Он соврал так убедительно, что едва не поверил в это сам.

доставивший советских участников на чемпионат мира по лыжам, приземлился в Форнебю накануне того дня, когда Мортену Мартенсу начало казаться, что земля горит у него под ногами.

Когда речь идет о соревнованиях такого уровня, никто не пускает дела на самотек, во всяком случае, этого не делают нации, на которых лежит груз такой ответственности, как на Советах. В этот раз хозяева составят жесточайшую конкуренцию, поэтому решающую роль играет заблаговременное знакомство с местом проведения соревнований. Лыжное руководство потребовало минимум неделю, и им пошли навстречу. Спортсменам необходимо акклиматизироваться — привыкнуть к пище, жилью, трассе. Бегуны — и мужчины, и женщины — должны обкатать лыжни Нурдмарка, а прыгуны с трамплина (которым особенно не доверяли) — попробовать тягу на двух склонах. Кроме собственно участников, в делегации было полно начальников, тренеров, секундантов, экспертов по допингу, массажистов и физиотерапевтов. Не считая журналистов и телевизионщиков.

Одного из физиотерапевтов звали Виктор Иванович Грибанов, его взяли в последнюю секунду в качестве резерва. Ни спортсмены, ни руководство толком его не знали, но он с первого момента проявил себя как в высшей степени обаятельный и компанейский парень. К тому же он говорил по-норвежски и в самолете пытался научить ветерана команды, Галину Кулакову, словам, которые могли ей пригодиться. Выяснилось, что сорокалетняя Кулакова, одна из немногих, помнит кое-что по предыдущим поездкам. Но тридцатипятилетний физиотерапевт легко обставил ее. Он признался, что учил норвежский в Ленинграде. А интерес к этому унаследовал от своего отца, который, по словам врача, в 1945 освобождал Северную Норвегию. Что касается Грибанова-младшего, то это была его первая поездка в Скандинавию.

В Форнебю их встретили представители оргкомитета и пара прорвавшихся на летное поле журналистов. Всучив цветы и игрушечных оленей — символов соревнований, устроители препроводили русское воинство к автобусам; расквартировали они их в отеле «Воксен» вместе с финнами и шведами.

Грибанова поселили с одним из массажистов, Анатолием Литвиновым, бугаем, занудой и волокитой из Минска, любившим выпить водочки перед сном и ожидавшим, что радушные варяги предоставят каждому гостю по отдельному номеру. Да, Грибанов был свойским парнем, никогда не склочничал, но он на удивление неохотно обсуждал эффективность массажа по сравнению с физиотерапией. И не интересовался ни водкой, ни женщинами. Через пару дней Грибанов осточертел Литвинову, который завязал многообещающее знакомство с одной миленькой горничной и как никогда страстно мечтал получить номер в свое единоличное распоряжение.

Неожиданно его желание исполнилось. В понедельник утром, через четыре дня после прибытия и за четыре дня до открытия, Грибанов пожаловался на страшную головную боль. Литвинов позвал старшего врача сборной. Когда массажист вернулся после завтрака в номер, Грибанов исчез. Оказалось, он подхватил какую-то серьезную инфекцию, и врач отправил его в изолятор посольства.

В «Воксене» его нельзя было оставлять, потому что он мог заразить спортсменов. Кстати, сам-то Литвинов как себя чувствует? Минский бабник поспешил заверить, что он здоров на все сто, и порадовался открывающимся перспективам.

В такси Грибанов скоренько выздоровел. Норвежцу-таксисту он велел отвести его на Драмменсвейен, 74. Здесь он расплатился и вылез. Стоя у ворот посольства в серой парке, не являвшейся частью формы советской команды, дождался, чтобы такси отъехало. Потом взял свой коричневый чемодан и пошел, но не в посольство, а вниз по Драмменсвейен. Только врач команды знал об истинной цели поездки Грибанова в Норвегию, но даже он не был посвящен в детали. Посольству же лишь была дана инструкция, что если, паче чаяния, кто-нибудь придет проведать заболевшего, им нужно отвечать, что Грибанов слишком слаб и посетителей не принимает. Другими словами, если ему придет в голову заделаться перебежчиком — милости просим. Раньше опасались выпускать из Советов такие большие команды, поскольку многие соблазнялись западной видимостью достатка и превращались в подданных других государств. Но с тех пор многое изменилось. Люди научились смотреть на два шага вперед. Грибанов был специалистом по Норвегии и не прочь пожить в стране подольше, но сбегать он никуда не собирался. Под теплым крылышком КГБ ему и в Москве жилось неплохо. Со своей подготовкой и опытом он принадлежал к тончайшей прослойке — номенклатуре — и жил хорошо и сыто. В отличие от большинства русских ни он, ни его красавица жена Лариса никогда не стояли в очередях. У них была дача рядом с Переделкино, новые «Жигули» и ярчайший символ их социального статуса: гэдээровская коляска (советские так ужасно скрипят!). Нет, покинуть родину навсегда — такого у Виктора Ивановича в мыслях не было. К тому же он искренне любил отчизну, хотя и находил много поводов ее покритиковать. Десять лет назад народ забавлялся вопросом: «Что такое квартет?» Ответ был: «Симфонический оркестр, вернувшийся с зарубежных гастролей». Теперь такие времена прошли.

Подойдя к Драмменсвейен, 106 В, Грибанов незаметно оглянулся. На улице было всего несколько пешеходов, и никто вроде не проявлял к нему особого интереса. Он свернул в ворота в высокой стене и несколько секунд спустя очутился в стенах советского торгового представительства. Мысль встретиться здесь не казалось ему удачной, потому что норвежские спецслужбы не спускали с представительства глаз. Всего десять дней назад норвежцы выслали торгового представителя Олега Докудовского и сотрудника Евгения Вопиловского за попытку подкупа работников предприятия, производящего детали истребителя F-16. Но Антон Волков из Третьего управления заверил его, что он просто заскочит в торгпредство на минутку. К тому же за пределами Воксеносена он и вовсе никакой не Грибанов: из торгпредства он выйдет с норвежским удостоверением личности.

Так и оказалось. Встретивший его человек не тратил времени на пустую болтовню, хотя и не скрывал своего любопытства. Он передал последние инструкции из Центра кодом, понятным одному Грибанову. Фотографию Грибанова он получил неделей раньше и теперь выдал Грибанову выправленное по всей форме удостоверение личности на имя Арвида П. Енсена, 1946 года рождения, что полностью соответствовало возрасту Грибанова. Адрес был Данневигсвейен, 12, Осло, 5, но туда ему ни в коем случае не нужно показываться, потому что там живут совсем другие люди — кто точно, сотрудник не знал. Вместо этого ему надлежит явиться в бани Весткантбад для получения дальнейших инструкций. Все, разговор окончен.

Арвид П. Енсен, он же Виктор Грибанов, кивнул на прощание и вышел. В бане он должен быть к десяти, так что время еще есть. Весткантбад находится тоже на Драмменсвейен, недалеко от Университетской библиотеки. Отмахав часть пути, он немного сбавил темп и решил прогуляться по Фрогнер-парку. С помощью карты, которой снабдили его товарищи из торгового представительства, он легко ориентировался, а город ему понравился. И самое приятное — несколько простых маневров убедили его, что за ним никто не следит.

Отныне он будет норвежцем — недолго, максимум две недели, потому что первого марта советская лыжная сборная покидает Осло. Все это время он собирался «проболеть» — лыжный спорт интересовал его едва ли больше, чем физиотерапия. Пожить норвежской жизнью к тому же крайне полезно — что ни говори, все его глубокие познания в норвежской жизни и менталитете теоретические.

Весткантбад обнаружилась в огромном подвале. Грибанов очутился в круглой комнате, занятой импровизированным гардеробом и окошечком кассы. Объявление на стене сообщало, что мужчины могут воспользоваться услугами комплекса по понедельникам, средам и пятницам, а женщин ждут здесь во все оставшиеся дни. Слышались отдаленное плескание, и в воздухе слабо пахло хлоркой.

— День добрый?