Как быстро меняется жизнь, думала Броуди, иногда к лучшему, а иногда, наоборот, к худшему. Только вчера, в это же самое время, она сидела в кухне за столом со своей матерью и Дианой. Они рассуждали о том, окажется ли выставка работ Ванессы более успешной, чем предыдущая. Разумеется, так оно и случилось.

А теперь Мэйзи вернулась домой, и жизнь совершила несомненный поворот к лучшему. Они с дочерью жили теперь под одной крышей, так что отныне Броуди сможет ухаживать за ней. Но проблема, как ни парадоксально это звучит, заключалась в том, что жизнь стала хуже. Нет, не хуже — просто она стала больше похожей на настоящую, полную реальных, а не мнимых хлопот и тревог. Теперь Броуди будет беспокоиться о Мэйзи совсем по-другому, хотя уже и не на расстоянии.

Дверной звонок издал странный, жужжащий звук, и Броуди поспешила к двери, чтобы открыть ее. Женщине, стоявшей на пороге, на первый взгляд можно было дать лет сорок. Она была одета в аккуратный деловой костюм черного цвета и туфли на низких каблуках. В руках она держала блокнот и ручку, а с плеча свисала неброская черная сумочка на длинном ремне. Коротко подстриженные черные волосы незнакомки были аккуратно уложены в строгую прическу, а очки в тяжелой роговой оправе создавали впечатление, что в прошлой жизни дама, несомненно, служила надсмотрщицей в концентрационном лагере. Она окинула Броуди, которая предстала перед ней в джинсовой юбке, клетчатой рубашке с закатанными рукавами и домашних шлепанцах, пренебрежительным взглядом. Мимика гостьи не осталась незамеченной, и Броуди ощутила, что инстинктивная неприязнь, которой она прониклась к этой особе, лишь усилилась.

— Да? — вежливо осведомилась Броуди.

— Я хочу увидеть Рэйчел Кин, — повелительным тоном заявила женщина, не потрудившись добавить такое простое слово, как «пожалуйста».

— Ее здесь нет. — Вне всякого сомнения, Рэйчел и Поппи благополучно спали наверху, но, по мнению Броуди, эта женщина могла проваливать ко всем чертям. Она не чувствовала в себе ни малейшего желания помогать ей.

— Когда она вернется?

— Понятия не имею.

— Она действительно здесь живет?

— Да.

— Что это за дом, в таком случае?

— Самый обычный, кирпичный. — Броуди начинала терять терпение. — Что вы имеете в виду, спрашивая, что это за дом? Это не бордель и не притон, а самый обычный жилой дом, и я — его владелица.

— Понятно. — Женщина пропустила мимо ушей убийственный сарказм и что-то записала в своем блокноте. — Как вас зовут?

— Хиллари Клинтон. — Броуди начала получать удовольствие от этой дурацкой игры.

— Мисс или миссис?

— Миссис.

— Вы должны иметь представление о том, где может находиться Рэйчел.

— Думаю, что она уехала на каникулы. — Пожалуй, пришла ее очередь задавать вопросы. — Для чего вам понадобилось увидеться с Рэйчел?

— Насколько нам известно, — мрачно и сухо сообщила женщина, — Рэйчел является несовершеннолетней матерью-одиночкой, в связи с чем была высказана озабоченность, что она не в состоянии воспитывать своего ребенка должным образом.

«Интересно, кто высказал подобную озабоченность, — подумала Броуди, — уж не мать ли Рэйчел или отец Тайлера?» Ванесса рассказывала, что папаша юноши показался ей крайне неприятным типом. Поэтому Броуди спокойно ответила:

— Я совершенно точно знаю, что Рэйчел еженедельно посещает детскую поликлинику, причем не одна, а в сопровождении достойного всяческого доверия взрослого человека. Она оказалась гораздо лучшей матерью, чем в свое время была я, и может служить примером для матерей в любом возрасте. А теперь я вынуждена извиниться, поскольку очень занята. Всего доброго.

Броуди захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, испытывая торжество. Уж эту-то битву она выиграла наверняка. Но спустя некоторое время ее охватил стыд. Бедная женщина всего лишь выполняла свою работу. Броуди вновь открыла дверь, но на пороге уже никого не было, до нее донесся лишь шум мотора удаляющегося автомобиля.

— Мне жаль, — сообщила она пустынной дороге. — Мне очень жаль.

Броуди вышла наружу и сделала глубокий вдох. Наступал очередной чудесный день. Это было самое замечательное лето на ее памяти. Если глобальное потепление приводит именно к таким последствиям, то она готова голосовать за него обеими руками.

Вернувшись в кухню, Броуди вновь вскипятила чайник, заварила себе чай и с чашкой в руках вышла в сад. К своему удивлению, там она обнаружила Рэйчел и Чарли. Девочки ухитрились забраться с ногами в один шезлонг и увлеченно рассматривали какой-то журнал. На скамейке сидела Ванесса. Она держала на руках Поппи, которая ожесточенно жевала погремушку. Вокруг ветки над скамейкой обвился Кеннет, очень похожий на меховое манто, которое когда-то носила мать Броуди; кажется, в те времена оно называлось палантином и было коричневым, а не рыжим.

— Прямо-таки тишь, гладь и благодать! — воскликнула Броуди, приближаясь к ним. Все, включая Поппи, подняли на нее глаза и улыбнулись. Броуди решила, что не станет рассказывать Рэйчел о незваной гостье. Девочка лишь расстроится, а та женщина может ведь больше и не появиться. Но как только они останутся с Ванессой наедине, она обязательно предупредит ее о том, что к Рэйчел приходила очередная посетительница.

— У Поппи показался зубик, — сообщила Ванесса.

— Ну скажите, разве она не чудо?! — воскликнула Броуди. — И когда это случилось?

— Вчера ночью, — ответила Ванесса. — Когда я укладывала ее в кроватку, его еще не было видно.

— Кстати, раз уж мы заговорили о прошлой ночи, — начала Броуди, — поздно вечером ко мне приехала моя дочь, Мэйзи, а потом она приняла ванну. Надеюсь, она никого не потревожила?

Рэйчел принялась клятвенно уверять, что она ничего не слышала.

Ванесса же ограничилась тем, что обронила:

— А я еще удивилась, кто бы это мог быть.

— Мэйзи ждет ребенка, — продолжала Броуди. — Она решила, что будет рожать дома — я не имею в виду, что именно здесь, в «Каштанах», но в Ливерпуле.

— Когда это должно случиться? — поинтересовалась Рэйчел.

— Она сама еще толком не знает. Где-то через шесть недель, пожалуй.

Ванесса промолчала. У Броуди сложилось впечатление, что она не слишком довольна таким поворотом дел. Вероятно, Ванесса догадалась, что Мэйзи приехала совсем не потому, что беременна, и что имеется другая, более веская причина, способная нарушить мирный образ жизни, который она вела, поселившись в «Каштанах». Словно в подтверждение ее мыслей из дома донесся пронзительный крик, и Броуди со всех ног кинулась внутрь. Прощай, спокойная и беззаботная жизнь!

Мэйзи стояла посреди комнаты, обхватив себя руками. В глазах у нее плескался ужас. Сожженная кожа на щеке лопнула, и по подбородку стекала красная струйка.

— В кровати полно насекомых! — взвизгнула она. — Пауки! Сотни пауков! Тысячи!

Броуди откинула одеяло.

— Здесь никого нет, милая, — сказала она. — Посмотри сама, твоя постель пуста.

— Но я же чувствовала, как они по мне ползают. — Мэйзи вздрогнула от омерзения и стала размахивать руками и ногами, словно стараясь стряхнуть невидимых насекомых на пол.

— Мэйзи, успокойся, здесь нет никаких пауков. — Броуди боялась пауков ничуть не меньше дочери. Колин всегда приходил им на помощь, когда в их доме в Бланделдсэндзе обнаруживался паук.

— Не убивай его! — обычно умоляла мужа Броуди. — Это дурная примета.

— Особенно для паука, — отвечал с улыбкой Колин. «Спасательный паучий комплект», как они его называли, состоял из листа картона и маленькой красной пластмассовой миски. После нескольких хитроумных маневров и манипуляций паука ловили и выносили в сад, где, как неизменно заявлял Колин, ему грозила опасность подцепить простуду.

Мэйзи с опаской приблизилась к кровати, чтобы убедиться, что в ее постели действительно нет отвратительных ползающих тварей, как она однажды их обозвала.

— Видишь? — с деланной улыбкой проговорила Броуди, хотя на душе у нее скребли кошки. — Ну а теперь, быть может, ты позавтракаешь? У нас есть яйца, гренки и каша.