Наконец Фердинанд сообразил, чего ждет от него старший брат.
– Ты хочешь, чтобы послов к Сулейману отправил я?
Глаза Карла насмешливо сверкнули, он всегда считал, что Фердинанд слишком медленно думает.
– Но ведь Вена твоя, и ты не хочешь, чтобы летом турок разорил ее?
Он понимал, что Фердинанд уже прикидывает, как бы побольше получить за такую уступку, вздохнул:
– Чего ты за это хочешь?
– Корону короля Германии.
«Справься с Лютером, и я преподнесу тебе ее на бархатной подушке и сам надену на голову», – мысленно хмыкнул Карл, но сказать ничего не успел: выдвинув свои требования, Фердинанд круто развернулся и бросился прочь из комнаты.
– Ты ее получишь. Давай обсудим то, как отправить посольство.
Карл почти кричал, потому что младший брат, отмахнувшись: «Сам справлюсь!», уже удалялся. Не бежать же за ним.
И тут император Священной Римской империи допустил огромную ошибку, нужно было немедленно вернуть Фердинанда обратно и подробно обсудить с ним все условия предстоящего посольства вплоть до каждого слова, которые произнесут посланники. Но Карл положился на брата и его разумную супругу. Еще была надежда, что поможет сестра Мария, вдова короля Лайоша. Мария меньше всех детей Филиппа Красивого и Хуаны Безумной похожа на мать и на Габсбургов тоже, она взяла и от Филиппа, и от Хуаны все лучшее и не взяла недостатков. Умница, наделенная политическим и деловым чутьем, юная вдова теперь правила Нидерландами от имени старшего брата. Она способна дать дельный совет, к тому же Марию с Анной Ягеллонской связывала нежная дружба, а женщины, как известно, могут совместно влиять на мужчину. В данном случае таким мужчиной был Фердинанд.
Карл подумал, что, пожалуй, может оставить решение этого вопроса младшему брату, дел-то – отправить тайное посольство к османскому султану с выгодными предложениями оставить на время все как есть. Фердинанд тоже в этом заинтересован, иначе Вена и впрямь станет турецкой, сил на ее серьезную защиту у короля половинчатой Венгрии нет. А у Карла нет желания ввязываться в угоду Франциску в большое противостояние с османским правителем.
Несмотря на молодость, Карла уже допекала проклятая подагра, косточки на ногах снова вздулись и воспалились, даже ходить трудно, император предпочел карету, хотя передвигаться таким способом не любил.
Покачивался в такт движению и, прикрыв глаза, размышлял.
Он почти не беспокоился о поручении, данном Фердинанду, не сомневался, что договориться с турками удастся, теперь можно подумать о французском короле. Если этот ловелас в очередной раз обманет Элеонору, придется задать ему настоящую трепку. От одной мысли о долговязом любителе постельных утех у Карла начинали ныть все кости. Земли французского короля делили его собственные на две части, мешая создать единую империю. Согласись Франциск признать Карла императором всей Европы, тот поступил бы так же, как с Фердинандом – оставил Франциска королем своей властью. Но для Франциска, тоже мечтавшего о короне Священной Римской империи и единой Европе, но под своей рукой, такое предложение было неприемлемо. Карл это понимал и никогда подобных разговоров не вел.
Мысли потекли почти привычным руслом: Франциск и его обманы, сестра Элеонора, влюбившаяся не вовремя и не в того, итальянское наследство и папа римский… О Фердинанде и турках на время было забыто. А зря…
Зря, потому что Фердинанд умудрился допустить все ошибки, которые только мог допустить в данной ситуации. Нет, он послушно отправил посланников в Стамбул и даже предложил туркам мир от своего имени, но какой…
Сначала Ибрагим-паша не поверил своим ушам: Габсбург, который хоть и не защищал Вену, но владел ею, прислал своих людей к султану?! Вторым усомнился в том, что не спит, сам Сулейман: победитель присылает послов к побежденному? Конечно, Сулейман не признавал себя побежденным, заявляя, что приходил в Венгрию, только чтобы напомнить, кто там правит, а под Веной стоял… в ожидании Фердинанда, ушел-де из-под стен города, попросту не дождавшись. Султан прекрасно понимал, что и без взятия Вены демонстрация силы весьма удалась, Европа напугана, даже их раскольник Лютер перестал угрожать папе римскому, переключившись на мусульман.
Сулейману меньше всего хотелось становиться пугалом для Европы, как и воевать с Карлом, он был бы готов заключить с императором соглашение, но появления его послов в Стамбуле никак не ожидал.
Теперь следовало все сделать не торопясь, чтобы не выдать собственной радости от того, что Карл первым сделал шаг навстречу.
Принять посланников торжественно и при большом стечении народа? Что-то подсказало Сулейману не торопиться и сначала разузнать о самих послах. И вот тут их с Ибрагимом ждало настоящее разочарование. Формально все было верно: владел Веной Фердинанд, он и прислал своих людей.
Ибрагим заставил драгомана-переводчика повторить, усомнившись в том, что не ослышался. Нет, тот произнес еще раз:
– Послы прибыли от короля Священной Римской империи Фердинанда.
Султан стоял у оконной решетки, не оборачиваясь, но Ибрагим и сам понимал его мысли. Король – это не император. Нет, император Карл, а Фердинанд… он просто король? Значит, не Карл прислал своих людей, не счел султана равным для разговора, достойным для заключения договора напрямую? Сулейман молчал, пытаясь найти оправдание действиям своего главного соперника. Вообще-то, понятно, открыто осуждая договоренность между Франциском и Сулейманом, Карл не мог сам поступить так же открыто, но мог бы прислать своих людей тайно.
– Прими этих послов, посмотрим, что скажут, – словно отмахнулся от известия Сулейман. Ибрагим склонил голову:
– Да, Повелитель.
В присутствии драгомана, который не был турком, он предпочитал называть Сулеймана так. Наедине или в окружении семьи звал проще – братом, за глаза все чаще «этим турком». Сулейман делал вид, что либо не замечает, либо не подозревает.
Посланников короля Фердинанда действительно принял великий визирь. Посланники прибыли от младшего из братьев, и принимал их младший по положению, вполне достаточно. И все-таки провал был не в том. Произнеси послы нужные речи, их принял бы и Сулейман, причем прилюдно и с почестями, но они говорили такое, что Ибрагим порадовался предусмотрительности своей и султанской.
Он постарался обставить прием пышно, но до минимума сократил количество присутствующих. Прибыли тайно, хотя эта тайна всем известна? Значит, и беседа будет тайной. Почти тайной. Только сам главный визирь, его окружение, какому доверял, и несколько переводчиков-драгоманов.
Конечно, Ибрагим не преминул показать послам янычарскую выучку, проведя их сквозь строй вооруженных до зубов защитников султана, а потом еще и между двумя рядами рычащих львов, едва сдерживаемых на толстых поводках огромными евнухами. Все выглядело впечатляюще и угрожающе одновременно. Казалось, отпусти хоть один евнух хоть один поводок, львы всей стаей просто растерзают послов, а за ними и их правителя, как бы далеко тот ни находился.
Но послы тоже не из робких, как ни тряслись поджилки, этого никто из турок не увидел, лицо держали.
А потом Ибрагиму пришлось сделать все, чтобы в ярости не приказать снести послам головы из-за наглости, которую услышал из их уст от имени короля Фердинанда.
Габсбурги щедро раскидали свое семя по домам Европы, не скупясь на отпрысков в тех семьях, к которым, казалось, отношения не имели. Это привело к тому, что выступающая челюсть и оттопыренная нижняя губа были не редкостью во многих знатных фамилиях.
Посланник младшего Габсбурга явно носил в себе гены этой фамилии, его челюсть тоже выпирала вперед, что подчеркивало надменность всей фигуры высокого худого немца. Он развернул свиток, строго посмотрел на Ибрагима-пашу и торжественно начал зачитывать послание короля Фердинанда османскому султану Сулейману. А визирю стало вдруг весело, по поведению посланников короля, по наставительному тону, которым читался текст, было понятно, что ничего хорошего ожидать не стоит, немец словно отчитывал султана за неприличное поведение в чужом саду. Ибрагим ни слова не понимал в произносимой на немецком речи, но делал вид, что понимает, он то задумчиво покусывал ус, то озадаченно приподнимал бровь, то тихонько хмыкал, но так, чтобы послы это заметили, то оборачивался к стоявшему рядом евнуху, который понимал не больше самого визиря, словно советуясь с ним, отчего бедолага покрывался испариной.
