Видя, что дочь хранит гробовое молчание, Карлуша уронил голову на грудь и снова запричитал:
– Воздуху… Воздуху не хватает… Видно, и впрямь карачун пришел… Прости меня за все, блюмхен, если в чем был виноват… Как перед Богом прошу… Прости…
«Бог» по-немецки будет «Gott», невпопад подумала Елизавета, а «прости»? Как будет «прости»?
– Что же ты молчишь, бессердечная?
– Думаю.
– О чем можно думать, когда отец вот-вот концы отдаст?
– Думаю, что дело серьезное…
– Еще бы! Смертоубийственное!
– Потерпи немного, Карлуша… Я тебе умереть не дам, я сейчас реанимобиль вызову! Эскулапы за десять минут домчатся. Поедем с тобой в НИИ скорой помощи, там тебя быстро на ноги поставят.
– Это какой НИИ? Который имени Джанелидзе?
– Он самый. Стой спокойно и не нервничай, я быстро.
Минута истины, как и предполагала Елизавета, наступила тотчас же – стоило ей повернуться спиной к Карлуше и сделать несколько шагов.
– Блюмхен, блюмхен!..
– Я же сказала, потерпи.
– Мне вроде того… Полегче! Вроде отпускает!
От высокой трагедийности театра Кабуки не осталось следа, ему на смену пришел заштатный площадной балаган, – но и Елизаветина злость на отца куда-то улетучилась.
– Ф-фу… Чуть не умер, надо же! – по инерции продолжил стенания Карлуша.
– Да ладно. Не умер ведь. Зачем только ты потащил меня на эту встречу?
– Я не хотел. Не хотел… Но она настаивала. Хотела тебя видеть. Сказала, чтобы я не смел тебя прятать, что у нее… э-э… есть рычаги давления…
– А ты, значит, испугался?
– Нет.
Карлуша произнес это так твердо и так спокойно, что Елизавета сразу поняла: он не придуривается и не врет. Минуту назад придуривался и врал, разыгрывал спектакль, а теперь – нет. Потому что если поскрести его, то за вздорностью характера, эксцентричностью поведения и общей нелепостью облика обнаружится большое сердце. Исполненное нежности, любви и самопожертвования.
– И зачем ты сказал ей, что я красива, как бог?
– Разве это не так? Я сказал чистую правду.
Спорить с Карлушей бесполезно, да и тема красоты уж больно скользкая. Неприятная. Не сулящая в Елизаветином случае никаких положительных эмоций. Но если уж Карлуша думает, что она красива, – пусть его! Отцовский взгляд всегда субъективен и мало соотносится с действительностью. Это особый взгляд. И глаза у Карлуши особенные: сейчас они похожи на два занесенных снегом водоема, на два озерца. Несмотря на снег, береговой лед и прочие прелести календарной зимы, в озерцах торжествует открытая вода. Она дает приют всем, кто в нем нуждается, – уткам, диким серым гусям и даже страшно редким черношейным австралийским лебедям. Елизавета, конечно, не лебедь, но и ей всегда найдется местечко в озерцах-спасателях. Спасителях – так будет вернее.
– Давай забудем про этот вечер. Как будто бы его вовсе не было, – чеканя каждое слово, произнесла Елизавета и принялась стряхивать снег с Карлушиного пальто.
– Давай! – с готовностью откликнулся Карлуша. – Я уже забыл. Потом, лет через пять или десять… Когда ты спросишь меня, что мы делали в этот вечер, я скажу: мы ходили на каток.
– Мы оба даже на коньках не стоим. Придумай что-нибудь другое.
– Ходили на концерт французского аккордеониста Ришара Галлиано?
– Не-ет… Еще.
– Ходили в театр? В цирк?
– Да ну, тухлятина какая-то получается – цирк, театр… – Елизавета состроила скептическую гримасу. – Должно быть нечто выдающееся, о чем имело бы смысл вспоминать лет через пять.
– Я, кажется, придумал. Мы провели этот вечер в парке аттракционов. Стреляли в тире, и ты выиграла приз как самый меткий стрелок. Брали напрокат головные уборы – ты ковбойскую шляпу, а я… Я…
– Тирольскую, – тотчас втянулась в Карлушин неконтролируемый бред Елизавета.
– Точно, тирольскую! Какую же еще!.. Мы катались на американских горках, на карусели и на таких машинках, которые вертятся вокруг своей оси и поднимаются над землей.
– Бывают и такие?
– Бывают. В Германии они на каждом шагу! Мы лакомились сахарной ватой, пили ситро. Играла музыка, как ты думаешь, какая?
– Понятия не имею.
– Аккордеонист Ришар Галлиано! Композиция «Всякий раз, когда я смотрю на тебя», здорово, да?
– Опять ты со своим Галлиано! Но сахарная вата – это неплохо. Вкусно. Еще можно добавить мороженое на развес, в вафельных стаканчиках.
– Яволь, блюмхен! Добавим мороженое.
– И бутерброды с сырокопченой колбасой.
– Приплюсуем и их.
– Нет, бутерброды с сахарной ватой не монтируются.
– Тогда бутерброды долой, а все остальное оставляем.
– Превосходно, только ты не учел, что зимой парки аттракционов не работают.
– Не работают? – Карлуша приуныл было, но тут же воспрял духом. – Другие не работают, а этот работает! Этот не такой, как все. Этот – сплошное веселье и радость круглый год! Мы наткнулись на него случайно, изумились и поразились, но решили остаться. И провели там прекраснейший вечер – вот он и врезался нам в память навсегда! Как тебе такая версия событий?
– Я согласна.
…Что бы ни плел Карлуша, работающий зимой парк аттракционов – это явный перебор. Природная аномалия. Но придется поверить в нее, потому что больше верить не во что. Раз многократно воспетая всеми мыслимыми поэтами и прозаиками материнская любовь аннигилировалась и перестала существовать, то и парк аттракционов сгодится. Сгодится все что угодно, лишь бы заполнить внезапно образовавшуюся пустоту в душе. При этом пустота имеет тенденцию захватывать все новые – иногда самые отдаленные – участки: к примеру, там, где раньше располагалась редко встречающаяся способность множить в уме двузначные числа; или еще одна способность – запоминать имена эпизодических персонажей в блокбастерах и романах-эпопеях; или никогда ранее не афишировавшаяся страсть к кошкам породы петерболд и золотистым ретриверам. Елизавета больше не множит в уме и не в силах запомнить не то что персонажей – названия самых немудреных фильмов и книг. Ее перестали умилять петерболды, а увидев на экране телевизора золотистого ретривера, она попросту переключает канал. Женщина-Цунами время от времени тоже возникает на экране: в ток-шоу (в качестве эксперта), в интервью (в качестве интервьюируемой), в музыкальных и светских новостях (в качестве героини сюжета). Частота ее появлений гораздо выше частоты появлений ретривера: здесь Женщина-Цунами идет вровень с главным санитарным врачом и министром путей сообщения, а также – с чемпионкой по прыжкам с шестом Еленой Исинбаевой. Наверное, Женщина-Цунами мелькала в телевизоре и раньше, как мелькают в нем все остальные, богатые и знаменитые (недаром ее лицо показалось Елизавете знакомым), но теперь ее слишком много.
Чересчур.
И одним переключением канала тут не обойдешься.
Ушли в прошлое времена, когда Елизавета просиживала перед телевизором часами, отчего периодически возникали стычки с принципиальным противником ящика Карлушей. После всего произошедшего о ежевечерних телебдениях не может быть и речи. Телевизор для Елизаветы – мина замедленного действия, тротиловая шашка, граната с вырванной чекой. Неизвестно, когда, где и с какой силой рванет и каковы будут последствия взрыва. Вдруг Женщине-Цунами придет в голову рекламировать крем от морщин, или стать приглашенной звездой в сериале, или сыграть главную роль в телефильме, или выступить ведущей экопрограммы «Росомахи в опасности»? Но больше всего Елизавета боится ничего не значащих интервью, где сам собой всплывает вопрос о личной жизни. О семье и детях. Толстая жаба в семейный vip-список не попадает по определению, как не прошедшая фейс- и дрессконтроль.
Есть от чего рыдать в подушку.
Чем Елизавета и занимается едва ли не каждый вечер. Сами рыдания длятся не более пяти минут, после этого следует наиболее интересная и содержательная часть программы – мечты.
Елизавета мечтает о кардинальной смене имиджа и своем внезапном возвышении. О том, что – неизвестно с каких пирогов – заделается актрисой, топ-моделью и законодательницей мод. И ее обязательно пригласят в Москву, а затем в Париж, Лондон и Нью-Йорк, а также в Куршавель и Давос, где мировые знаменитости будут выстраиваться в очередь, чтобы только угостить ее шампанским и приложиться к ручке. И она еще подумает, от кого принять бокал, а кому отказать. Елизавета видит себя женой правящего князя Монако. Близкой подругой голливудских звезд, венесуэльского президента Уго Чавеса и японского императора Акихито. Музой культового режиссера Квентина Тарантино (куда при этом денется Ума Турман, Елизавете совершенно наплевать). Она обязательно получит «Оскар» и станет лицом косметической фирмы «L’Oreal» (так ли хороша фирма «L’Oreal» или имеет смысл остановиться на «Ив Сен-Лоране»?). Да, вот еще что: группа «Роллинг Стоунз» посвятит солнцеподобной Элизабет свое мировое турне, супермегакосмический писатель Харуки Мураками – свой новый роман, а первая ракетка мира (надо бы навести справки, кто именно обладает сейчас этим титулом) – победу на Уимблдоне. Фигура Елизаветы украсит Музей восковых фигур мадам Тюссо, и с ней без передыху будут фотографироваться школьники и туристы из азиатских стран.
