На северном побережье Девоншира, далеко на западе страны, расположен замок Мердрако[1]. Ночами тусклая луна, изредка выглядывая из-за рваных тяжелых облаков, заливает тусклым светом каменные сторожевые башни. Кажется, сама безжалостная судьба обрекла их вечно стоять на карауле, упираясь острыми шпилями в холодное серое небо. Много веков прошло с тех пор, когда человеческие руки камень за камнем сложили огромные, грубо обтесанные глыбы. Теперь замок пуст, и лишь неумолчный рокот морского прибоя глухо отдается от исхлестанных ветром и дождем старых зубчатых стен с узкими бойницами, эхом взлетает по истертым ступеням сторожевых башен.

Как будто ничего живого не осталось в заброшенном замке, только изредка слышится протяжный хриплый крик совы. Не звенят украшенные гербами тяжелые щиты и иззубренные в схватках мечи, некому ринуться в бой, отозвавшись на протяжный боевой клич, да и в Большом зале давно не слышно грохота поединков. У замка больше нет хозяина. Лорд давно покинул родовое гнездо.

Много лет подряд старый замок был свидетелем восходов и закатов, видел, как день за днем солнце и луна сменяют на небе друг друга. И пока светила совершали свой вечный путь, поглядывая с высоты на иссеченные ветрами стены, замок, подобно хищной птице, нависал над скалой, зорко наблюдая за пустынным морским берегом.

Тянулись столетия. Поколение за поколением сменяли друг друга. Заходящее солнце, будто впадая в немилость, каждый вечер печально тонуло в море у стен Мердрако, а колокола соседнего монастыря заунывно призывали окрестных жителей к вечерней молитве. На востоке появлялся бледный лик луны. Она была обречена совершить свой обычный путь и вслед за дневным светилом кануть в мрачную пучину моря, звонкая трель жаворонка радостно возвещала о приходе нового дня, и восходящее солнце кидало золотые блики на древние стены.

Старинный замок остался единственным напоминанием о знатной и некогда могущественной семье. Пустой, почти забытый, он возвышался на морском берегу как свидетель того, что уже много веков назад кануло в Лету. Тоска, словно окутавшая стены с узкими бойницами и каменные башни, вызывала странное чувство. Казалось, замок заколдован и тихо дремлет в ожидании того, что прошлое вновь вернется.

Но ветер жалобно вздыхал, как если бы все это было недостижимой мечтой. Глубокое молчание, царившее в холодных каменных покоях, и окутывающая их мгла превращали угрюмые тени в нечто невообразимо мрачное и загадочное. Тьма сгущалась, искажая стройность каменных силуэтов, и даже быстро мелькнувшая тень пролетевшей птицы казалась фантастическим видением прошлого. Геральдические драконы Мердрако, в незапамятные времена выбитые на камне, выглядели живыми, и рев моря во время бури походил на громоподобный рык, вырывающийся из разверстых пастей каменных чудовищ.

Но драконы Мердрако оставались пленниками древних стен. Глубоко врезанные в шероховатый камень у ворот, которые вели внутрь замка, они веками смотрели вниз скошенными от ярости глазами, змеи на концах высоко поднятых хвостов извивались над рогатыми головами сказочных чудовищ.

Что-то в тишине этой безлунной ночи говорило об опасности, но некому было поднять старый подъемный мост, опустить заржавленную решетку. Некому было спасти Мердрако от безжалостного врага, ведь само неумолимое время разрушало замок.

Перед ним Мердрако был беззащитен – он ней мог противостоять колдовскому очарованию ночи, что прячет предательство под своим темным покровом. Мердрако был уже готов пасть жертвой быстро текущих дней с их алчностью, лживостью и вероломством.

Лишь бледным призракам былого оставалось оплакивать уходящее время, горевать о славных днях побед, слушая печальное завывание ветра меж каменных руин.

Самый темный час – перед рассветом. И в ночной мгле, когда все вокруг затихло накануне нового дня и только море едва слышно билось о скалы у стен замка, Мердрако ждал возвращения хозяина…

Та безлунная сентябрьская ночь в год тысяча семьсот семидесятый от Рождества Христова была темна, как сама преисподняя. Но еще темнее были воды Темзы, которые река величественно катила через самое сердце Лондона. Над водой, подобно чьей-то бесплотной душе, витал туман, окутывая молчаливым покровом «Морского дракона». Построенная в Бостоне бригантина бросила якорь в водах Темзы, закончив долгое плавание через океан. Огромные паруса были аккуратно свернуты, стройный силуэт корабля, чуть просвечивая сквозь окутывающий его туман, покачивался на волнах. Но плотная дымка не могла скрыть свирепо оскалившегося красного дракона, деревянной скульптурой которого был увенчан нос бригантины. Чудовищный зверь, высоко подняв позолоченный хвост и ощерившись, казалось, угрожал каждому, кто осмелится встать на пути «Морского дракона» и Данте Лейтона, капитана капера[2] и отчаянного искателя приключений. Для тех, кому выпало несчастье угодить под смертоносный огонь пушек брига, капитан его был не кем иным, как безбожником-пиратом и проклятым контрабандистом.

А если бы нашелся такой смельчак, что не побоялся бы разузнать побольше о Лейтоне, то был бы чрезвычайно удивлен, обнаружив, что тот вовсе не похож на обычного авантюриста. Под маской капитана скрывался не разбойник, но высокородный маркиз Джейкоби, последний потомок прославленного рода. Единственный оставшийся в живых из всего рода, он был наследником богатств, нажитых прадедами, обладателем древнего, глубоко почитаемого титула, который некогда носили люди чести и беспредельного мужества, достаточно отважные для того, чтобы достичь вершины могущества и основать династию.

Однако с тех пор прошли века. Род утратил былую славу, и величие его забылось как прошлогодний снег… Когда «Морской дракон» и его хозяин, годами бороздившие океан в поисках приключений, вернулись домой, Данте Лейтон был твердо намерен заявить свои права на все то, что оставили ему в наследство дед и прадед.

Ибо он был лордом и законным хозяином Мердрако.

Но годы и годы миновали с тех пор, как он покинул Англию и гнездо своих предков. Данте Лейтон уже был не тем нищим молодым аристократом, который за одну долгую ночь безумного разгула промотал доставшееся от родителей наследство и проиграл в карты фамильное состояние.

Изящный щеголь и обольстительный молодой фат, он долго не замечал, что по-юношески привлекательное лицо его уже носит отпечаток излишеств и пьянства. Молодость беспечна, и Данте продолжал с дьявольским упорством прожигать жизнь, презрительно смеясь в лицо тем немногим, кто пытался образумить молодого распутника, взывая к его благородству.

К несчастью, Данте был глух к голосу разума. С элегантной беспечностью аристократа он продолжал предаваться распутной жизни, свято веря, что все лучшее у него впереди.

Тем тяжелее оказался удар, когда будущее предстало перед ним во всей своей неприглядной наготе. Прежние кумиры пали, развенчанные действительностью; друг, которому Лейтон верил как себе, предал, а ненависть и коварство врагов ввергли его в пучину позора и бесчестья.

Настал час расплаты. Потрясенный до глубины души, ужасаясь глубине собственного падения, молодой капитан внезапно исчез, словно растворился в ночи, провожаемый угрозами безжалостных кредиторов и презрительными насмешками недавних друзей. Он стыдился самого себя, и собственное имя стало для него символом позора.