И вновь на папу Иоанна-Павла I никаких отсылок. Курия очень хорошо знала: хотя «Оссерваторе Романо» и является изданием полуофициальным, такая статья будет со всей очевидностью рассматриваться в мире как выражение взглядов нового папы. Сомнений не было: сражение курии с папой началось.

Поэтому 28 сентября, вскоре после 8:00 утра, папа позвонил по телефону своему государственному секретарю Вийо и потребовал представить исчерпывающие объяснения появления двух статей. Второй звонок он совершил кардиналу Феличи в Падую, которую тот облюбовал как своего рода духовное убежище.

Лучани все чаще использовал кардинала Феличи как рупор своих идей, полагаясь на его честность и лояльность, несмотря на принципиальные расхождения во взглядах по целому ряду вопросов. К тому же папа понимал, что тот, будучи протодьяконом священной коллегии кардиналов, лучше кого-либо знал механизмы бюрократической машины курии.

Лучани выразил Феличи свое возмущение по поводу этих двух статей.

— Помнится, несколько дней назад вы говорили мне, что курии хотелось бы, чтобы я сдерживал свою энергичную натуру?

— Ваше святейшество, это было всего лишь предположение.

— Надеюсь, вы окажете мне любезность и передадите кое-что от моего имени. Скажите, что маленьким газетам лучше воздерживаться от высказывания своего мнения по столь важным вопросам. Редакторы, как и папы римские, незаменимыми не бывают.

Договорившись встретиться с Феличи после его возвращения из Падуи, Лучани занялся следующей проблемой — церковью в Голландии. Пятеро из семи голландских епископов намеревались занять умеренные позиции по отношению к абортам, гомосексуализму и служению женатых священников. Среди этих пятерых был кардинал Виллебрандс, тот самый, кто поддержал Лучани на конклаве сочувственными словами. Им противостояли два крайне консервативных епископа, Гийсенс из Рермонда и Симонис из Роттердама. Предстоящая в ноябре 1978 года в Нидерландах встреча обещала стать ареной жаркой схватки и обнажить перед голландской общественностью глубокий раскол среди епископов. Была и еще одна проблема, суть которой раскрывалась в подробном докладе, ранее представленном на рассмотрение Павлу VI.

Иезуиты развернули широкомасштабное преследование всемирно известного профессора-теолога, доминиканца Эдварда Шиллебекса. Как и в случае со швейцарцем Гансом Кюнгом, консерваторы стремились заставить его замолчать и не позволить распространять, на их взгляд, радикальные идеи. Внушающий страх «Индекс запрещенных книг» был отменен папой Павлом VI. Его смерть оставила без ответа вопрос, каким образом Римско-католическая церковь намерена контролировать своих передовых мыслителей. В прошлом Лучани позаимствовал у Кюнга фразу для осуждения «теологов-снайперов», но люди, подобные Кюнгу и Шиллебексу, по сути, выражали стремление вернуть церковь к ее истокам, к тем идеалам, которые искренне поддерживал Альбино Лучани. За несколько минут до десяти часов он отложил доклад в сторону, чтобы заняться более приятными делами. Ему предстояли аудиенции.

Сначала папа Иоанн-Павел I принял группу прелатов, среди которых был и кардинал Бернарден Гантэн, которого он назначил недавно президентом «Кор унум». Папа широко улыбнулся при виде крепкой моложавой фигуры Гантэна, который олицетворял для папы будущее церкви. В разговоре Лучани заметил: «В мир мы должны нести слово Иисуса Христа. Без этого наше существование не имеет ни смысла, ни цели, и никто не будет нас слушать».

Следующим удостоился приема тем утром Анри де Ридматтен. Вскоре после конклава по Риму прошли слухи, что перед обнародованием «Жизни человеческой» Павел VI получил написанное Лучани письмо с настоятельной рекомендацией не подтверждать запрет на искусственные методы контрацепции, именно Ридматтен назвал их «фантазиями». Его беседа с папой 28 сентября касалась его работы секретарем «Кор унум», но Лучани недвусмысленно предупредил Ридматтена о недопустимости впредь подобных «опровержений».

— Насколько я понимаю, мой доклад по вопросу контроля над рождаемостью проходил через ваши руки?

Ридматтен пробормотал что-то о возможном недоразумении.

— Лучше быть осторожным, отец Ридматтен, и не высказываться публично, пока не выяснились все недоразумения. Если вам понадобится экземпляр моего доклада, уверен, для вас его можно будет найти.

Ридматтен рассыпался в благодарностях, после чего благоразумно хранил молчание, пока Лучани обсуждал с кардиналом Гантэном ситуацию в Ливане. Папа сообщил ему, что вчера обсуждал свой предполагаемый визит в Ливан с патриархом греко-мелькитской церкви Максимом V Хакимом, епархии которого расположены не только в Ливане, но и в оккупировавшей его Сирии.

Также на аудиенции этим утром была принята группа епископов из Филиппин, прибывших с обязательным визитом. Встретившись с теми, кому каждодневно приходится сталкиваться с реальностью режима президента Маркоса, Лучани побеседовал с ними на тему евангелизации, столь ему близкую. Зная, что если он впрямую будет говорить о Маркосе, то у собеседников могут возникнуть на родине неприятности, папа вместо этого особо подчеркивал важность распространения слова Божьего. Он напомнил гостям о визите на Филиппины папы Павла VI:

Все поняли, что хотел этим сказать папа — и поняли не только епископы, но впоследствии и семейство Маркосов.

После утренних аудиенций у Иоанна-Павла I состоялась встреча с кардиналом Баджо. Папа принял несколько важных решений и о двух из них собирался известить Баджо.

Первое решение касалось кардинала из Чикаго Джона Коуди. Взвесив все соображения, Лучани решил, что Коуди необходимо сместить. Этот шаг можно обставить в ватиканской манере, и он надеялся обойтись без огласки и ненужного скандала. Папа сказал Баджо, что Коуди лучше дать возможность оставить свой пост по состоянию здоровья. Такой вариант не привлечет особого внимания прессы, поскольку архиепископ Чикаго и в самом деле не очень здоров. Если Коуди откажется уйти в отставку, то тогда, чтобы из-за его смещения не поднялся шум в газетах, будет назначен коадъютор, и все полномочия по управлению епархией перейдут к другому, присланному Римом епископу. Лучани был уверен: оказавшись перед альтернативой публичного скандала, Коуди предпочтет уйти, не теряя достоинства. Если же он все-таки будет настаивать и не соглашаться с отставкой, то так тому и быть. Папа снимает с себя всю ответственность и совершенно от этого отстраняется. Никаких просьб, никаких требований. Так или иначе, коадъютор будет назначен.

Баджо обрадовался: наконец-то нетерпимая ситуация будет разрешена. Меньший восторг у него вызвало другое решение, к которому пришел Лучани. В Венеции до сих пор нет патриарха. Папа предложил занять этот пост Баджо.

Многие сочли бы за честь подобное предложение. Баджо был очень недоволен, даже рассержен. Свое ближайшее будущее он связывал с конференцией в Пуэбле, рассчитывая быть в Мексике центральной фигурой. Кардинал считал, что будущее церкви — в «третьем мире». В своих долгосрочных планах Баджо видел себя в Риме — там, в центре событий, его место. В Венеции же он уйдет в тень, исчезнет со сцены; важнее же то, что вдали от Ватикана о нем не вспомнят, когда дело коснется планов на будущее. Поэтому Баджо ответил отказом, и тон, каким кардинал отказался от назначения в Венецию, изумил Лучани. Повиновение папе и беспрекословное исполнение его распоряжений прививали Лучани с самых юных лет, начиная с первого года учебы в семинарии в Фельтре, где требовали безоговорочного послушания, которое вошло в его плоть и кровь. Хотя со временем, поднимаясь по ступеням церковной иерархии, он стал задаваться некоторыми вопросами, подвергать сомнению отдельные аспекты ряда решений вышестоящих, особенно тех, что касались корпорации «Ватикан» и энциклики «Жизнь человеческая», но ему и в голову не пришло бы в открытую возмущаться даже в случае не менее важных проблем. Таков был Альбино Лучани, который по поручению Павла VI писал статью за статьей в поддержку курса папы, Лучани, который, написав статью по вопросу о разводах, вручил ее своему секретарю отцу Марио Сенигалье, мрачно заметив: «Уверен, эта публикация доставит мне еще немало головной боли, но этого требовал папа». Лучани казалось невероятным, чтобы кардинал позволил себе отказаться от предложения, сделанного ему папой, да вдобавок в таком заносчивом тоне, как Баджо. Эти два человека руководствовались двумя разными системами ценностей. Лучани исходил из того, что считал лучшим для Римско-католической церкви. Баджо преследовал свои личные интересы.