— Так точно.

— Но другие, как заметил Рекеф, исполняли свой долг не столь ревностно.

Одисса посмотрела на безымянного. Тот едва заметно кивнул и стал разминать пальцы, как перед боем. Тальрик заставил себя не напрягаться.

— Из Минны поступили донесения о непорядках в управлении городом. Провиант и боеприпасы, необходимые для нижнеземской кампании, поступают медленно и в малом количестве. Мелочь, казалось бы — как явно и полагают виновные, — но без хорошего снабжения армия много не навоюет. Одно влечет за собой другое, а в итоге расквартированные в Асте войска испытывают недостаток во всем, от сапог до деталей летательных аппаратов.

Латвок сделал паузу, чтобы Тальрик мог вставить слово — но тот промолчал, не понимая, к чему это все говорится.

— Император, назначая человека губернатором города, дает ему власть, которой нет даже у армейского генерала. Такая власть вкупе с ответственностью может вскружить офицеру голову. Появляется соблазн придержать имперские товары и средства для собственных нужд. Подобные случаи бывали, и полковник Ультер, к несчастью, тоже стал внушать определенные подозрения — надеюсь, вы понимаете?

— Прекрасно понимаю, господин полковник, — устало ответил Тальрик.

— Вы работаете, правда, в зарубежном отделе, — тон полковника давал понять, что внутренний отдел гораздо престижнее, — но ваши прежние связи делают вас самым подходящим для нас человеком. Утром в Минну отправится лейтенант Ааген из инженерного корпуса. Вы поедете с ним, расследуете дело своего друга, предпримете то, что сочтете необходимым, и доложите нам.

Тальрик втайне перевел дух.

— Вопросы, майор?

— Со мной двое пленных, которых я хотел допросить здесь.

— Ааген тоже везет живой груз, добавьте к нему и этих. В Минне превосходные условия для допроса — можете сказать Ультеру, что приехали как раз по этой причине. Еще что-нибудь?

— Больше ничего, господин полковник.

— Тогда вы свободны.

Тальрик встал, отдал честь и вышел. Только через полсотни шагов он позволил себе расслабиться. Значит, не в этот раз — может быть, в следующий. Он не задумываясь пользовался Рекефом как оружием для устрашения посторонних, но никогда не забывал, что этот самый клинок могут приставить и к его горлу.

«Зачем я, собственно, это делаю?» Он уже думал об этом и давно приготовил ответ: «Из любви к Империи, разумеется». Но в глубине души, куда и Рекеф не проник бы, засела предательская мыслишка: что же это за государство такое, где даже его хранители должны постоянно опасаться за свою жизнь?

Еще до рассвета наверху послышались голоса. Чи, Сальму вместе с дюжиной других пленников на ночь поместили в яму. Сальме и еще двум, способным летать, руки сковали за спиной, но с Чи возиться не стали. Всю ночь она пыталась освободить их — с тем же успехом она могла бы попробовать вылететь из ямы сама.

Не надо было мечтать, когда медитировала. Надо было овладевать Наследием — хотя жуканы, как всем известно, и с Наследием неважные летуны.

— Смирно! — послышался голос Тальрика. И сразу же: — Да никак Ааген из Динаса?

— Провалиться мне! Капитан Тальрик! — ответил другой. — Пять лет прошло — я уж счастливчиком стал себя почитать.

— Лейтенант Ааген, — продолжал Тальрик.

Все рабы в яме уже проснулись, но к разговору прислушивались только Чи и Сальма.

— Произведен при подавлении майнесского восстания. Чем могу быть полезен, господин капитан?

— Отправляешься в Минну?

— Да, на заре. Из запчастей, которых мне не хватает, можно свободно собрать новый транспорт. Авось, в миннском депо что-нибудь раздобуду. — Чи стало грустно: так вполне мог бы говорить кто-нибудь из механиков Коллегиума.

— Удачи. Машина идет пустой?

— У нас в армии так не бывает. Особый груз, да еще пассажир — вы, стало быть.

— И двое пленных. Сможешь их разместить?

— Я тоже везу пленных — верней, одного пленного.

Наверху передвигали что-то наподобие больших ящиков.

Вечером Чи успела разглядеть там целый автомобильный парк — одну из машин, видимо, сейчас и грузили. Она также подозревала, что упомянутыми пленными окажутся как раз они с Сальмой.

— Только одного? — удивился Тальрик. — Я думал, у вас в армии горючего зря не тратят.

— Это не я решаю. Мне приказывают — я делаю. Говорю же, особый груз.

В яму помимо искусственных огней просачивался рассвет, которому Чи не радовалась. Ночь она теперь любила больше — она никогда не снилась себе рабыней.

Вверху, на сером кружке неба, показалась черная голова.

— Отошли, — приказал Тальрик. В яму спустили дощатую платформу, и он добавил: — Чируэлл Вершитель и Сальме Дин. Не заставляйте меня спускаться за вами.

Они переглянулись, и Сальма шепнул:

— После. Кажется, у нас появился шанс.

Чи, настроенная скептически, взошла на платформу и крепко вцепилась в Сальму. Сейчас о побеге нечего было и думать: наверху суетилась куча осоидов.

Многие из них, однако, прерывали свою работу и смотрели в туже сторону, что и Сальма. К машинам вели кого-то — женщину. Скованное Горе, бабочку-танцовщицу.

— Это и есть твой особый груз? — спросил Тальрик ее конвоира.

— Так точно, — ответил тот — Ааген, судя по голосу. — Мне сказали, что она полетит одна, но последнее слово за вами, господин капитан.

Тальрик хлопнул его по плечу, удивив Чи человечностью этого жеста.

Руки Скованного Горя оставались свободными — Ааген вел ее на цепочке, прикрепленной к ошейнику. Не отпуская свою пленницу, он открыл люк машины, по форме напоминавшей кирпич. Судя по выхлопным трубам, работала она на пару. Сзади у нее были два пропеллера, под днищем еще один, здоровенный, а по бокам от него — четыре короткие ноги. Чи не верилось, что это уродливое сооружение способно подняться в воздух, но места внутри должно быть много — больше, чем отводили им последнее время.

Скованное Горе поднялась на борт первой, точно арахнидская принцесса, садящаяся в карету. Ааген, прикрепив к чему-то ее цепь, сказал Тальрику:

— Хорошо, что с нами летите вы. Будь мы вдвоем с кочегаром… мало ли что. Лакомый кусочек, вы не находите?

Тальрик проявил к танцовщице полное безразличие — если не подлинное, то хорошо сыгранное. Чи и Сальму по его сигналу тоже загнали в трюм. Ааген, критически оглядев неуклюжую жуканку и стрекозида со скованными руками, сказал солдатам:

— Приковать за шею к стене, как ту женщину. Я рисковать не люблю.

— Вы только посмотрите, — пробормотал Стенвольд, глядя в подзорную трубу. Он предполагал, что увидит нечто подобное, и все-таки был поражен. Открывшаяся ему картина наглядно подтверждала то, что он столько лет проповедовал, но он от души предпочел бы оказаться неправым.

— Это Аста? — справился из-за его плеча Тизамон.

— Если она по-прежнему так называется.

— Что за Аста? — спросила Таниса.

Тото, провозившийся с машиной всю ночь, только пошевелился во сне.

Тизамон тут же умолк. Эти двое даже не пробовали поговорить друг с другом, с мысленным вздохом констатировал Стенвольд. Замкнутостью Таниса точно пошла в отца.

— Когда мы здесь проезжали последний раз, это была деревушка, где караваны останавливались на отдых. Большей частью жуканская, хотя других народов тоже хватало, а имя ей дали скорпи. Крайний северный оазис Сухой Клешни. Теперь же… вот, посмотри сама.

Они находились на рубеже Нижних Земель. На юге и западе их родные края граничили с морем, на севере высился горный Барьер, на востоке простиралась пустыня. Обойти ее можно было лишь двумя способами: с юга, по приморскому Шелковому Пути, или здесь, с севера.

Северный путь когда-то был проще, чем в нынешние времена. Одна дорога, каменистая и неровная, вела вдоль Торносских гор, огибая Даракионский лес с севера, другая пролегала к югу от леса. В том месте, где деревья и кустарники уступали место пустыне, как раз и стояла Аста.