Рённес позвонил в банк, где она работала; трубку взяла другая сотрудница.

— Кари Ларсен? К сожалению, она недавно уехала в отпуск.

— А вы не знаете, куда?

— На юг. Они с подругой собирались провести две недели на Родосе.

— И дочь, с собой взяла?

— Нет, она с ней не ладит.

Отношения между Кари Ларсен и ее четырнадцатилетней дочерью удивляли старшего инспектора. После развода Кари взяла свою девичью фамилию и заставила Аниту сделать то же самое. Сначала они вместе переехали в стандартный домик на Фоссегренде. Отца судьба Аниты, похоже, мало волновала. Однако, когда стало известно, что он, по всей видимости, покончил с собой, дочь ушла от матери и поселилась у одноклассницы, чьи родители оказались необычайно чуткими людьми. Говоря о дочери, Кари Ларсен не скрывала горечи — оказывается, в самоубийстве отца та обвиняла именно ее. Анита всегда любила его больше, чем мать. Тем не менее, Рённесу казалось, что от слов Кари все время веет каким-то цинизмом: похоже, она была даже рада, что ответственность за воспитание дочери ей удалось свалить на чужие плечи.

Был вторник; часы показывали четыре. Рённес позвонил домой и предупредил, что слегка запоздает к обеду. Он что, забыл, что сегодня футбол, чемпионат мира? Нет, напротив, в пять десять он рассчитывает уже сидеть у телевизора и смотреть матч Польша — Перу.

Сев в стоявший у управления автомобиль, он отправился в сторону Сингсакера. Там в старой вилле, построенной еще в тридцатые годы, проживала семья Свендсенов, У них самих было двое детей; младшая Хеге — ходила в один класс с Анитой Ларсен. Когда Рённес постучал в дверь, вся семья сидела за обеденным столом. Открыла ему фру Свендсен.

— А, это опять вы.

— Простите, но мне нужно поговорить с Анитой.

— Только прошу вас, не слишком мучайте ее. Ей и так нелегко. Знаете, девочка так переживала, когда в прошлый раз вы сказали, что ее отец, возможно, находится в Лондоне.

— Да-да, разумеется. Думаете, мне самому это доставляет удовольствие? Я весьма ценю то, как вы и ваш муж помогаете ей. У меня у самого есть дети, и я прекрасно могу понять, насколько это неприятно для ребенка — оказаться на попечении социальных служб…

— Откровенно говоря, я не понимаю ее мать, — сердито перебила фру Свендсен. — Вот теперь взяла и умчалась на Родос вместо того, чтобы побыть с дочерью. Ну ничего, мы возьмем ее с собой, когда сами соберемся в отпуск.

— Очень мило с вашей стороны.

— Фру Ларсен, похоже, заботит в жизни лишь одно — ее собственное благополучие. А Анита как же? Такая милая и рассудительная девочка! — Лицо женщины пылало от негодования.

— Однако, как я понял, она и сама, вроде бы, не горит желанием вернуться к матери, — негромко заметил инспектор.

— Да от такой мамаши девочку просто с души воротит, и я ее прекрасно понимаю. Единственное положительное, что мы можем сказать о фру Ларсен, так это то, что она всегда в срок вносит деньги за Аниту. С этой точки зрения, нам не составляет особого труда содержать ее. Да и собственным нашим детям полезно убедиться, что не во всех семьях все идет так же гладко, как у нас… Ну да ладно, я сейчас ее позову, а поговорить вы сможете у нее в комнате — там вам никто не помешает.

«В ее комнате», — отметил про себя Кристиан Рённес. Нет, ей-Богу, здорово все же, что есть еще люди, готовые поступиться чем-то своим ради ближнего.

Анита Ларсен выглядела еще более бледной, чем неделю назад. Не говоря ни слова, она в сопровождении инспектора поднялась по лестнице и вошла в свою комнату. Обстановка здесь была в точности такая же, как в комнате любого подростка, но сама Анита как будто не имела отношения ко всему этому забавному беспорядку. Инспектору снова пришло на ум, что девочка выглядит старше своего возраста — старше и серьезнее.

Пытаясь держаться непринужденно, он присел на ее кровать, которая, однако, оказалась слишком низкой, чтобы он мог удобно устроиться. Девочка встала у окна, и, глядя на нее, инспектор краем глаза видел Мункхолмен и белоснежную яхту, стоящую в гавани.

— Э, да тут у тебя отличный вид.

— Да.

— В прошлый раз, когда мы с тобой беседовали, я сказал, что, по нашему мнению, твой отец может быть сейчас в Англии.

— Да.

— Теперь мы в этом убеждены. Его видели в Лондоне, однако он скрылся.

— Понятно.

Он взглянул на нее, пытаясь по выражению лица понять, как она отреагировала, — по односложным ответам судить было трудно. Однако юная мордашка была угрюмой и неприступной.

— Скажи мне честно, Анита… ведь ты, несмотря ни на что, все же рада, что он оказался жив? Что он… хм, не покончил с собой?

— Да.

На мгновение ему показалось, что в ясных глазах девочки мелькнула тень облегчения. Однако она тут же вновь посерьезнела; внезапно ее как бы прорвало:

— Да я никогда и не верила, что он покончил с собой. Зачем ему это делать?

— Вот как?

— Кроме того, это неправда, будто папа присвоил деньги, которые должны были идти на Польшу. Все это полиция выдумала!

— Но…

— Может, он действительно что-то там напутал. Но все было совсем не так, как думает полиция. Папа… он хороший!

Она еще больше побледнела; руки ее судорожно сжимались и разжимались. Рённес почувствовал, как внутри у него тоже что-то сжалось. «Папа… он хороший!» Кари Ларсен рассказывала, как когда Анита была маленькой, отец порол ее и запирал в ванной. И тем не менее — такая трогательная солидарность с отцом. Беспомощная надежда. Рённес чувствовал себя не вправе отбирать ее у девочки.

— Разумеется, до тех пор, пока обратное не доказано, отца твоего ни в чем нельзя обвинять. — Он тут же почувствовал, насколько фальшиво прозвучали его слова. — Но в любом случае нам с ним необходимо поговорить.

— Понимаю. — Девочка уставилась в пол; пальцы ее перебирали легкие, василькового цвета занавески.

— Это точно, что тебе о нем ничего не известно? Ты правда не знаешь, где именно в Лондоне он проживает?

— Да, точно.

Глаза ее внезапно блеснули, и инспектору показалось, что он ее понял. Анита была бы счастлива, если бы отец подал о себе весточку, если бы он тайно обратился именно к ней. Рённес вдруг ощутил всю двусмысленность своего положения. Попытался представить, как повела бы себя в подобной ситуации его собственная дочь. И не смог. Как хорошо все же, что Анита Ларсен оказалась сильной девочкой. Неразрешимый конфликт в семье, к счастью, не приучил ее к злоупотреблению алкоголем или наркотиками, как бывает сплошь и рядом. Он едва сдерживался, чтобы не встать и не потрепать ее ласково по щеке. Однако вместо этого он лишь откашлялся, прочищая горло, и спросил:

— Какой у тебя любимый предмет в школе, Анита?

— Мне там вообще не нравится.

— А фру Свендсен говорила мне совсем другое. Она утверждала, что в английском ты делаешь заметные успехи.

— Ну, может быть…

— Ты, наверное, такая же способная, как твой отец. В типографии считали, что в английском он просто гений.

И снова в ее глазах на мгновение блеснул огонек.

— Верно. Он часто покупал иностранные книжки. Сейчас они здесь.

Рённес встал и подошел к книжной полке. В основном это были детективы, Бэгли, Форсайт, однако среди них стояло несколько книг Грэхема Грина, и Джона Стейнбека. А также Шекспира.

— Если появится что-то новое, обещаю поставить тебя в известность, — официальным тоном сказал он. Подойдя к двери, он медленно повернулся и добавил: — Вообще-то я приходил, чтобы предупредить: если отец попытается связаться с тобой, ты обязана сразу же сообщить об этом.

Девочка едва заметно кивнула.

— Договорились?

— Да.

— Вот увидишь, все будет хорошо.

Она чувствовала, что полицейский изо всех сил пытается быть доброжелательным, что ему тоже нелегко говорить о ее отце. Когда дверь за ним закрылась, она еще некоторое время стояла неподвижно. Слышно было, как инспектор обменялся парой слов с фру Свендсен, Подойдя к окну, она наблюдала, как Рённес вышел из дома и быстро зашагал по садовой дорожке к своей машине. Видимо, он человек неплохой. Хорошо, что не пришлось ему врать — об отце. Она уже давно не верила в его гибель, и радовалась теперь, что он действительно не вздумал дать о себе знать. Да и каким образом? Ведь он даже не знает, что она перебралась сюда с Фоссегренды.