-А и чего не потесниться,- поддержал первого второй солдат, свесив  вниз  кудлатую  голову - Мы потеснимся. И место в середке ослободим. Только вот за сохранность не отвечаем. уж больно хороша краля то. - и заржал хамовато, заметив как пунцовым румянцем вспыхнуло лицо Оленьки.- Ну, ты...! Рванулся, было, Сергей к  говорившему, не выдержав ни чем не прикрытого хамства. - Ишь ты, прыгучая какая благородия попалась,- не хорошо удивился солдат, с презрительной ухмылкой глядя на Сергея. - Али штыком его кольнуть? Слышь ка  Ефрем ,- обратился он к третьему солдату, равнодушно грызущему семечки подсолнуха и сплевывавшему шелуху на головы топящихся в проходе пассажиров. - Штыком, говорю, кольнуть его благородию али пущай едет себе?-

   - А кольни, коль хочется, - равнодушно откликнулся Ефрем, продолжая сыпать вниз подсолнечную шелуху. - Авось и поумнеет его благородие,- А то ж вольно ему кровушку солдатскую проливать, а его и тронуть не моги.-

   -Слышал, ваше благородие?-  вновь повернулся к Сергею солдат.-  Ты смотри. Чай не тут тебе не четырнадцатый год, коли будешь еще ручкой баловать, то в миг на штык насажу...-

   -Это вы можете!- с трудом сдерживая клокочущую в груди ярость, прохрипел Сергей - штыком в спину или пулю меж лопаток во время атаки.-

   -И верно. Это мы мигом сварганим, - охотно согласился солдат, с усмешкой глядя на Сергея с высоты своей полки. - А коли еще будешь тут шебутиться, то и сей час солью пульку - другую. Вот тока....- Договорить солдат не успел Вагон судорожно дернулся. Лязгнули колеса и паровоз, раздраженно рявкнув , на все еще штурмующую вагоны толпу  сдвинул состав с места. Медленно поплыли назад  стены вокзала, перрон с целыми пирамидами ящиков, перетянутых тугими ремнями, огромных чемоданов, мешков, кто-то, не желая расстаться с мечтой уехать, кинулся  в след за составом. Но тщетно, тщетно. Набирая ход, проскочил мимо последний вагон. Упругая, пахнущая горьким дымом, воздушная волна, мягко толкнула в грудь. Вышибла из глаз горячую слезу. Лишила надежды.

   -------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------Много дней и ночей усталый паровоз тащил на юг страны битком набитые усталыми и от этого озлобленными людьми, провонявшие махорочным дымом и едким портяночным духом, вагоны. На  каждой станции в, и без того переполненные гоны врывались все новые и новые  пассажиры и, разъяренно размахивая револьверами, винтовками, вонючими, неизвестно  чем набитыми мешками , а  то и просто кулаками и сопровождая все это грязной, ни в одной более стране не  слыханной руганью, ломились вперед сгоняя со своих мест тех, кого, про их мнению,  революция  лишила права ездить с комфортом по бесконечным дорогам России. Лишившись  своих мест в самом начале своего путешествия Кадамовы оказались счастливее  тех , кого новоявленные хозяева согнали со своих мест уже позже. Устроившись прямо в проходе и теснимые вновь прибывающими пассажирами, они двигались вдоль  стенки  вагона , пока  не  достигли угла. Здесь же, в виду того, что двигаться уже было не куда, они заняли жесткую , круговую оборону поместив в центре охраняемого ими треугольника Оленьку, корзинку с провизией и оружием на дне и свои саквояжи с личными вещами. Конечно, занятые ими места были далеко не идеальными и резко отличались от тех, в которых ездили они путешествовать к морю в незабвенное, дореволюционное время. Из не закрывающихся , вероятно сорванных с петель дверей загаженного  нечистотами  туалета ,  по вагону  расползался тошнотворный   запах, К тому же, солдаты  беспрестанно курили  и  сизая пелена  едкого, махорочного дыма висела над пассажирами  вызывая головную боль, и если бы не струя свежего воздуха, врывающаяся в окно с торчащими из пазов осколками разбитого  кем то стекла, Кадамовым, а особенно Оленьке, пришлось бы много хуже, и путешествие их, так удачно начатое пришлось бы, скорее всего, прервать. Но стекло было выбито и поезд, повинуясь указывающему персту судьбы, кряхтя и охая, катился  вперед , неумолимо приближая их к месту, откуда предстояло им шагнуть в небытие. На исходе шестой ночи тревожно заревел паровоз. Остановки были и раньше. Поезд часто останавливался и раньше и подолгу стоял, попыхивая паром, поджидая разбежавшихся по придорожным зарослям, пассажиров, спешащих справить свои естественные потребности. Но сей час, в его одиноком крике ощущалась безысходная тоска, словно паровоз, став вдруг живым существом, предупреждал едущих в его утробе людей о грозившей им опасности. Очнувшись от тяжелого, сморившего их сна, пассажиры потянулись к окнам. Выглянул в окно и Юрасик. По тянувшейся вдоль насыпи дороге, мчались вдогонку поезду несколько всадников. В неясном свете утренней зари они показались Юрасику огромными. Словно воскресли вдруг мифические кентавры из древнегреческого эпоса и понеслись, вдогонку выкрикивая что - то не понятное на своем чудном языке. До слуха Юрасика донеслись еще глухие хлопки выстрелов и в следующую минуту, какая-то неведомая сила оторвала его от окна и швырнула на чьи то согнутые спины, чемоданы, мешки. Кто- то тяжелый и грузный навалился на него обдавая жарким, душным дыханием., и слепо шарил в темноте руками силясь, вероятно зацепиться за что- ни будь. Но задыхающемуся в духоте Юрасику казалось, что эти, пахнущие чем, то кислым руки, тянутся к его горлу, выгнув в страшном напряжении спину, он, согнутой в колене ногой нанес сильный удар меж раскоряченных ног навалившегося на него человека. Дико взвыв от пронзившей все его тело боли, незнакомец завалился на бок и жалобно воя  пополз, куда то в душную темноту вагона. Юрасик же, перепрыгивая через ползающих по полу, одуревших пассажиров, безжалостно давя ногами валяющиеся на полу вещи, бросился туда, где по его предположению должна была находиться Оленька. С пронзительным визгом распахнулась дверь вагона и чей - то мощный бас, перекрыв вопли и стоны и проклятия сбитых со своих мест резким торможением, пассажиров, с нескрываемой радостью известил: - Эй, граждане! Господа, которые! С вагону долой! Грабить вас будем!-  Ожидая увидеть перед собой жестоких, заросших дикой шерстью, вооруженных окровавленными дубинами, топорами и косами разбойников, Юрасик и Оленька были не мало удивлены, увидев перед собой самых обычных мужиков-лапотников. И не было в их руках ни дубин, ни окровавленных топоров с косами. Не было и алчущих крови не винных жертв  глаз. С десяток ветхих дробовиков составляли весь арсенал грабителей. - Мужички местные озоруют - сообщил кто-то  в пол голоса , из-за спин пассажиров. - В лавках то сейчас пусто. Власти  ни какой. Вот и озоруют - А мужики, столпившись поодаль невозмутимо посасывали самокрутки и оценивающе, по хозяйски приглядывались к крепким чемоданам, мешкам, саквояжам. К ним  присоединились и солдаты и те, кто, судя по виду, не мог принадлежать к господскому сословию, а был для мужиков свой брат.. Стояли , курили  щурясь от дыма, переговаривались о чем - то, не обращая внимания на тех, кто еще пол часа назад мог претендовать на звание хозяина сваленным в кучу вещам, Но грабить еще не начинали. Ждали кого-то, нетерпеливо поглядывая в сторону березовой рощицы. Томительно текли минуты. И вот, наконец, появился тот, кого ждали мужички разбойнички. Был это довольно щуплый, одетый в белую, холщевую спускающуюся почти до колен рубаху и в такие же белые, холщевые штаны старичок. Он удивительно походил на волхва, вышедшего из леса к князю Олегу и предсказавшего гибель скорую легендарному воителю. Длинная, белоснежная борода и отполированный за долгие годы службы посох, только дополняли это сходство с легендарным кудесником. А старичок, ни чуть не смущаясь скрестившихся на нем взглядов жертв и грабителей, остановился меж ними, и, окинув и тех и других голубыми с легкой хитринкой глазками вдруг неожиданно улыбнулся. - Ну чего загрустили, мужички? спросил он жиденьким тенорком. - Али незадача, какая приключилась?-

   - Дак как же, Мкфодий Феофантьич, тебя ить и ждем, несмело ответил старичку стоящий в первом ряду толпы русобородый мужик в красной, уже потерявшей свой первоначальный цвет, рубахе, давя растоптанным лаптем исходящую едким дымом  самокрутку. - Тебя и ждем. Нельзя нам без старшего. Тебя ждем! Тебя, кормилец ты наш, - враз  загомонили мужики, дружно кланяясь старичку, - Уж ты, мил человек, порадей за нас сиротинушек. Не обойди нас вниманием своим.. Не оставь нас сирых да темных.- Спокойно, с затаенной улыбкой слушал старичок мужиков. Острыми, все видящими глазками глянул в глаза каждому, словно спрашивая и ища подтверждения услышанному. И встречаясь с ним  взглядами покорно опускали глаза к долу мужики и давили лаптями чадящие самокрутки. Ин ладноть,-кивнул головой старичок удовлетворившись покорностью просителей. -Вот вам мое слово , мужики. Все делать по божески. Брать только то, что нужно вам и хозяйству Насилия ни кому ни чинить. А коли супротив пойдете, не будет вам на дело моего благословления.- Да как же можно, кормилец ты наш? Али не христиане мы? А старичок уже повернулся к тем, кому через несколько минут предстояло пройти через унизительную процедуру ограбления. - Вы граждане-господа хорошие, сильно - то по вещичкам своим не убивайтесь,-   обратился  он к заволновавшимся  было господам. - Мужички наши народ православный. Насилию ни кому чинить не будут. Рухлядишку у  вас  кой  какую заберут, конечно. Так ведь и Господь наш велел делиться с ближними добром своим.- Посчитав, по-видимому, что этого объяснения вполне достаточно старичок вновь повернулся к мужикам- грабителям, терпеливо ожидавшим его сигнала.. Перекрестившись не спеша он кивнул головой и провозгласил " Ну с Богом мужички ребятушки! Начинай!" Получив разрешение волхвообразного  старичка, да еще подкрепленное именем Божьим мужики деловито принялись потрошить  господские  чемоданы , не обращая внимания на стоящих рядом хозяев Обилие невиданных ранее вещей возбудило в неискушенных мужицких душах неуёмный, охотничий азарт. Трещали замысловатые , чемоданные  замки и содержимое  вываливалось  на  траву являя алчным взорам грабителей весь блеск господского существования. Через несколько минут, еще недавно девственно чистая поляна напоминала собой шумную, деревенскую ярмарку. У сваленных в кучу вещей беспокойно толпились мужики, хватая все, что замечали их, горящие лихорадочным блеском глаза.. В стороне, высилось грудой, сияя не порочной белизной на фоне изумрудной зелени, женское белье. Его брали в руки. Мяли в грубых ладонях нежный, прохладный шелк. Восхищались белорозовому кипению легких кружево и лент. С наслаждением вдыхали исходящий от невиданных еще вещей не знакомый запах духов, заставляя краснеть от смущения стоявших в толпе пассажиров дам. А надивившись, отлаживали за ненадобностью. Особое восхищение вызвали у грабителей два офицерских кителя с полным набором крестов и медалей. Их по очереди примеряли, заботливо охлопывали себя по бокам и плечам. Звеня наградами, красовались друг, перед другом сияя наполненными наивным, детским восторгом глазами. И казалось, что не взрослый люд собрался на поляне, а голосистая стайка деревенских ребятишек слетелась сюда, обсуждая результаты ночного набега на чужие сады и огороды. Кто знает, как долго восторгались бы мужики-грабители награбленным господским добром если бы охнувший за насыпью глухой выстрел и чей, то жалобный вопль не оторвал их от этого занятия. Настороженно, по-гусиному вытянув шеи и обеспокоено переговариваясь в  пол  голоса , они  уставились на насыпь. Казалось, еще минута и горе грабители, кинув награбленное добро, в страхе.