Первое время он безвылазно сидел в своем Рэттлбоун коттедж, однако постепенно стал все чаще и чаще появляться в Шерстоне. «Старожилом», разумеется, он пока еще не стал, однако для многих уже стало привычным видеть по утрам худощавую фигуру велосипедиста, направляющегося в деревню за покупками, а также затем, чтобы поболтать с продавщицей из антикварной лавочки. Говорил он со странным акцентом, виной чему, должно быть, послужило его многолетнее пребывание в Германии. Да и вообще он производил впечатление человека скорее интересного, чем опасного. Вероятно, именно такой мужчина и нужен был, чтобы помочь придти в себя бедняжке Мэрион. Кроме того в нем девушка нашла родственную душу — обоих интересовала поэзия. Их связь, по-видимому, не носила эротического характера; скорее, это были отношения отца и дочери при полном доверии с обеих сторон, доверии, добиться которого от несчастной девушки из Бристоля так и не удалось семейству Бентли. Похоже, Мэрион мало-помалу становилась самостоятельной женщиной. Рано или поздно молодые люди, более подходящие ей по возрасту, несомненно, должны были обратить внимание на эту перемену и — кто знает? — быть может, даже посвататься к бедняжке.
Примерно в таком плане рассуждали все деревенские обыватели — и мясник Трэш, и супружеская пара Эймисов из продуктового магазинчика, которые, кстати, и сдали Смиту Рэттлбоун коттедж, и старая миссис Престон. Да и супругам Бентли, похоже, поэт-велосипедист пришелся по вкусу. Уже как минимум дважды его видели направляющимся вечерней порой к домику антиквара — вероятно, он получил приглашение на семейный ужин или же почитать вслух свои стихи.
Разумеется, находились и такие — в основном мужчины, — кто проявлял к Мэрион меньше сочувствия. В точности не зная, что же именно случилось с ней три года назад, они считали ее просто-напросто недалекой девицей, которая умудрилась — в силу своей тупости попасть в Бристоле в сомнительное общество, где она просто не могла не столкнуться с мужчинами определенного сорта — охотниками слегка позабавиться. А может даже она и сама дала им повод, пытаясь флиртовать; в таком случае, сама во всем виновата. С приличной девушкой, которой чуждо всякое кокетство, такое вряд ли могло бы случиться. Что же касается его — того бедняги, что, вняв естественному зову своей плоти, отсиживает теперь срок в Дартмуре, то вообще удивительно, как это он на нее мог польститься: тщедушная фигурка девушки особых вожделений не вызывала.
Но думали так немногие.
Что действительно не было известно почти никому — за исключением, пожалуй, семьи Бентли да еще молочника, — так это то, что каждое утро, еще задолго до того, как основная масса жителей Шерстона пробуждалась, девушка пешком выходила за пределы деревни. Однако даже и эти немногие не знали, что направлялась она прямиком в Рэттлбоун коттедж. К ее приходу писатель уже бывал на ногах; они как будто заключили между собой негласное соглашение, что эти часы как нельзя лучше подходят для их встреч, которыми, кстати сказать, оба весьма дорожили.
Как правило, они просто сидели и беседовали — или же молчали. Если погода была солнечной и теплой, они гуляли в буковой рощице или сидели в заросшем саду. Случалось, она выдергивала сорняки или даже пересаживала цветы, если ей казалось, что им не хватает света. В такие минуты Уильям Смит — или Мортен Мартенс — обычно устраивался на скамейке и с удовольствием следил за ловкими, грациозными движениями изящной фигурки девушки. Почему она ему так нравилась? Быть может, потому, что Мэрион чем-то неуловимо напоминала Аниту.
Что же в этих странных свиданиях с Мэрион действовало на него так успокаивающе, умиротворяюще? Как объяснить, что он, который никогда даже в мыслях не стремился к тихой деревенской жизни, так быстро сумел позабыть и Вест Кенсингтон, и Линду Фэй?
Нет, найти этому какое-то рациональное объяснение он был не в силах. Просто наконец-то он обрел нечто, что его полностью удовлетворяло. Ощущение дыхания преследователей за спиной исчезло полностью, он чувствовал, что вполне может положиться на жителей поселка. Линда Фэй и ее образ жизни — это еще отнюдь не все на свете. И тем не менее Мортен понимал, что вечно так продолжаться не может. Рано или поздно ищейки вновь нападут на его след. И хотя, внимательно просматривая газеты, он не находил в них ни слова о пропавшем норвежце, которого разыскивает полиция, это еще вовсе не значило, что они спят. Если за дело возьмется Скотленд-Ярд, то он может расставить такие мелкие сети, сквозь которые ему, как новичку, не проскочить.
«Мортон и Мэрион», — думал он, сам себе удивляясь. Нет, долго так продолжаться не может, хотя пока что все, как будто, идет хорошо. Однако он ведь совсем не тот человек, с которым этой молоденькой девушке стоило бы связать свою жизнь.
Если шел дождь, они сидели у камина и пили чай. Здесь-то под треск охваченных пламенем поленьев она мало-помалу поведала ему свою историю — печальную историю о том, как юноша-ровесник, с которым они когда-то дружили, внезапно как будто взбесился, стоило ей отказаться лечь с ним в постель. Мортен понимал, как трудно ей рассказывать ему, мужчине, об изнасиловании, чувствовал, что оно оставило в душе девушки неизгладимый след. Однажды утром она поведала ему о процедуре суда, о возникшем у нее в тот момент чувстве, будто ей приходится раздеваться догола в присутствии этих мужчин в черных мантиях, чтобы убедить их в своей правоте. Лишь заставив ее пройти через это унижение, судьи в конце концов признали подсудимого виновным по всем статьям, однако сам насильник в своем последнем слове не только не каялся, но даже пригрозил ей кровавой местью сразу же по освобождении.
Несмотря на то, что, по ее словам, выговорившись, она испытала некоторое облегчение, по окончании рассказа девушка вся дрожала. Теперь-то Мортен понимал, почему она так перепугалась при первой их встрече.
— Но ведь не думаешь же ты, что он и вправду попытается что-то сделать? — спросил он.
— Он такой злобный.
— Наверняка, смел только на словах.
— Ты же не знаешь его, Билл.
— Он даже не сумеет отыскать тебя здесь, когда выйдет на свободу.
Девушка пожала плечами.
— Что я переехала сюда и поменяла имя, знает только моя тетка.
— Ну так и не стоит переживать.
— Я до сих пор еще просыпаюсь по ночам. Это было так… так жутко.
Он погладил девушку по темным волосам и осторожно привлек к себе. Пару раз она уже позволяла ему это, доверчиво приникала к груди и даже шептала, что ей хотелось бы прямо сейчас сделать то самое, запретное… Только пусть он будет с ней ласковым, нежным… Мортен чувствовал, что для него это не составило бы труда. Он сумел бы доказать девушке, что эротика и грубое насилие — две абсолютно разные вещи. Вместе с тем он понимал, что торопиться тут не следует. Он действительно искренне хотел помочь Мэрион, однако в то же время и сам ощущал чуть ли ни детскую потребность быть любимым. Мортен и Мэрион. Нет, это какое-то наваждение.
Кульминация во взаимоотношениях этих двух одиноких существ наступила тридцать первого июля. Шикарный роман Мортена с Линдой Фэй длился едва ли неделю, после чего ему пришлось сломя голову бежать из Эрдли Кресент. С момента знакомства с Мэрион Сиджвик до того вечера, которому суждено было вновь круто изменить его жизнь, минуло три недели.
Началось это прекрасным субботним утром; все было так естественно, казалось таким многообещающим, что оба влюбленных ни на секунду не сомневались в благоволении к ним судьбы. Когда девушка привычным путем направлялась в старую усадьбу, капли росы, подобно бусинкам ртути, переливались всеми цветами радуги на лепестках роз, а маки еще даже не развернули свои головки навстречу солнечным лучам. В четверть седьмого — необычный час для любовных игр — он перед камином раздел ее. Уговаривать девушку не пришлось. Большая часть ее прежних страхов обернулась теперь любопытством. Осторожно и бережно — именно так, как она просила, — ласкал он худенькое белоснежное тело. Она же, послушная ему, просто лежала и наслаждалась ласками. Высшее блаженство пришло к ней медленно и постепенно, как мягкая и в то же время могучая волна. Всхлипывая от душивших ее слез благодарности, она до боли стиснула его в объятиях, едва не впившись ногтями в спину. Он же, исполненный чувства закономерной гордости, долго еще гладил и целовал ее лицо и волосы. Его нисколько не смутило даже, что собственное его желание так и не нашло естественного удовлетворения, ибо то, что он испытывал в настоящий момент, не имело ничего общего с плотским вожделением. Первый раз в жизни он давал что-то вместо того, чтобы брать, понимая, что научила его этому совсем еще молоденькая девушка, лежащая сейчас рядом с ним, причем сама даже того не сознавая. Удивительно, но до сих пор он ни с кем еще этого не испытывал. Ни с Кари, ни с Линдой. Мортен чувствовал, что со временем Мэрион с лихвой возместит ему то, чего не хватает в данный момент. По какой-то непонятной ему причине эта девчушка из Бристоля отдала ему без остатка всю силу таившейся в ней до сих пор неиспользованной любви и преданности.
