И с этими словами Фея развернулась и пошла к дому. А Принц остался сидеть на берегу реки и слушал веселые песни русалок с того берега - они как всегда были весьма неприличны по содержанию, но очень ритмичны и веселы. И думал о том, что что-то изменилось и в нем, и в Фее, и во всем этом мире, но что - он понять не мог.

  - Странная штука, - подумал он про себя, - я возвращался домой и вроде бы вернулся, а оказалось, что я вроде и не дома вовсе... Может, я не туда вернулся? Или вернулся не я, а кто-то другой?

  От этих мыслей голова Принца, не привыкшая к таким глубоким раздумьям, отяжелела, и он уснул прямо здесь, на холмике, под убаюкивающие звуки водяной мельницы, шелеста ветвей ив и плеск речных волн...

  ...Когда Фея остыла от гнева и одумалась, она вернулась на побережье и увидела спящего Принца. Он лежал прямо на спине, положив под голову руку. Свет полной луны падал ему прямо на лицо, освещая его, и казалось, что его лицо светится само по себе, как у Непобедимого Солнца... Фея вздрогнула от этого воспоминания и поежилась.

  А потом, поцеловав спящего Принца в лоб, она произнесла быстро короткое заклинание и сделала жест руками - снизу вверх. Его тело поднялось под действием магической силы и само поплыло домой, лежа на подушке из сконденсированного воздуха. Когда оно доплыло до дома, все уже спали. Дом был покрыт тишиной и темнотой. А потом оно доплыло до кровати и опустилось на неё.

  Фея заботливо раздела Принца и накрыла его одеялом, а сама легла рядом и никак не могла заснуть. Тревожные мысли вертелись у неё в голове.

  - Неужели... неужели... эра Порядка и Процветания когда-нибудь закончится... неужели вера мурин подтвердится и все это закончится... Неужели мир, который мы с такой любовью и заботой создали, когда-нибудь прекратится...

  Фея не заметила, как стала думать вслух... И Принц проснулся.

  - Я тоже об этом думаю, дорогая, я тоже...

  Фея испуганно замолчала. А Принц, совершенно забыв про их ссору, взял её руку в свою и прошептал:

  - Знаешь, даже если это и так, это не важно. Ведь мы любим друг друга - а это - главное, правда? Пусть весь мир перевернется в тар-тарары, но мы всегда, всегда будем вместе, вдвоем, ты и я, Добрый Принц и Прекрасная Фея, и мы всегда будем любить друга и никогда, никогда не будем одиноки, никогда...

  - Да, любимый, да, ты прав, и мне уже не страшно, уже не страшно...

  Прошептала Фея и, крепко обняв Принца, поцеловала его...

  А потом, уже изменившимся командным тоном, как ни в чем небывало сказала:

  - Ну а теперь, раз ты проснулся, а ну-ка марш в баню, мыться, а то ты мне всю постель замараешь - валяешься на земле, а потом носишь эту грязь сюда... Марш, в баню, немедленно! - А потом она встала с постели и пошла приказывать ушатам самим набирать воду из реки, нагревать её и набирать в бачки, чтобы потом помыть Принца. А Принц покорно поплелся мыться, ведь он действительно был такой грязный...

  Интро 3. Отверженные.

  ...Белое, бесконечно белое покрывало - сколько хватает глаз. А контрастом для него - черное-черное небо, усыпанное мириадами звезд. Полярная ночь. Гулко завывает пронзительный холодный ветер, белая поземка бежит по снегу. Вокруг - ни души. Да и в самом деле, ну кто захочет выходить наружу, в такую-то погоду?..

  Ан, нет! На горизонте показался одиноко бредущий по ледяной пустыне северный олень. Крупное животное с большими ветвистыми рогами, длинными ногами с острыми копытами и мощное белое тело, покрытое теплой белой шерстью. Оленю было не холодно в такой шубе, но дело, конечно же, было не в этом. Наружу его выгнал голод.

  Олень то и дело останавливался и разрывал своими большими длинными копытами снег в поисках какой-нибудь растительности под снегом, но пока все было тщетно. Это побуждало оленя идти дальше. Наконец, он остановился и уже надолго. Ему удалось откопать в снегу значительное количество ягеля - полярного мха - и он радостно фыркнув принялся за еду.

  Но не успел он ещё как следует насытиться, как вдруг, что-то его встревожило. Он поднял свою большую белую морду и пугливо осмотрелся, затаив дыхание. Некоторое время простоял совершенно неподвижно, а потом, видимо, решив, что ему показалось, вновь потянулся к с таким трудом добытому лакомству. Но в этот же момент раздалось пронзительное пение спущенной тетивы и длинная тонкая стрела, выпущенная невидимым лучником, пронзила навылет грудь оленя. Олень, громко всхрапнув и удивленно вытаращив свои покрытые красными прожилками глаза, завалился на правый бок и, несколько раз дернув ногами, затих.

  Раздался восторженный крик невидимого стрелка и один из больших сугробов белого снега зашевелился и из него вылез прятавшийся там охотник. Он был во всем белом - вся его одежда была сшита из меха белого медведя, даже большая мохнатая ушастая шапка. На ногах были меховые унты из того же меха, а на руках - рукавицы. За плечами у него висел колчан со стрелами, а в руках он держал лук.

  Охотнику было от чего радоваться. Во-первых, ему пришлось довольно долго сидеть в сугробе, почти не дыша, чтобы не спугнуть оленя. А это было довольно тяжело. А, во-вторых, выстрел был отменный - прямо в сердце - такой даже у него получался не всегда!

  Охотник достал из того же сугроба спрятанные там сани, положил на него тушу убитого животного, одел спрятанные лыжи - без них в этой ледяной пустыне далеко не уйдешь - снег очень глубокий! - и повез свой трофей домой. "Ну, все, - удовлетворенно подумал охотник, - на неделю еда есть. Голодать уж точно не будем". И, определив направление по звездам, отправился строго на юг, где в пяти милях отсюда начинался густой хвойный лес...

  ...У северной оконечности Целестии, в лесотундре крайнего Севера было холодно, всегда холодно. Пронзительный ветер продувал насквозь, до костей. Почти все время здесь был снег, мороз. Выжить здесь можно было только при крайнем напряжении сил и только охотой и рыболовством. Да и жить-то здесь никто почти не жил, кроме полярных зверей, да нескольких тысяч неизвестно как оказавшихся здесь поселенцев.

  Фей в этом суровом краю не было почти никогда, да и не могло быть. "Куда уж-ж-ж-ж- таким неж-ж-ж-ж-женкам с-с-с-с-сюда, да-ссс... Нет-ссс, это месс-с-с-с-с-то для нас-с-с-с-с-тоящ-щ-щ-щ-щих муж-ж-ж-ж-жчин, для нас-с-с-с-с-тоящ-щ-щ-щ-щих ох-х-х-х-хотников, для нас-с-с-с-с-тоящих воинов, да-ссс" - с удовольствием подумал Азаил, потирая свои передние лапки друг о друга, как большая жирная муха и радуясь тому, что именно ему пришла в свое время идея "слинять" именно сюда - "это тебе не С-с-с-с-скалис-с-с-с-с-тые горы, с-с-с-с-с-юда уж точно феи не с-с-с-с-с-сунуться - с-с-с-с-с-с-ебе дорож-ж-ж-ж-ж-е...".

  Вдруг раздался легкий скрип снега и перед избушкой посреди мохнатых, покрытых большими белыми шапками снега елей, встал лыжник. Это был знакомый нам охотник - высокий стройный молодой человек, в меховой одежде из шкуры белого полярного медведя. Непокорные локоны светлых волос выбивались из-под его ушастой меховой шапки. На его спине висел лук и колчан со стрелами, в руках он держал веревку, за которую он тянул сани. А на санях была туша убитого оленя - стрела до сих пор находилась в ране. Охотник специально её оставил там, чтобы показать "дяде Азаилу", в предвкушении того, как тот похвалит его за меткий выстрел, и не ошибся...

  ...Вдвоем, охотник и Азаил, разделали тушу оленя. Часть положили в холодный погреб - при такой температуре оно будет храниться хоть месяц и не испортится! - а часть стали готовить в пищу. Охотник набрал полный чан снега и поставил его на огонь, который зажег нехитрым заклинанием, снег стал таять, скоро можно будет положить варить мясо...

  - Ну, что ты, с-с-с-с-с-сынок, ну что ты, да-сссс!!! Оп-п-п-пять з-з-з-з-з-заклинания... Опять-ссс!!! Чему я тебя учил, а? Где кремень, где кре-с-с-с-сало?!