Вечер этот оказался самым приятным из всех, которые Мортен провел до сих пор в Лондоне. Определенное политическое событие оказало свое влияние на то, что многообещающее знакомство продлилось и растянулось на всю ночь. Через десять минут после того, как часы пробили полночь, в баре появился владелец ресторана и потребовал, чтобы все ненадолго умолкли. Сначала посетители решили, что таким образом он хочет оповестить о закрытии своего заведения. Однако мистер Бенсон с широкой улыбкой объявил, что только что по Би-Би-Си передали о безоговорочной капитуляции Аргентины в войне за Фолклендские острова. Настроение в баре мгновенно поднялось. Кое-кто даже затянул «Правь, Британия…», и Мортен внезапно ощутил себя одним из них. А царившей кругом радости, казалось, не будет предела: еще бы, ведь аргентинцы не только проиграли Бельгии 0:1 в предварительном турнире чемпионата мира, теперь и сама военная хунта потерпела поражение! Линда Фэй уже несколько раз нежно пожимала его руку, а теперь заявила, что это событие они обязаны отпраздновать вместе.
Празднование вылилось в то, что в конце концов они отправились к нему в Эрдли Кресент, где сразу же лети в постель. Мортену показалось, что лучшей ночи у него в жизни не было. Неужели же чудо наконец свершилось?
Линда Фэй отдалась ему вся без остатка — и душой, и телом. Затем с наивным откровением долго рассказывала о своей жизни и работе трудилась она в области кинорекламы. В свою очередь, задала множество вопросов о нем самом. Впервые у Мортена появился случай поведать кому-то сочиненную им легенду, и он добросовестно описал историю жизни Питера Кокрейна, технического консультанта, на берегах Неккара (кое-что о Штутгарте он помнил еще со времен своей учебной поездки туда, когда работал в типографии). Женат ли он? Нет, предпочитает холостяцкую жизнь. А она? То же самое. Брак — это не по ней. Затем они снова любили друг друга, с такой силой стискивая объятия, словно последний раз им приходилось это делать лет пять назад; наконец, утомившись, они уснули лицом к лицу.
Вот это женщина! В последующую неделю все страхи Мортена рассеялись как дым; он страстно отдавался неожиданно выпавшему ему блаженству. В первой половине дня он бесцельно слонялся по улицам Кенсингтона, иногда перекидываясь парой слов с такими же праздношатающимися бездельниками, и поджидал вечера, когда Линда заканчивала работу. Она работала в одном из рекламных ателье, расположенных в Челси неподалеку от того места, где жила; ателье помещалось в здании, в котором когда-то была конюшня. Обедали они в различных ресторанчиках в Вест Энде, а ночевали попеременно друг у друга. Однажды они побывали у «Ронни Скотта», и там выяснилось, что оба горячие поклонники современного джаза. Понемногу Линда вводила Мортена в обширный круг своих знакомств, все больше и больше покоряя его своей раскованностью и импульсивностью. Никогда прежде ему не доводилось встречать человека, который бы так безудержно жил исключительно сегодняшним днем. Мортен замечал, что его уверенность в себе неуклонно возрастает; он как бы встряхнулся и мог проявить свои лучшие качества. Стало ясно, что понемногу он обретает то, к чему, собственно, и стремился все это время.
Но никакое счастье не вечно. У Мортена Мартенса оно длилось ровно неделю. В понедельник 21 июня прошлое безжалостной рукой вырвало его из настоящего. Линда Фэй внезапно вошла в его жизнь, и так же внезапно он вынужден был исчезнуть с ее пути.
Дважды в месяц лже-Гюлльхауг появлялся в почтовом отделении на площади святого Мартина — единственном в Лондоне, работавшем круглосуточно. Именно здесь, рядом с Трафальгарской площадью, и оставил он свой адрес до востребования. Как правило, никакой корреспонденции не поступало, да он ее, признаться, и не ждал. Однако иммиграционная служба просила оставить какой-нибудь адрес, да и норвежским властям могло придти в голову разослать какие-либо циркуляры соотечественникам, проживающим за рубежом. Их было необходимо получить, чтобы ненароком не возбудить ненужных подозрений.
Время близилось к двенадцати, когда он пересек Трафальгарскую площадь, улыбнувшись на ходу крохотной девчушке, которую плотным кольцом окружили голодные голуби. После посещения почты он собирался купить пару норвежских газет и проглядеть их, одновременно наслаждаясь вкусным обедом в одном из своих излюбленных кафе на Риджент стрит. В первое время, попадая в центр города, он соблюдал величайшую осторожность — всегда существовала опасность случайно столкнуться с каким-нибудь туристом-соотечественником, который, вернувшись домой, мог бы рассказать, что видел в Лондоне Мортена Мартенса живого и здорового. Однако впоследствии он рассудил, что при наличии очков, бороды и типично английского костюма такие встречи полностью безопасны. К тому же он сильно сомневался, что кто-либо из его знакомых отправится путешествовать в Лондон — как правило, все предпочитали юг.
Войдя в здание почты, Мортен с удовлетворением отметил, что перед окошечком с надписью «До востребования» нет ни одного посетителя. Служащий поднял голову и окинул его равнодушным взглядом. Это был тот же самый молодой человек, которого он видел здесь в прошлый раз. Обширная не по годам лысина с одинокой прядью волос посредине делала его похожим на казака.
— На имя Гюлльхауга что-нибудь есть?
— Гулл… — Служащий попытался повторить трудную фамилию. Внезапно глаза его как-то странно сузились. — Минутку, сэр… — Он встал, однако вместо того, чтобы посмотреть на полках, расположенных прямо за спиной, вдруг прошел в глубь помещения.
«Странно», — подумал Мортен. Обычно чиновник просто оборачивался, рылся в груде писем и в конце концов отрицательно качал головой. Подобная груда лежала у него за спиной и сейчас. Почему же в этот раз «казак» даже не взглянул на нее?
Мортен скосил глаза и осторожно огляделся, однако непохоже было, чтобы кто-то следил за подходившими к окошечку. Тем не менее он чувствовал, что что-то здесь не так; возможно, лысый получил инструкции предпринять нечто вполне определенное, когда Гюлльхауг снова появится здесь. Он видел, как в глубине помещения служащий сказал несколько слов своему коллеге, сидящему спиной к залу. Тот поднялся и направился к какой-то двери.
Опасность! Опасность!
«Казак» медленно вернулся к окошечку. Глаза выдавали его с головой. Все отнюдь не походило на обычную процедуру; у них, по-видимому, имелся какой-то неприятный сюрприз. Однако скрыть это они не сумели. Шила в мешке не утаишь. Мортену стало абсолютно ясно, что его поджидает ловушка.
Похоже, полиции удалось-таки разнюхать, что настоящий Гюлльхауг по-прежнему находится в Норвегии. Быть может, им даже стало известно, что их нынешний клиент никто иной, как Мортен Мартенс. Он почувствовал, как внутри все сжалось и неприятно засовало под ложечкой.
— Действительно, сэр, вам пришло письмо. Сейчас его принесут. Могу я тем временем взглянуть на какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность? Может, паспорт?
Мортен понял. Вероятно, «казак» получил инструкции тянуть время, если Гюлльхауг внезапно объявится. Его коллега в задней комнате наверняка звонит сейчас в полицию. Прекрасно задумано, но сработано грубовато. Нужно срочно уходить, пока не нагрянули ищейки. Импровизируя, он решил подвергнуть служащего последней проверке:
— Паспорт? Минутку… — Он сунул руку в карман пиджака. — Черт, наверное, забыл дома. Ничего, я тогда загляну попозже и…
— Постойте, сэр, — с излишней поспешностью откликнулся лысый. — Подождите, пока наш сотрудник принесет письмо. Может, удостоверение личности вовсе и не потребуется. Все ведь зависит от вида отправления.
«В этот самый момент полицейская патрульная машина, по-видимому, как раз получает сообщение, — подумал Мортен. — Может, она тут совсем рядом, за углом. Надо срочно смываться, пока не повязали».
— Нет уж, лучше я зайду как-нибудь в другой раз.
Он развернулся и, уже отводя взгляд, увидел, что в глазах чиновника появилось замешательство. Жертва пытается ускользнуть, и если он, «казак», намерен ее задержать, то обязан совершить что-то чрезвычайное, неанглийское: например, сигануть через стойку.
