По улице проехало такси и остановилось напротив отеля. Минуту спустя из «Британии» вышел директор Вегардсон в зимнем пальто и кроличьей шапке. Он и его кейс заняли место в такси, которое тут же отъехало. Шредер поискал глазами машину цвета охры. Подавать сигнал ему не пришлось. «Опель» уже выруливал на проезжую часть. Поравнявшись с шефом, Колбьернсен одарил его примороженной ухмылкой, и обе машины скрылись в направлении Хепмансгатен.

Вот и все — пока. Шредер посмотрел на часы. Четверть второго.

Старший инспектор заспешил, мечтая укрыться в теплых кирпичных стенах полицейского управления. Как его назвал Колбьернсен, «изнеженной конторской душой»? Что-то в этом есть. Он ходко поспешал вверх по Нурдре, впрочем, другие прохожие ему не уступали — подвижники, решившиеся купить рождественские подарки, даже несмотря на холод. В другое время Нурдре похож на средиземноморский променад, кишащий расслабленными праздношатающимися, но сейчас термометр над «Оптикой Иверсена» показывает минус семнадцать. До лета далеко, как до неба. Конгенсгате снова замело снегом, и Шредер мысленно помянул нелестными словами Чичиньона и Кушерона, которым триста лет назад захотелось, чтоб улицы в Трондхейме были такие же широкие, как в Париже.

Он немного взбодрился, распаковав в столовой управления свое законное довольствие — кофе и яблочный пирог.

Кроме него в столовой остался еще только Кристиан Рённес, старший инспектор уголовной полиции.

— Сегодня среда, — извинился он, поднимая голову от купона футбольного тотализатора. Его слабость — спортивный тотализатор — была в управлении расхожей шуткой. — Что ты думаешь насчет «Челси»-«Блэкберн»?

— Победят хозяева.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что в основном выигрывают на своем поле.

— Ты думаешь? Футбольный мячик — он круглый. К тому же игру могут перенести.

— Перенести?

— В выходные из-за непогоды отменили восемь матчей.

— Надо же, не знал.

— В Англии такой дрянной погоды не было уже не знамо сколько лет.

— В Трёнделаге тоже.

— Уговорил, пишем победу хозяевам. Учти, если неверно — с тебя причитается.

Шредер улыбнулся и впился зубами в бутерброд с козьим сыром.

— А как вообще жизнь, Кристиан?

— Нормально. Уголовники тоже боятся холода. А ты? Как всегда сплошные загадки?

— Служба такая, сам понимаешь.

Рённес кивнул и на минуту отвлекся от заполнения карточки:

— А мы раскручиваем одну гадкую аферу с пожертвованиями.

— Какую?

— Мы, собственно, только начинаем. Похоже на самую примитивную обманку. К нам пришел милый парень с Фроста и рассказал, что летом перечислил деньги в помощь Польше. А пару недель назад усовестился.

— С чего вдруг?

— Он подумал, что маловато пожертвовал и решил немного добавить. Отправил на тот же счет сотню крон. А потом деньги вернулись назад вместе с сообщением из Осло, что счет был в августе закрыт и сбор пожертвований закончен.

— Ну?

— Мы все проверили и установили, что акцию «Польше нужна пища» проводило частное лицо — господин Мольтке из Трондхейма.

— Странное имя. Что-то из времен графов и баронов.

— Точно так. Мольтке открыл корреспондентский счет в середине июня. И абонировал почтовый ящик на имя своей организации. Совершенно законным образом, через фирму, занимающуюся массовой рассылкой рекламы и имеющей на это лицензию, он разослал домовладельцам Нурланда и Трёнделага брошюру. Со снимками голодающих, очередями без начала без конца плюс пламенный призыв. Гражданам оставалось только заполнить напечатанный купон и дойти до ближайшей почты. И деньги потекли рекой.

— Черт возьми, — прошептал Шредер. — Это я помню. Мы с женой тоже немного послали.

— С конца июля деньги перестали поступать. Люди или жертвуют немедленно, или вышвыривают такие призывы в помойку. Двадцать шестого августа господин Мольтке снял со счета всю сумму и закрыл его, а также отказался от абонементного ящика… — Рённес развел руками и покосился на потолок, желая усилить эффект: — На сегодня нам известно, что «Польше нужна пища» не покупала на собранные деньги никаких продуктов и не перечисляла денег другим, более крупным организациям. Мольтке растворился в воздухе. В городе нет человека с такой фамилией, а адрес он указал фальшивый. Поэтому почтовый ящик. Служащий, сдававший ему ящик, не может вспомнить, как филантроп выглядел. И мы остались с несколькими брошюрками и парой-тройкой неразборчивых подписей господина Мольтке.

— О каких суммах идет речь?

— По банковским данным ему удалось прикарманить порядка ста тридцати тысяч. Солидный выигрыш… Кстати об этом, тут осталась последняя игра. Что ты думаешь об исходе «Норидж» против «Шеффилд-Уэнсдей»?

— Ничего не думаю. Жена буду по потолку бегать, когда услышит об этой афере.

— Лучше пока не распространяйся. Нам ни к чему, чтобы жулик прочитал о своих свинствах в газете. Мы хотим схватить его за руку, и пусть расскажет, почему поляки до сих пор не увидели этих денег.

— Вы уже кого-то подозреваете?

— Пока нет. Мы только начали. Но ведь где-то же эту брошюру напечатали?

— Не могу представить…

— И не говори. Но давай вернемся к «Норидж».

Старший инспектор Кристиан Рённес посчитал, что и так сказал лишку. Сам он давно не удивлялся циничной изобретательности людей, когда речь шла о том, чтобы урвать куш, — что вовсе не означает, что он все это одобрял. Границу допустимого для себя лично он установил на азартном пристрастии к футбольным тотализаторам.

«На чем не сильно разбогател», — подумал Шредер, который был оскорблен за себя и своих сограждан, желавших помочь голодающим полякам. Он завидовал умению Рённеса не принимать ничего близко к сердцу. И работе его тоже завидовал. Она более муторная, чем у него, зато более конкретная и зримая. И часто дает результаты. А в госбезопасности все слишком размыто; смешно и подумать о проценте раскрываемости преступлений. Он даже не может рассказать Рённесу, чем занимается.

Еще через пятьдесят минут позвонил Колбьернсен из автомата.

— Шредер.

— Это Арне. Клиент ведет себя тихо и примерно. Ходит из одного магазина инструментов в другой. В кейсе — рекламные буклеты, он их всем раздает.

— Хорошо. Продолжай.

— У меня уже зуб на зуб не попадает. Слышишь, как стучат?

— Да, барабанная дробь в чистом виде.

— Клиент точно не из наших, крест на пузе.

— Продолжай!

Шредер положил трубку на рычаг. Он не улыбнулся. Осло не имело привычки тревожить их без крайней необходимости. И даже если шансы один к десяти, как в этом случае, они все равно не имеют права относиться к заданию наплевательски.

Опять зазвонил телефон.

— Шредер слушает.

— Готовь ручку.

— Уже навострил.

— Типа в летнем пальто зовут Сигварт Ествик.

— Ествик через «э»?

— Через «е». Я же ясно сказал.

— Записал. — Шредер зримо представил себе возмущение юного Хатлинга. — А адрес у тебя есть?

— Да. Удбюесгате, дом 5.

— Телефон?

— Номер есть в справочнике.

— Огромное спасибо. А чем занимается, непонятно?

— Называет себя агентом.

Агент, усмехнулся Шредер не иначе знак свыше.

— Что это значит?

— Продает что-нибудь, я думаю. Коммивояжер. Он женат.

— Еще что?

— Все.

Так. Появляется склонный к полноте мужчина в канареечном пальто. Наверняка не фигурирует в картотеке. Шредер отложил в сторону лист с информацией.

— Еще правда…

— Что?

— Я шел за ним, чтоб узнать, где он живет. Так он сначала зашел в «Стрёмсен Электриске» и пробыл там не меньше четверти часа. Потом сел на трамвай и поехал домой, на Ейа.

— А что он делал в магазине Стрёмсена?

— Это я и хотел тебе сказать. Он покупал фотоаппарат. Причем не из дешевых…

— Повтори с начала.

— Он купил фотоаппарат. Когда ему предложили завернуть в подарочную упаковку, он отказался и сказал, что покупает для себя.

Шредер снова придвинул к себе листок. На сцену вышел Сигварт Ествик.