На Ленинградском вокзале она купила билет на поезд в Питер и уехала.

Первые два дня в чужом городе Катя почти не спала. Пока было светло, гуляла в центре по улицам, в основном по Невскому, который был близко к вокзалу, греться заходила в открытые подьезды, кафе или музеи. Но вечером становилось плохо. Город пустел, и все закрывалось. Катя шла на Московский вокзал, где долго искала место, чтобы хоть немного поспать. Она старалась держаться ярко освещенных мест из страха, что на нее нападет какой-нибудь такой же, как она, бомж, или арестует милиционер.

Она часто подходила к кассам, где можно было так легко купить билет и вернуться в Москву к маме, обнять ее, прижаться, почувствовать ее жаркие щекочущие губы у себя на щеке, лечь в свою кровать, где было мягко, тепло и от подушки знакомо пахнет домом. Но Катя, сдерживая слезы, заставляла себя отойти от касс и не думать о маме.

Лизу она увидела у Казанского собора на третий день после приезда в Питер. И, возможно, если бы не эта встреча, Катя не выдержала бы и уже вечером села на поезд и вернулась в Москву.

Она пожалела эту красивую черноволосую девушку, которая на костылях ковыляла среди туристов и просила милостыню. Катя с грустью слушала историю этой попрошайки, которую та всем повторяла: год назад она с родителями попала в автокатастрофу, отец и мать погибли, а ее спасли. Но во время операции при переливании крови ее заразилили СПИДом, и жить ей осталось чуть ли не пару месяцев.

Катя искренне пожалела ее, но на всякий случай отошла подальше. Хоть она и слышала, что СПИД по воздуху не передается, но кто его знает. Она уже хотела уйти, но увидела, что к девушке с костылями подошел мальчишка лет пятнадцати и что-то начал ей говорить. Больная СПИДом выслушала, кивнула и, коротко улыбнувшись, быстро двинулась за ним.

Казалось, костыли не только не помогают девушке двигаться, а наоборот, мешают. Мальчишка по-прежнему продолжал что-то ей говорить. А той, судя по всему, с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Кате стало интересно, и она двинулась следом.

Свернув за угол, черноволосая красавица вдруг подхватила костыли под мышку и, забыв про хромоту, побежала вместе с мальчишкой. Катя, стараясь быть незаметной, следовала за ними. Она не понимала, зачем это делает, но было что-то удивительно притягательное в этой девчонке, которая еще несколько минут назад вызывала у всех жалость своим увечьем и близостью к смерти, а теперь весело и свободно мчалась по питерской улице.

Минут через пять торопливой ходьбы парочка неожиданно исчезла. Куда они свернули, Катя не заметила – казалось, просто растворились в воздухе.

Дойдя до того места, где несколько секунд назад она их видела, Катя услышала из старинного полуразрушенного дома голоса и смех.

Вход в дом был заколочен фанерой, стекла в окнах выбиты, стены разрисованы, а кое-где и разрушены. Она поднялась по ступенькам к забитой двери и заглянула в окно на первом этаже, откуда были слышны голоса. Там, в огромном пустом зале с высоким лепным потолком собралась группа ребят. Кто-то сидел на полу, кто-то стоял. Среди них была и девушка с костылями, но она уже успела сбросить с себя бесформенные лохмотья, в которых просила милостыню. Теперь на ней была красивая меховая куртка, мини-юбка и сапоги на высоких тонких каблуках. Ноги у нее оказались красивые, длинные и совсем здоровые. Судя по смеху окружающих, она рассказывала какую-то забавную историю.

Вдруг Катя почувствовала удар по спине. Она с трудом удержалась на ногах.

– Че надо? Че подсматриваешь? – Перед ней стоял долговязый парень лет семнадцати.

– Я не подсматриваю. Проходила мимо… Услышала, что смеются…

– Вали отсюда, а то… – парень показал ей кулак. Но Катя не почувствовала особой злобы в его угрозе.

– Костик! Это кто? – В окне появилась попрошайка.

– Не знаю. Подглядывала тут…

– Ты кто? Как зовут? – Девушка дружелюбно улыбалась. У нее были яркие темно-синие глаза. Таких больших глаз, подумала Катя, в жизни не бывает.

– Меня? Маша, – соврала Катя. – Я гуляла, и вот… дом красивый, хотела посмотреть…

– И где же ты, Машенька, живешь? – продолжала исцелившаяся калека. Она была старше Кати года на три, но разговаривала с ней словно учительница с первоклашкой.

– Я? Там… – Катя неопределенно махнула рукой. – На улице… Свердлова…

– Какой? – девушка рассмеялась. – Свердлова?! Ха! Ну ладно, не ври! Акцент у тебя московский! Ты ведь не из Питера, правда? Из Москвы, что ли? Или из Подмосковья? Давно бегаешь-то?

– С чего вы… ты взяла, что я бегаю? – Кате вдруг стали подозрительными вопросы этой больной СПИДом девушки. Она поправила на плече рюкзак. – Я иду домой…

– А-а-а. Ну-ну. Тогда иди. Не задерживайся. Тебя, наверное, мамочка ждет! Терпеть не могу, когда брешут! У нас в Саратове таких быстро обучали, – девушка потеряла к Кате интерес. – Костик, давай чебуреки, а то остынут. Че так долго ходил? Очередь, что ли, была? Жрать охота смертельно!

Мальчишка протянул ей пакеты и сам, отодвинув одним движением фанеру на входной двери, скрылся в доме. От запаха еды у Кати закружилась голова. Она вспомнила, что рано утром съела всего полбублика и выпила полстакана молока. Деньги у нее были, но на еду она не могла смотреть.

Катя громко сглотнула, поняв, что сейчас настолько голодна, что готова съесть все что угодно. Она повернулась, чтобы идти, но, сделав несколько шагов вниз по ступеньке, вдруг почувствовала, что слабеют ноги. Прислонившись к перилам, Катя опустилась вниз.

Она открыла глаза, как ей казалось, буквально через несколько секунд. Над ней склонились преобразившаяся больная СПИДом и еще какие-то люди. Все они с интересом смотрели на Катю.

Катя попробовала сесть.

– Лежи! – приказала черноволосая. – Ты чего, больная или с голодухи коньки откинула?

– Я здорова, – Катя вдруг с ужасом поняла, что с нее сняли куртку и прикрыли какой-то тряпкой. – Где мои вещи?

Она зло отбросила руки попрошайки, которые пытались ее удержать.

– Какая шустрая! Значит, не больная! – Девушка засмеялась. – Не бойся, Катерина, все с твоими манатками в порядке. Вот они. Нам твоя одежда не нужна. А зачем назвалась Машей? Тебя ведь зовут Екатерина, и фамилия твоя Бурова… И учишься ты в московской школе номер…

Катя увидела в руках у девушки свой табель с отметками, который захватила из дому сама не зная зачем. Он лежал на дне ее рюкзака, она даже забыла о нем.

– Отдай! – потянулась она за документом.

– Сначала спой… Или станцуй! Сможешь?.. Скажем, танго.

– Кто такая? – вдруг раздалось за спиной у девушки.

Та резко повернулась и изменившимся игривым голосом сказала:

– Валерка, наконец-то! А мы тебя заждались, пришлось без тебя начать есть…

– Кто это? – Над Катей навис коренастый, коротко стриженный парень лет двадцати пяти.

Было в нем что-то властное и сильное. Все вокруг молча и с некоторой опаской следили за ним.

– Немая, что ли? Или по-русски не понимает? – он повернулся к девушке. – Лизка, откуда этот заморыш взялся? Ты привела?

– Да нет, сама обьявилась. На ступеньках упала, ну мы ее в дом пока решили не втаскивать. Беглая она, Валерочка! Из Москвы. Видать, из дома сбежала, от родителей поганых!

– Давно в бегах? – грозно спросил Валерий.

– Я не… Я два дня как из дому… А родители у меня хорошие.

– А чего ж ты от хороших родителей убежала? – засмеялась Лиза.

Валера тоже улыбнулся, но как-то криво и словно через силу. Во рту спереди у него не хватало одного зуба.

– Так лучше, – твердо ответила Катя, пытаясь приподняться.

– Лучше – кому? – не отставал от нее Валера.

– Им… – еле слышно произнесла Катя.

– Чего? Не слышу, кому лучше?

Но Катя молчала, боясь, что если начнет говорить, разревется в голос.

Ей на помощь пришла Лиза.

– Да ладно, Валерочка, может, пусть она с нами побудет, отлежится, а потом решим, что с ней делать!