вами дела, если мы сейчас ни о чем не договоримся.

— Велите ему убраться! Пусть уйдет!

— Не раньше, чем мы придем к соглашению, герр Мост. Дитль, присаживайтесь, угощайтесь.

Мост сделал вялую попытку выпрыгнуть из-за стола, потом вдруг сел ровно, тяжело провел по лицу пятерней, спросил:

— Что вы хотите?

Почему-то все экономические теории предполагают, что экономические субъекты насквозь рациональны и практичны. Но вот передо мной возникло явное опровержение этих постулатов: человек, распоряжающийся деньгами целой страны, очень скоро совершит поступок выходящий за пределы ожидаемого и разумного. И мне это чертовски нравилось! Дитль оказался очень к месту. Не зря я навестил старого Мильке.

— Вы можете доверять полностью своему переводчику? Или мы положимся на моего? — спросил я. — У меня не очень много времени и мне не хотелось бы снова вальсировать вокруг берлинской стены.

Мост выслушал перевод, коротко кивнул своему помощнику, и тот попрощался:

— Дядя велит мне уйти. Но я буду неподалеку, у телефона и если что-то случиться — я обязательно успею вызвать полицию.

Мне его угроза показалась смешной, но я не стал ничего говорить храброму племяннику.

Когда он ушел, переводом занялся Берндт:

— Чего вы от меня хотите? — еще раз спросил Мост.

— Сущие пустяки, герр Эдгар, — ответил я. — Всего лишь очень хочу сделать вас богатым.

Не дураки придумали, что для того чтобы тебя искренне любили — отбери у человека все, создав видимость непреодолимой силы, а затем верни половину, но сделай это от своего имени — и лояльность будет обеспечена на долгие годы. Пока он не поймет, что все его перипетии управляемы вами. Но до этого пока далеко.

Мост непонимающе выпучил глаза: он ожидал, что сейчас его начнут принуждать, пытать, ломать, но мне всего лишь нужен был его подходящий настрой и внимание к моим пожеланиям.

— Да, герр Эдгар, вы знаете кто я, и знаете, что многие, кто связал свою судьбу со мною — от Штроттхотте до Перрена — не прогадали. Вливайтесь в команду!

— Не понимаю… — пробормотал Мост.

— Все вы понимаете. Это вы звонили Озенбергу, вы искали встречи с Коппером, вы желаете пристроить свой банк в хорошие руки. А я желаю его купить. Вместе с вами.

— Откуда вы знаете? — Мост подобрался и, кажется, совсем перестал обращать внимание на Дитля.

— Франц, — напомнил я банкиру о его присутствии, — вы не скромничайте, угощайтесь! Когда еще придется отведать таких чудных лобстеров? Хотя… кажется, они мороженые? Жаль. Но все равно, я думаю в вашей столовой таких зверей не подают.

Берндт быстро перевел, Дитль активнее заработал вилкой, а Мост нервно вздрогнул.

— Герр Эдгар, вы взрослый человек, повидавший в жизни всякое. Вам-то должно быть известно, что абсолютная секретность — это миф?

— И все же?

— Я скажу вам, но вы об этом — никому! Договорились? — Он кивнул. — В сферу моих интересов входит мобильная связь. В том числе и в Западном Берлине. А мобильная связь — штука еще более удобная для прослушивания, чем обычная, проводная. И если вдруг однажды я узнаю, что некто по фамилии Коппер становится абонентом моего оператора — я стану его слушать, чем бы мне не грозили законы. Понимаете?

Это не было правдой, но это было правдоподобно. И Мост, не очень хорошо знакомый с техникой, должен был в эту версию поверить.

— Так просто?

— А зачем что-то делать сложно, если оно делается просто? Теперь вернемся к нашему диалогу по основной теме. Дитль, вы покушали? Сходите покурить, самое время.

Мы втроем проводили сутулую спину Франца, скрывшуюся за закрытой дверью отдельного кабинета.

— Герр Эдгар, вы уверены, что здесь нет микрофонов? Впрочем, это уже не важно — даже если они есть, то сейчас уже некому заниматься анализом разговоров — все заняты демократизацией и борьбой с тоталитаризмом на митингах. Итак, насколько я понял, ваши предложения для Deutsche Bank еще не оформлены ни в какую систему. Вы просто желаете что-то продать, вам не принадлежащее, а они не против поговорить о том, чтобы это присвоить, так?

— Кто вы, мистер Майнце? Откуда?

— Вы просчитали, что дни ГДР сочтены. Вы как никто хорошо знаете экономическое состояние восточнонемецких предприятий и понимаете, что для выживания у них есть только один путь — банкротство и новые собственники. Оставим сейчас в стороне вопрос о том, кто довел Восточную Германию до такого состояния, в конце концов, на роль козла отпущения назначена СЕПГ, а профессионалы от экономики и производства здесь ни при чем — они всего лишь исполняли требования ЦК. Пусть будет так. Крах экономики — это крах восточногерманской государственности, потому что у всех возможных… кредиторов — от СССР до Монголии и Кубы — дела обстоят ничуть не лучше. Они на помощь не придут. И, вместе с тем, это отличный повод для объединения с Западной цивилизацией. И вы понимаете, что так и будет. И еще вы прекрасно понимаете, что Бундесбанку ваш банк не нужен в том виде, в каком он существует сейчас. Какую-то его часть, безусловно, Бундесбанк присвоит по праву правопреемника, и сделает своими местными представительствами. И вы не рассчитываете, что в этой структуре для вас найдется хорошее место, ведь для них вы только тень настоящего банкира, управляемая решениями товарищей Хоннекера или Кранца. Это так. Но зато другая часть Staatsbank — не менее половины — окажется Бундесбанку не нужна. Будет обидно, если эта часть окажется просто распроданной с молотка по цене складов и помоек. Куда лучше создать на ее основе новую, коммерческую структуру? И вот именно на эту часть вы ищите покупателя.

Даже если бы Дитль остался — его бы Мост теперь боялся гораздо меньше, чем меня.

— Откуда вы все это знаете? — готов поклясться, что в оригинальной фразе, прозвучавшей из уст банкира было что-то вроде "donnerwetter", но Берндт переводить это не стал.