– Может, давайте к нему сходим? – предложил Степан. – Нам всё-таки нужно бы с ним поговорить, если он живой.

Минут пять еще пришлось им уговаривать Анастасию Ивановну, прежде чем она сдалась и повела их к дому Егорова.

Дверь в маленьком оштукатуренном домике за красным забором открыла веснушчатая девочка лет шести.

– Дедушка дома? – спросила ее старушка.

– Деда! – закричала девочка, обернувшись назад. – Тут к тебе!

В коридор выглянул невысокий сухонький старичок в синем шерстяном спортивном костюме с эмблемой «Динамо». Первым делом он уставился несколько напуганно на двух стоящих на пороге мужчин и только потом заметил рядом с ними низенькую, ссутулившуюся под тяжестью прожитой жизни Анастасию Ивановну. Выражение его лица смягчилось.

– Настя, что ли? – спросил он, не сводя глаз со старушки.

– Да вот, упросили меня к тебе отвести постояльцы мои, – кивнула она на Степана и Игоря. – Зайти можно?

Старик кивнул.

Провел их в комнату, по дороге пытаясь прихлопнуть ладонями летавшую в коридоре моль. Усадил за стол, покрытый плюшевой скатертью.

– Чем обязан? – спросил, сам усевшись напротив.

– Тут такое дело, – начал объяснять Степан. – Фима Чагин был то ли моим родственником, то ли другом отца… Вот я и хотел это выяснить… Поэтому в Очаков приехал.

– А я тут при чем? – удивился старик.

– Ну, вы же его в тюрьму садили, значит, что-то о нем знали! – сказал Степан. – Например: с кем он дружил? Ведь дружил же он с кем-нибудь тут?

– Дружил?! – переспросил старик. – Может, и дружил. Не знаю. А занимался он… как бы это пояснить?! Да всем занимался! Краденое продавал, гостей подозрительных принимал. Его дом был чем-то вроде «почты до востребования». Оставляли ему на хранение всякое и на год, и на два… Платили, понятно, за это. В милицию на него сообщали, с обысками к нему приходили, но никогда ничего не нашли. Так и жил себе, пока не убили. Может, чаю выпьете?

Анастасия Ивановна оживилась и за всех кивнула.

Пробовал Степан во время чаепития еще что-нибудь разузнать, но старик больше ничего нового не рассказал.

– Видимо, и мой отец у него бывал, – размышлял вечером Степан, когда сидели они уже в своей комнатке на кроватях. – Жил и, наверно, оставлял что-нибудь на хранение… Значит, всё-таки из воров он был…

На следующий день они вдвоем сходили на базар, где Степан купил ломик-гвоздодер и два фонарика. Расплачивался за покупки Игорь. Расплачивался неохотно – уж очень специфические они делали покупки.

Предчувствие его не подвело. Этим же вечером, прихватив гвоздодер и фонарики, повел его садовник на улицу.

– Погуляем сначала, присмотримся, – говорил он полушепотом по дороге. – А потом заглянем туда, в дом Чагина. Иначе зачем приехали?!

Темное южное небо висело над головами, в носу щекотал запах моря, где-то громко работало радио, передававшее турецкие песни на турецком языке.

Пройдя несколько раз мимо дома Чагина, они наконец зашли во двор и притаились за деревом справа от порога.

– За это ж посадить могут! – испугался Игорь, понимая, что будет дальше.

– За что?! За то, что я хочу разобраться в своем детстве? Мы же никаких сейфов отсюда выносить не будем! – попробовал успокоить его Степан.

Минут двадцать прислушивались они к тишине. За все это время лишь одна машина проехала по улице. Город засыпал рано.

Степан умело сорвал гвоздодером навесной замок, поддел дверь снизу этим же гвоздодером и приподнял ее так, что язычок встроенного замка выскочил из паза и она открылась.

Степан быстро прошел внутрь. Игорь за ним. Прикрыли за собой дверь и сразу оказались в кромешной тьме.

Степан включил свой фонарик, а Игорь – свой.

– Милиция – не дурная, – зашептал Степан. – Если они сюда с обысками приходили, то наверняка и под полом искали, и на чердаке. В печках, должно быть, тоже копались… Только вроде печек тут больше нет…

Степан водил лучом фонарика по стенам, по чугунным, покрашенным в белый цвет батареям. Подошел к дверям с вывеской «Общественная приемная». Игорь и не заметил, как дверь приемной открылась, и Степан оказался внутри, уже освещая фонариком стены и пол следующего помещения.

– Так, – сказал он. – Надо все по-научному делать, а то мы и до утра не разберемся! Стой здесь, а я открою все двери и потом начнем по часовой стрелке…

Игорь выключил свой фонарик и замер в темноте, только слушая, как щелкали, открываясь, поддетые ломиком-гвоздодером двери.

Вскоре Степан вернулся, дотронулся до плеча Игоря и кивком приказал следовать за ним. Они прошлись по всем комнатам, освещая фонариками полы, стены, неказистую офисную мебель советского образца. Снова вернулись в приемную депутата Волочкова.

– Значит, так, – размышлял вслух Степан. – Чердаки и полы отбрасываем. Печек нет. Остаются стены. Простукивать умеешь?

– Это как? – спросил Игорь.

– Как доктор! Костяшками пальцев стучишь, и если звук глухой – идешь дальше, а если вдруг звонче, словно пустота там, останавливаешься и зовешь меня! Стучим вместе. Я по правой от двери стороне, ты – по левой!

В темной тишине принялись они простукивать стены: вверх до приземистого потолка и вниз, до стыка с половой доской. Уже в третьей комнате, справа от массивного угрюмого сейфа, показалось Игорю, что стенка под ударами костяшек его пальцев зазвучала по-другому.

– Степан! – окликнул он шепотом. – Тут, кажется, что-то есть.

Степан подошел, перепроверил.

– Да она тут, кажется, вся пустая, – с сомнением произнес. – Я пойду, с другой сторону простучу!

Из смежной комнаты он вернулся приятно озадаченным.

– Толстоватый простенок выходит! – сказал он, сжимая в правой руке ломик-гвоздодер. – Ну, с богом!

Он с напряжением на лице ткнул ломиком в стенку, и ломик, сначала упершись во что-то, тут же прошел глубоко внутрь, словно провалился в пустоту.

– Интересно, – прошептал Степан, подсвечивая себе фонариком.

Он расширил дырку. Игорь заметил, что под штукатуркой торчали куски старой, потемневшей фанеры.

Минут за десять они разобрали кусок стены и посветили внутрь.

– Вот те на! – вырвалось у Степана, когда лучи двух фонариков уперлись в три старомодных кожаных чемодана, покрытых пылью и строительной крошкой. – Вот тебе и камера хранения, которую никто до нас найти не мог!

Степан вытащил один за другим все чемоданы. Сдул с них пыль и мусор, потом охлопал руками свою одежду и выключил фонарик.

Выходили они тихо, стараясь не произвести ни единого звука. Степану удалось даже входную дверь тихо за собой прикрыть.

Удивительно, но и по дороге к дому Анастасии Ивановны им никто не попался. «Замечательный, однако же, городок!» – думал на ходу Степан.

В комнатке опустили чемоданы на пол. Степан протер их тряпкой для ног, взятой с порога.

– Ну что, уезжать надо рано, до открытия базара! – решительно произнес Степан.

– А посмотреть: что там? – предложил Игорь.

– Смотреть будем у тебя дома, в спокойствии. Главное – довезти!

Игорь не стал спорить. До рассвета оставалось часа два. Степан уже собирал свой рюкзак. На мгновение он отвлекся и взглянул на молодого напарника.

– Оставь старушке на столе двадцать гривен! Пускай вспомнит нас добрым словом! – сказал он.

Киев встретил путешественников проливным дождем. Небо висело над вокзалом темное и низкое. Степан с рюкзаком на спине и со старым кожаным чемоданом в правой руке почти бегом спешил к электричкам. Игорь, которому кроме своей сумки приходилось нести еще два чемодана, едва поспевал за садовником. Хорошо хоть, что чемоданы были не тяжелыми. Однако эта «не-тяжелость» чемоданов одновременно вызывала сомнение в ценности их содержимого.

А в ирпенских лужах отражалось солнышко. Видимо, дождь здесь прошел раньше.

– Давай машину возьмем! – предложил Степан, оглядываясь по сторонам. Он чувствовал себя тут, в центре Ирпеня, с тремя старомодными большими чемоданами очень неуютно. Уж очень-то они, чемоданы, в глаза бросались.