— И вы согласились?

— Я жду вдохновения. Хочу, чтобы образ сам сложился у меня в голове. В последнее время я только о ней и думаю. — И еще кое о чем, имеющем отношение к Реджи.

Леонард Гослинг, живое воплощение старомодного изящества и изысканных манер, в светло-сером костюме и бирюзовой рубашке, несказанно обрадовался их появлению.

— Я скучаю по вашей матери, — сообщил он Броуди. — Мне все время хочется заскочить к ней и поболтать о том, о сем, как бывало раньше. Как там она поживает в Ирландии? Она прислала мне открытку, но написала всего несколько слов.

— У меня сложилось впечатление, что она очень счастлива, — ответила Броуди.

Меган второпях побросала кое-какие вещи в сумку и улетела в Ирландию вместе со своей сестрой. Она намеревалась провести там целый месяц, чтобы поближе познакомиться со своими новыми старыми родственниками. С тех самых пор она чувствовала себя так, словно оказалась на «американских горках», — читать о подобных переживаниях ей доводилось, а вот испытывать самой — еще никогда. Иногда события развивались слишком быстро и чувства грозили захлестнуть ее, как, например, случилось, когда она встретилась лицом к лицу со своими братьями, Джо и Томом. Они были совсем еще подростками, когда Меган в последний раз видела их. Или с двоюродными братьями и сестрами, вместе с которыми она пережила большую войну. Или с теми, кто еще не родился на свет, когда она отплыла в Нью-Йорк вместе со своей матерью и Броуди после ее окончания. Оказалось, что ее дядя Айдан еще жив, а ведь ему было уже четыре годика, когда родилась Меган.

Встретилась она и со старшим двоюродным братом, Патриком, в которого влюбилась в далеком теперь детстве. Она даже помнила, как заявила матери, что выйдет за него замуж, когда вырастет. Меган попыталась рассказать Патрику эту историю сейчас, но он превратился в вечно недовольного брюзгу и вдобавок был глух как тетерев. В возрасте восьмидесяти одного года он наотрез отказывался носить слуховой аппарат, посему история так и осталась нерассказанной. Почему-то именно эта неудача произвела на Меган самое тягостное впечатление.

— Правду говорят, что старость — не радость, — заметила она Броуди после нескольких дней пребывания в Ирландии.

— Это лучше, чем умереть молодым, — ответила та.

Они сидели в аккуратном небольшом коттедже сестры в районе новостроек на окраине Дунеатли. Мирная и сонная деревушка изрядно разрослась с того времени, как Меган уехала отсюда, и теперь здесь появилась масса иностранцев, преимущественно из Соединенных Штатов, которые работали на заводах по изготовлению компьютеров. По крайней мере, так утверждала Броуди.

Коттедж Меган не понравился. Его безликая новизна, лишенная индивидуальности, нагоняла на нее тоску и скуку, равно как и ряды точно таких же домиков на другой стороне улицы, проезжую часть которой укрывал безупречно залитый черный асфальт, а тротуары были идеально чистыми. Местные жители все как один показались Меган людьми весьма преклонного возраста, хотя Броуди утверждала, что это совсем не пристанище пенсионеров.

— Ты права, конечно, лучше состариться, чем умереть молодым, — хмуро фыркнув, согласилась Меган. — Скорее всего, тягостное впечатление, которое произвели на меня эти люди, вызвано тем, что я не видела, как они старели. У меня такое чувство, что все это случилось вдруг и сразу, за моей спиной… Да-да, я понимаю, что сама в этом виновата, — поспешно добавила она, видя, что Броуди уже открыла рот, чтобы возразить. — И все равно я испытываю настоящий шок, когда вижу вокруг лишь дряхлых стариков с палочками и слуховыми аппаратами, ведь в моей памяти они остались на шестьдесят лет моложе.

Да, в ее воспоминаниях время остановилось, тем не менее в Ирландии оно шло своим чередом, и годы постепенно брали свое. Даже сыновьям и дочерям Броуди уже перевалило за пятьдесят, у них были взрослые дети, у которых родились свои отпрыски.

— Должна признаться, — сказала Броуди, — когда я постучала в дверь твоей квартиры, то подсознательно ожидала, что мне откроет двадцатилетняя Меган. А вместо этого я вижу тебя, поседевшую и постаревшую, с лицом, изборожденным морщинами, похожим на высушенный чернослив.

— Ну извини, что обманула твои ожидания, — ледяным тоном заметила Меган. — Раньше ты не была такой чувствительной.

— Просто я боялась тебя, вот и все. Ты вечно оскорбляла меня и смеялась надо мной. Так что я всего лишь хочу поквитаться спустя много лет.

— В таком случае прошу прощения. Честное слово, я никогда не старалась специально унизить и оскорбить тебя.

— Извинения приняты. — Броуди широко улыбнулась.

— Кажется, жены наших Тома и Джо невзлюбили меня, — с сожалением протянула Меган. — Они смотрят на меня, как на незваную гостью, которая нарушила их покой.

— А, эта сладкая парочка! Раньше они ненавидели друг друга лютой ненавистью, но потом, постарев, притерпелись друг к другу и составили нечто вроде коалиции ведьм.

— Надеюсь, они не заколдуют меня.

— Скорее всего, они очень бестолковые ведьмы и даже не знают, как это сделать, если бы даже и хотели.

Меган содрогнулась.

— Пожалуй, теперь я рада, что эти разборки прошли без меня. Я имею в виду родственников, с которыми я не могу найти общий язык, и все, что с этим связано.

— Видишь ли, это и называется семейной жизнью, Меган. Здесь живут сто шестьдесят три представителя клана Кенни, и было бы настоящим чудом, если бы мы все любили друг друга.

— Сто шестьдесят три родственника! — При мысли о том, со сколькими людьми ей еще предстоит встретиться, Меган пришла в ужас. В субботу дяде Айдану исполняется восемьдесят пять, и на вечеринку по случаю его дня рождения в новом отеле на другом конце Дунеатли приглашены все Кенни, от мала до велика, включая тех, кто живет в Соединенных Штатах и Ливерпуле. Меган оказалась единственным представителем ливерпульских родственников, поскольку Мэйзи предстояло рожать со дня на день, а двое молодых людей из США сражались на войне в Ираке. Если бы не боязнь нанести Броуди смертельное оскорбление, Меган поспешила бы домой немедля, только бы не присутствовать на вечеринке в честь дяди Айдана. Каково это — иметь дядю, когда тебе самой уже стукнуло восемьдесят! Но она пообещала пробыть в гостях целый месяц и теперь должна сдержать слово.

Погода в Ливерпуле по-прежнему стояла чудесная, но ночи становились все длиннее, и темнота подступала уже тогда, когда женщины еще сидели в саду. В доме приходилось задергивать шторы и зажигать свет, чтобы разогнать сумерки. Диана регулярно приносила ароматические свечи, так что сад походил на сказочный райский уголок с волшебными ароматами. Ванессу посетило вдохновение, и она старалась передать красками игру света, показать, как зеленая трава искрится серебром, а золотые листья, которые уже начали опадать с деревьев, вспыхивают янтарем и пурпуром, негромко похрустывая под ногами.

На полках в магазинах уже появились рождественские и новогодние украшения. Это вызывало возмущение у Броуди.

— Подумать только, осень еще не успела закончиться, — негодовала она, но вскоре смирилась и стала составлять список подарков, которые ей предстояло купить. — Интересно, где мы будем встречать Рождество — здесь или каждая у себя дома? — вслух поинтересовалась она как-то субботним утром, когда они все завтракали в саду. Как выразилась Диана, завтрак под открытым небом.

— У меня нет своего дома, — возразила Ванесса. — Это и есть мой дом.

— И у нас с Поппи тоже нет, — сказала Рэйчел. Тайлер в это время играл в школе в регби. Его отец хотел, чтобы они втроем поселились вместе с ним и его новой супругой, но Рэйчел отказалась.

— И я предпочла бы, чтобы рождественский обед состоялся все-таки здесь, в «Каштанах», — подхватила Диана, — а на вечернее чаепитие я вполне успею к своим мальчишкам на Корал-стрит.

— Моя мать, без сомнения, захочет прийти, как и Мэйзи. Никто не будет возражать, если я приглашу Колина? — спросила Броуди, обводя глазами собравшихся. Она надеялась, что Джош тоже выкроит время и приедет домой.