– Так вы, миледи, живете как в аду? – прохрипел Тедди, с тошнотворным чувством отвернувшись от плачущей женщины в черном. Он подошел к привязанным лошадям, отвязал одну, сел и не оглядываясь поскакал на север, в Бристоль, чтобы сесть там на отплывающий в колонии корабль. Он слышал, что Бостон – быстро развивающийся город, где такой предприимчивый малый, как он, легко может преуспеть. Тедди Уолтхэм знал, что ему лучше быть как можно дальше от страны, где за ним числилось немало тяжких преступлений.

Быстрота, с которой он действовал, была для него спасительной, ибо через час весь Камарей и деревня Камарей были оповещены о покушении на герцога. Вскоре округа переполнилась лакеями, садовниками и конюхами, а также дюжими крестьянами, жаждавшими поймать похитителей леди Ри Клэр, чтобы отдать их в руки правосудия, хотя кто знает, чем кончилось бы дело, если бы обозленные до крайности мстители поймали Тедди Уолтхэма или леди Кейт.

В большом камарейском доме герцог нетерпеливо выслушал заботливое кудахтанье озабоченной Роули. Она аккуратно промыла, обработала и забинтовала раны, но ворчала, видя, что пациент не хочет слушать ее разумных предписаний.

– Огнестрельная рана, даже если и легкая, все равно огнестрельная рана. Хоть пуля и не раздробила кость, она проникла достаточно глубоко, и вы потеряли много крови. Я думаю, не стоит звать этого старого дурака доктора, который еще, чего доброго, порекомендует кровопускание вашей светлости, – насмешливо фыркнула Роули. – Я с ним совершенно не согласна, нет, сэр. Надеюсь, в этом вы меня поддерживаете, ваша светлость, – чуть помедлив, добавила она, переводя взгляд на герцогиню, которая, не шевелясь, молча наблюдала за тем, как служанка забинтовывает рану герцога. Это была мучительная процедура как для нее, так и для его светлости.

– Конечно, Роули. Ты говоришь совершенно разумно, – бесстрастным голосом высказалась в ее поддержку герцогиня. Один только герцог знал, в каком она волнении, ее лицо даже побелело от ярости.

– Спасибо, Роули, – сказал герцог таким тоном, что даже толстокожая Роули поняла, что ей лучше уйти. – Под присмотром герцогини со мной будет все в порядке.

– Гм-м... Да, конечно... Вы, должно быть, правы, ваша светлость, – недовольно пробормотала Роули, которая не хотела доверить своего пациента другому, даже герцогине.

Когда, закрыв за собой дверь, Роули ушла, герцог посмотрел на жену, которая сидела как-то необычно прямо.

– Черт тебя подери, Люсьен, – сказала она хриплым от сдерживаемого негодования голосом.

Именно этого он и ожидал, после того как герцогиня подвинулась ближе к краю его кровати. Герцогиня не обманула его ожиданий.

– Как ты посмел все это утаить от меня? Как посмел поехать на встречу, которая грозила тебе почти верной смертью, даже не предупредив меня ни словом? Представляешь себе, что я сейчас чувствую? – Ее фиалковые глаза были полны слез. – Ведь они могли убить тебя, эти твои проклятые кузены. Ты был бы сейчас мертв, если бы не своевременная помощь твоих сыновей. О, Люсьен, – шепнула Сабрина, – если бы ты покинул меня, я бы этого не вынесла. Тем более что я еще не оправилась после исчезновения Ри. Как ты мог поступить так со мной? Как мог подвергнуть меня риску потерять вас обоих? Не знаю, прощу ли я это когда-нибудь тебе, Люсьен.

Герцог, мрачно поджав губы, молча принимал и ее гнев, порожденный тревогой за него, и ее горе, порожденное безысходностью. Но он знал, что у него не было иного выбора. Проведай Сабрина о его намерениях, она отправилась бы вместе с ним и сражалась на шпагах так же воинственно, как ее сын. Но это дело ее не касалось, Перси и Кейт – его кузены, и он никогда бы не позволил себе подвергнуть Сабрину смертельному риску.

– Я должен был действовать, как считал наиболее целесообразным, Рина. Я знаю Кейт и Перси, мне уже не раз приходилось с ними сталкиваться, – напомнил он. – Они мои родственники. Кому же, как не мне, было разбираться с ними? Это моя забота, ничья больше.

– Ри – моя дочь. Или ты позабыл, что я родила ее? У меня было такое же полное право, как у тебя, взглянуть в лицо ее похитителям.

– Правильно я поступил или нет, все уже позади. Думаю, они отнюдь не собирались освободить Ри, как обещали в письме, а если бы и сообщили о постигшей ее участи, мне пришлось бы унести эту тайну с собой в могилу. И ты права. – Тут в голосе Люсьена зазвучали другие нотки. – Если бы не мои сыновья, мы сейчас не говорили бы с тобой.

Сабрина потрепала рукой щеку Люсьена, на какой-то – бесконечно долгий – миг задержавшись на грубом шраме.

– Без тебя я умирала бы медленной, длящейся день за днем смертью... Каждый вдох, Люсьен, отдавался бы нестерпимой болью в моей груди. Я со стыдом понимаю, что желание, чтобы ты всегда был рядом со мной, очень эгоистично. И я сама сержусь на себя за свою ранимость. Без тебя, моя любовь, я просто не знала бы, что делать, – призналась она, трогательно поникнув головой, которую обычно держала так гордо. – Так что же нам делать, Люсьен? Мы знаем так же мало, как и прежде.

Герцог посмотрел на высокие окна, откуда открывался широкий вид на Камарей. Кейт и Перси должны быть где-то поблизости. Сабрина права: они знают почти так же мало, как прежде. Правда, он видел в лицо одного из своих врагов. Но в глубине души он твердо знал, что в похищении Ри виноваты Кейт и Перси. На этот раз это сошло им с рук. Но не могут же они вечно скрываться. И когда время их истечет, он будет поджидать их.

– Боюсь, что мои кузены угомонятся не скоро, – сказал герцог, касаясь губами лба Сабрины. Она слегка прижалась к его плечу, и он притянул ее к себе одной рукой.

Глядя в самое сердце огня, герцог раздумывал, какой будет его следующая и, вероятно, решающая встреча с кузенами. Размышлял он и о словах одного из нападавших. Что они имели в виду? Что Ри мертва или что его смерть помешает ему когда-либо увидеться с дочерью? Так или иначе, он не станет рассказывать об этом Сабринс. К чему лишний раз тревожить ее?

– Отец, – послышался нерешительный голос из-за приоткрытой двери. – Я постучался, но ты, наверное, меня не слышал. Мы хотели знать, как ты себя чувствуешь. – Нервничая, Фрэнсис говорил слитно, почти не разделяя слов, ибо знал, какой прием ему окажет отец.

– Войди, сынок, – сказал герцог, маня его протянутой рукой.

– Со мной и Робин, – добавил Фрэнсис.

– Заходите оба, – повторил герцог, не опуская руки. Робин прошмыгнул мимо старшего брата и кинулся к отцу и матери.

– Все в порядке, Робин, дорогой мой мальчик, – успокоила его герцогиня. – Ваш отец горд вами. Обоими своими замечательными сыновьями. Если бы не ты и Фрэнсис... – Герцогиня так и не договорила, ее фраза повисла в воздухе.

– Ты не умрешь, отец. Обещай! – воскликнул Робин. Его голос звучал приглушенно, потому что он прижимался лицом к груди матери.

– Нет, нет. Вы с Фрэнсисом спасли меня, – сказал герцог, встречаясь взглядом со своим старшим сыном. – Учитывая все, что произошло, с моей стороны было бы бессовестно упрекать вас в том, что вы рылись в моем письменном столе. – Увидев, что Робин хочет его поправить, герцог с легкой улыбкой добавил: – Извини. Я понимаю, что ты готов принять на себя всю вину и что Фрэнсис не был с тобой в заговоре.

– Очень жаль, что вы не зашли ко мне, дорогие, – сказала герцогиня, все еще обиженная тем, что сыновья ничего ей не сообщили.

– Прости, мама, если мы тебя обидели. Но мы ни за что не стали бы подвергать твою жизнь опасности. Нельзя было терять ни минуты. Ты уж прости меня, мама, но ты была бы только помехой, – сказал Фрэнсис.

Забота, которая звучала в его голосе, заранее предотвращала всякую возможность обиды. Но Фрэнсис явно не ожидал услышать веселого смеха герцогини, к которой тут же присоединился и герцог со своим раскатистым басистым хохотом.

– Конечно, они действовали не совсем так, как Уилл и Джон Гейлоры, – сказал герцог. Эти слова были понятны только ему и герцогине, и они оба снова принялись смеяться.