— Избиратели любят стабильность, это верно и ради стабильности пойдут на многие уступки власти. Но ты подумай, что придет в финансовый мир вместе с низкой инфляцией?

Я привычно сложил два и два и пришел к неутешительному выводу:

— Банковский кризис?

— Скорее, кризис банковской деятельности, — поправил Серый. — Грубо посчитаем. С высокой инфляцией мы имеем высокую учетную ставку ФРС — высокую оптовую цену денег для банков. Но с десятикратной нормой резервирования при учетной ставке в десять процентов банки зарабатывают на раздаче этих денег в розничные кредиты… теоретически до сотни процентов. Минус восемь-девять процентов на инфляцию (а учетная ставка всегда близка к показателю инфляции — чуть выше), на невозвраты и усушку-утряску, итого в сухом остатке при таком положении вещей — теоретически восемьдесят-девяносто процентов прибыли. При инфляции и учетной ставке в два процента доход банка будет не больше восемнадцати процентов. Опять же теоретически. Теперь понимаешь, кому прежде всего выгодна инфляция?

— Да в общем-то и раньше иллюзий не было. Низкая инфляция — плохо для банков, очень высокая не годится для производства. Непросто выдержать золотую середину, находящуюся, как мне кажется, в районе пяти-шести процентов в год. Да и нужна ли она? Если все будет развиваться равномерно, то, скорее всего, расти экономика будет черепашьими темпами. Гораздо удобнее манипулировать учетной ставкой, вызывая приливы ликвидности то в финансовый, то в производственный сектора. И поскольку инерционность систем никто не отменял, то в среднем эффект будет выше, чем при поддержании оптимальной инфляции.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Но продолжим. Получается, что при низкой инфляции банкам просто не выгодно заниматься своей основной деятельностью — раздавать кредиты реальному сектору экономики. Эта деятельность не покрывает даже содержания самих банков. Приносит убытки. И значит…

Серый изобразил бровями ожидание ответа на свой незаданный вопрос. И я его не подвел:

— И значит, что банки договорятся с правительствами и начнут заниматься всем подряд: торговать сырьем, лезть в прямое владение активами, расширять биржевой спекуляционный инструментарий, придумывать все новые деривативы и прочая, прочая, прочая.

— Сечешь, — похвалил меня Фролов. — И в этом деле лучше быть первым. Кроме того, как ты верно решил, помимо биржи многие банки станут искать выходы на зарубежные рынки кредитования, где сравнительно высокая инфляция позволит им иметь достаточно высокие прибыли в практически безрисковом традиционном секторе кредитования. Но основные деньги, конечно, поначалу хлынут на биржи. Я не призываю уже завтра выпускать на рынок тонны CDS, CDO, ADR, ABS и прочего хлама, мы еще недостаточно сильны для этого, но будь готов к подобному повороту.

— Всегда готов! — я дурашливо вскинул руку в пионерском приветствии.

— А поскольку банки со скрипом кредитуют клиентов, то клиенты вынуждены будут сами искать деньги помимо банков. Где?

— Невеликая загадка. Во-первых — за границей. Но всех заграничных свободных денег не хватит на то, чтобы прокормить американские аппетиты. Значит, понадобятся еще деньги. Тогда друг у друга. Покупать стороннюю свободную ликвидность под залог своих бумаг. Потом выкупать бумаги. Опционы-шмапционы. Рынки попрут вверх, банки с удовольствием присоединятся к движению. В итоге — никто ничего не выпускает, производство в упадке, но все купаются в деньгах.

— До поры, — согласился Серый. — Теперь вернемся к зарубежным вложениям: коли ФРС начнет раздавать дешевые деньги, а вкладывать их внутри страны будет особенно не во что, то корпорации начнут искать точки роста за рубежом. Тем более, что американское налогообложение практически беспомощно перед теми, кто проводит операции за границей. Итак, имеем две, нет, пожалуй, три точки приложения больших и дешевых американских денег — фондовый рынок внутри страны, сверхприбыльные, политические, социальные и военные проекты здесь же и кредитование зарубежного производства.

В последние годы у него появилась такая манера — не говорить, что будущее будет таким-то или эдаким, потому что таким оно ему привиделось, но логически подводить меня к неизбежности события. И я был благодарен ему за это, потому что только поначалу его способность прозревать мнилась настолько полезной, что обойтись без нее казалось немыслимым. Но постепенно я пришел к пониманию того, что его постоянные указания без объяснений рождают во мне тихий протест, вынуждающий идти наперекор. Это как с гороскопом, публикуемым в ежедневных газетках. Если написано "львам сегодня лучше заняться собой" — на весь день особо впечатлительным читателям задается установка, которой они слепо следуют и постепенно становятся зависимыми от нее, лишаются воли сделать что-либо отличное от рекомендаций гороскопа. В первое время это забавно, особенно когда предсказания в какой-то форме сбываются, но потом эта зависимость становится невыносимой. Теряется ощущения самостоятельности в принятии решений, а смириться с таким положением вещей выйдет не у каждого. У меня не вышло бы. Становиться винтиком в какой-то машине с неведомыми целями — не мое.

Кто-то скажет: подумаешь, гороскоп! Наплюй и забудь! Но как на него наплевать, если его предсказания сбываются всегда? Поэтому какое-то время после осознания его точности человек им будет пользоваться ежеминутно, но очень скоро любому надоест его безальтернативность. Уж лучше вообще ничего не знать о предстоящем, чем знать все. Поэтому мое решение вопроса — вообще не заглядывать в гороскоп!

Но Серый не был бы Серым, если бы сам не догадался об этом. Или увидел. Неважно. Но теперь свои пророчества он озвучивал только тогда, когда ситуация по его мнению становилась критической. В любом ином случае он предпочитал подводить меня к очевидному путем прозрачного анализа обстановки. Правда и поныне иногда срывался на фразы вроде"… и поверь мне, инфляцию он победит…", но это уже можно было терпеть.

— И значит, у нас с тобой появляется реальный шанс часть этих денег направить в нужное нам русло.

— Тебе мало тех денег, что уже есть?

Серый плеснул в стаканы еще немного бурбона, понюхал край своего и задумчиво ответил:

— Наш с тобой совокупный капитал меньше такового у одного единственного Bank of Tokyo. Не сочти меня жадным, хотя определенная правота в таком мнении будет, но на фоне имеющихся тяжеловесов мы с тобой как финансовая сила — никто. Начинать можно и с тем что есть, но если мы вызовем чей-то пристальный интерес, нас быстренько выкинут из игры.

Он увидел как я собрался протестовать и поднял руки:

— Если ты хочешь сослаться на свою победу в возне со Standard Chartered, то зря. Там просто удачно звезды сошлись. Они же параллельно пытались додавить Lloyd'а, ну и про поддержку Снайла не забывай. Зашортить бумаги этого банка в самый разгар вашей заварухи — дорогого стоит. Нет, ты конечно молодец, не отнять, но Зак, давай будем честны перед собой — смог бы ты так же успешно выкрутиться в стерильной обстановке? Один на один против этого банка?

Мне не хотелось этого говорить, но я был вынужден признать, что в одиночку мне ничего не светило. Сожрали бы с потрохами.

— Вот видишь, дружище. Мы сильны только при обоюдной поддержке. — Серый похлопал меня по плечу. — Поэтому начинай напрягать своих восточных людей, чтобы подыскивали перспективные для кредитования предприятия в Гонконге, на Тайване, везде по юго-восточной Азии. Денег будет много. Их будет так много, что в ближайшие годы мы увидим не одно экономическое чудо, а десяток таких чудес. И это не игра случая, это закономерность проводимой денежной политики. Деньги уйдут из производственного сектора в Штатах, но более-менее подходящая инфраструктура для их освоения помимо Советского Союза и Европы — старых соперников, усиливать которых за свой счет никто не станет, есть только в Юго-Восточной Азии. От Индии до Южной Кореи. Инфраструктура, построенная социалистами. К тому же там полно американских баз, способных при случае моментально указать нарушителям спокойствия их истинное место. И никто из них не обладает силой оказать хотя бы малейшее сопротивление. Идеальное место. Так что будь готов.