Киевский исследователь истории истребительной авиации А.В. Станков[89] считает, что коэффициент достоверности советских летчиков существенно занижен и на самом деле большинство из них сбило по крайней мере в полтора-два раза больше неприятельских самолетов, чем им записано. Работая в архиве Министерства обороны в Подольске, он на основе обнаруженных цифр пришел к следующим выводам. Оказывается, если просуммировать количество побед советских летчиков, указанных в различных полковых, а порой и в дивизионных документах (в журнале боевых действий, в истории полка, в историческом формуляре, в оперативных сводках полка и т. д.), то их число на момент представления к награде чаще намного (порой в несколько раз) превышает то, что у летчика значится в наградном листе. Это число — промежуточный результат: впоследствии он уточнялся, ревизовывался и, как правило, сокращался. Соответствующую работу вели в штабах полков и дивизий, корпусов и воздушных армий. Как правило, ее контролировали инспектора по воздушно-стрелковой службе и летной подготовке, а на корпусном уровне или в воздушной армии результаты утверждали.
О многоплановости этой работы, о попытках взглянуть на нее с разных сторон говорит, в частности, многообразие архивных документов, выраженное в их названиях. На полковом уровне это «Журналы описания воздушных боев», «Журналы индивидуального учета воздушных боев летного состава», «Боевые донесения полка», «Журналы учета сбитых самолетов противника», «Отчеты о боевой деятельности полка», «Журналы боевых действий», «Оперативные сводки», «Журналы лицевых счетов летного состава», «Рапорты летного состава о сбитых самолетах противника», «Акты на сбитые самолеты противника», «Расходные документы по выплате премий за сбитые самолеты противника»… В многочисленных документах дивизионного и корпусного уровня, оперативных документах воздушных армий, Главного управления кадров полковые отчеты корректируются, как правило, число сбитых самолетов занижается.
…Иван Никитович Кожедуб, как национальный герой огромной страны, всю свою жизнь был вынужден вести гигантскую общественную работу. Особенно приятной была, пожалуй, должность вице-президента Международной авиационной федерации (ФАИ) — тут и свои люди — летчики и космонавты, и летные мероприятия, и загранкомандировки. Народный депутат, председатель или президент десятков различных обществ, комитетов и федераций, он был одинаково честен и с первыми лицами государства, и с простыми людьми, обремененными различными заботами. При этом многие встречи, беседы, конференции требовали огромного напряжения, больших физических и моральных затрат.
Надо ли говорить, что Кожедуба за самое сердце затронула отечественная космическая эпопея. Он был знаком со всеми космонавтами — его современниками, лично знал и поддерживал служебные и дружеские отношения с бывшими летчиками, готовившими космических первопроходцев, — Героями Советского Союза Н.П. Каманиным, Л.И. Гореглядом, Н.Ф. Кузнецовым…
Тесные дружеские отношения связывали Кожедуба с первыми космонавтами — Ю.А. Гагариным, Г.С. Титовым, П.С. Поповичем, В.В. Терешковой, А.А. Леоновым. Космонавты, отношение к которым со стороны высшего генералитета страны было порой неоднозначным, сразу почувствовали и оценили доброжелательное искреннее отношение Ивана Никитовича, его неподдельный интерес к их работе.
Очень тепло к Кожедубу относился один из героев челюскинской эпопеи, вывезший из ледового лагеря 34 человека (больше, чем любой другой летчик), Герой Советского Союза № 2 генерал-полковник Н.П. Каманин, в течение десяти лет занимавший должность помощника главкома ВВС по космосу.
Кожедуб, подробно интересовавшийся у космонавтов и их руководителей особенностями подготовки и работы в космосе, буквально загорелся идеей лично совершить космический полет. Это стремление трижды Героя Советского Союза нашло поддержку среди летчиков-космонавтов. Ведь в год полета Юрия Гагарина прославленному асу не было еще и сорока лет.
О полетах в космос Иван Никитович говорил: «Как летчику-истребителю мне знакомы большие скорости и большие высоты. Но с ними не идет ни в какое сравнение та высота и стремительность, с какой совершают свои беспримерные полеты космонавты».
Наталья Ивановна, дочь аса, вспоминала, как однажды он пришел домой решительный и сосредоточенный, на глазах удивленных домашних выбросил в мусоропровод портсигар вместе с содержимым и за ужином полунамеками, «с учетом секретности», поведал окружающим о своей новой космической мечте, получившей поддержку некоторых весьма влиятельных лиц, прежде всего Г.Т. Берегового.
Мечту разбил тогдашний главком, Главный маршал авиации К.А. Вершинин. На одной из состоявшихся встреч он, не афишируя, мягко, с глазу на глаз, пожурил аса, напомнил, что он трижды Герой, боевой символ победившей страны, летчик, генерал, никогда не занимавшийся испытательной работой. Дал понять, что если он, Кожедуб, полетит в космос, то он, Вершинин, тоже полетит, но в противоположном направлении. Как человек добрый и все понимающий, Иван Никитович о своем личном участии в космическом полете больше не вспоминал.
Справедливости ради надо отметить, что без «сталинских соколов» первые пилотируемые космические полеты в нашей стране не обошлись. Герой Советского Союза летчик-штурмовик, а в начале 60-х — блестящий летчик-испытатель Г.Т. Береговой совершил космический полет в самый драматический момент развития советской космонавтики — после смерти генерального конструктора С.П. Королева и гибели в первом полете на новом корабле «Союз-1» выдающегося летчика-космонавта СССР В.М. Комарова. Впервые в истории из-за сбоя в системе сближения он пытался осуществить стыковку вручную. В 1972 году генерал-майор авиации Г.Т. Береговой стал начальником Центра подготовки космонавтов имени Ю.А. Гагарина. Только ему, летчикам-космонавтам и летчикам-испытателям И.П. Волку и А.С. Левченко были присвоены почетные звания заслуженного летчика-испытателя СССР и летчика-космонавта СССР одновременно.
За свою жизнь Кожедуб побывал в полутора десятках стран мира. В одних он был как воин и военачальник, участник боевых действий (в ГДР, Румынии, Польше, Китае, Северной Корее), в других — по служебной необходимости, чаще связанной с работой в ФАИ (в Ирландии, Франции, Канаде, на Кубе, в Финляндии, Италии, Чехословакии, Болгарии, Индии и Венгрии).
Настойчиво, и не раз, приглашали Кожедуба в Западную Германию. Особенно хотели его видеть там в День Победы, присылали официальные приглашения. К тридцатилетию этого знаменательного события посол СССР в Германии заранее прислал поздравление, в котором просил Кожедуба приехать в ФРГ. А весной 1985 года Кожедубу, еще не ставшему маршалом, через дипломатов, представителей общественности, немецких деловых кругов предлагалась богатейшая программа поездки и скромный подарок по ее окончании — легковой автомобиль «мерседес-бенц». Вероника Николаевна поглядывала на мужа со слабой надеждой, но Иван Никитович в принципиальных жизненных вопросах был тверд:
— День Победы я провожу всегда со своими боевыми друзьями.
С большим удовольствием и не раз вспоминал Иван Никитович свою поездку в Ирландию, в Дублин, на конференцию ФАИ, где он был избран вице-президентом. Накануне нашу делегацию пугали провокациями (которые нередко имели место и отнюдь не были вымыслом), а поэтому всех поселили в одном отеле, вечерами на улицу просили не выходить.
— Пистолет, что ли, выдайте, — ворчал Иван Никитович. И вот в первый же такой вечер, обещавший быть скучным, к «дженерал Кочедуб» завалились американские космонавты, человек восемь-девять. Члены экипажа «Апполона-13», побывавшие на Луне и чудом вернувшиеся на землю, зашли по закону летной дружбы — с шутками, улыбками, с бутылками виски и закуской в пакетиках.
Выложил свой НЗ — две бутылки водки, буханку черного хлеба и банку черной икры — и просиявший Иван Никитович. Восторг усилился. Дружеские беседы продолжались до утра, и с членами американской делегации впоследствии сложились самые наилучшие отношения.
