— Не верится, что в таком чудесном лесу могут прятаться разбойники, — улыбаясь, сказала ему Вэла. — Хочется думать, что здесь среди листвы скрываются феи, в корнях деревьев притаились гномы, и эльфы перелетают с цветка на цветок.

Герцог продолжал, улыбаясь, смотреть на нее, но ничего не ответил, так как думал в этот момент, что она сама похожа на сказочную лесную фею, прелестную и восхитительно невинную.

Между тем девушка сняла шляпку и, засмеявшись, откинула назад голову, всматриваясь в голубое небо, проглядывающее сквозь листву деревьев. Лучи солнца засверкали в ее золотых волосах, зажгли каким-то особенным светом ее глаза, и восхищенный герцог едва не задохнулся, любуясь этим очаровательным зрелищем.

В это мгновение Вэла опустила взгляд и смущенно взглянула на герцога.

— О чем вы подумали сейчас? — тихо спросил он.

— Я думала о том, как были бы сейчас шокированы знакомые моей мамы, если бы узнали, что я вот так запросто путешествую одна в вашем обществе и даже останавливалась с вами в гостинице на ночь.

— Вас это очень беспокоит?

— Нет, конечно, нет! Вы не относитесь к тому типу мужчин, которых следовало бы бояться одинокой женщине.

— Кажется, мне следует воспринять ваши слова как своего рода оскорбление! — с шутливым возмущением воскликнул герцог. — Я отнюдь не так безобиден, как вы думаете!

Вэла весело рассмеялась.

— Вы наговариваете на себя. Ведь ваш взгляд не блуждает похотливо по моему телу, вы не пытаетесь схватить меня потными руками, как это делал сэр Мортимер или те неприятные типы, которых моя мачеха обычно приглашала к нам в лондонский дом.

— И что же вы делали, чтобы избежать этого? — спросил герцог уже совсем другим, серьезным тоном. Мысль о том, что кто-то из этих похотливых негодяев мог подобным образом вести себя с ней, показалась ему нестерпимой.

— Я просто старалась не попадаться им на пути, — отвечала Вэла. — А когда один из этих ужасных мужчин попытался поцеловать меня, я изо всех сил наступила каблуком ему на ногу. Как он бранился! Но зато больше никогда не осмеливался подойти ко мне.

— Вижу, вы вполне можете за себя постоять, — шутливо сказал герцог.

— Как бы я хотела, чтобы это было так, но увы… Вы, может быть, думаете, что это странно — слышать такие слова из уст женщины, мне не следовало бы этого говорить. Но, наверное, это желание появилось, когда я поняла, что ничего не могу поделать, чтобы избавиться от сэра Мортимера, когда он задумал на мне жениться…

Герцог знал, что она права, и в который уже раз восхитился ее острым умом. Тем не менее ему хотелось отвлечь девушку от мыслей о сэре Мортимере, слишком мрачных для такого восхитительного летнего дня. Поэтому он сказал беспечным тоном:

— Все это верно, но мы, кажется, говорили обо мне. А так как сей предмет меня весьма интересует, давайте к нему вернемся.

— В отличие от многих мужчин, с которыми мне приходилось встречаться, вы едва ли любите говорить о себе, — улыбнулась Вэла. — Но вы правы, давайте поговорим о вас. Ведь в то время как вы все или почти все знаете обо мне, я о вас совсем ничего не знаю, кроме того, что вы очень добры.

Герцог ничего ей не ответил, и девушка спросила:

— А чем вы еще занимаетесь, кроме того, что сопровождаете сбежавших от женихов девиц к их родственникам?

— Насколько я понял, вы считаете себя очень проницательной, — поддразнивая ее, сказал Брокенхерст. — Почему бы вам самой не догадаться?

Вэла прищурилась и внимательно посмотрела на него, почти так, как тогда, в таверне, когда пыталась проанализировать его характер.

— Это очень трудно. Вы для меня — самая настоящая загадка, — сказала она через минуту.

— Почему? Что же во мне такого загадочного?

— Ну, прежде всего по вашей манере говорить я бы рискнула предположить, что вы человек образованный, судя по привычке распоряжаться — богатый. И в то же время… — Она замолчала и выразительно посмотрела на его сапоги.

Герцог рассмеялся. Как раз в это утро, одеваясь, он думал о том, что если бы Дженкинс увидел своего хозяина, то пришел бы в ужас от состояния, в котором пребывала его одежда.

Его редингот, заказанный в одном из самых дорогих салонов модной одежды на Севилл-роу, в котором одевались все щеголи, сейчас отчаянно нуждался в щетке и горячем утюге. Сапоги, потеряв свой блеск, были покрыты пылью и грязью, и, что самое печальное, в это утро герцог повязал свой последний оставшийся у него чистый шейный платок.

Все это мгновенно промелькнуло у него в голове. Вслух же он сказал:

— Мне кажется, вы хотите пристыдить меня. Я очень надеюсь, что этим вечером мы найдем гостиницу, в которой слуги смогут несколько улучшить мой внешний вид, хотя бы постирают мои шейные платки.

— Я вполне могу сама это сделать, — спокойно ответила Вэла.

— Вы умеете?

— Ну конечно! Моя мачеха заставила работать на себя не только свою собственную служанку, но и вообще всех слуг в доме. А после того, как умер папа и у нас совсем не стало денег, мне пришлось все делать самой.

Она взглянула на герцога, словно пытаясь выяснить, какое впечатление произвели на него ее слова, затем пояснила:

— Я могу шить, и очень неплохо, могу стирать и гладить и уверена, что смогу начистить ваши сапоги так, чтобы они сверкали, как им и положено.

— Ну уж этого я точно никогда не позволю вам делать, — резко заметил герцог. — Но должен сказать, что вы станете изумительной женой для какого-нибудь счастливчика, который не сможет позволить себе такую роскошь, как множество слуг.

— А уж меня в этом качестве он и вовсе никогда не получит, — быстро ответила Вэла. — Я ведь уже говорила вам, что не собираюсь становиться ничьей рабой или служанкой.

— В таком случае нам надо найти для вас какого-нибудь молодого и очень богатого человека, — не сдавался герцог.

— Вы завели разговор о моем замужестве специально, чтобы позлить меня? Но имейте в виду, что этим вы только накажете сами себя. Я просто за это не стану ничего вам стирать!

Она отправила в рот еще горсточку малины и поднялась на ноги.

— Пойду пройдусь немного. Мне надо размяться прежде, чем мы снова сядем в седла. И возможно… кто знает?… я увижу, как эльфы танцуют среди зеленого мха. И уверяю вас, меня бы это взволновало гораздо больше, чем ухаживание какого бы то ни было мужчины.

Она скрылась за деревьями, а герцог от души рассмеялся.

Странно, но он получал настоящее удовольствие от их пикировок, во время которых девушка за словом в карман не лезла и всегда находила для него достойный ответ. Но его немного задевало то, что она явно не видела в нем мужчину.

В то же время он подумал, что Фредди был бы сейчас весьма доволен, если бы увидел их вместе. Друг наверняка бы сказал, что это полезно для души — встретить женщину, на которую ни в малейшей степени не действовало легендарное очарование герцога. «Наконец-то нашлась женщина, чье сердце ты не можешь заставить биться хоть чуточку быстрее», — сказал бы он.

«Что ж, возможно, я старею», — подумал герцог и тут же понял, что подобные мрачные мысли никогда раньше его не тревожили.

Он знал, что Вэла права. Если бы кто-нибудь из тех, кто составлял глас общества, узнал, что она так долго была в обществе малознакомого мужчины одна, без сопровождающей дамы, и при этом ночью останавливалась с ним в одной гостинице, то это вызвало бы самый настоящий скандал. Более того, ее репутация была бы навсегда погублена, и знатные дамы, оплот моральных устоев общества, осудили бы девушку, подвергнув ее самому жестокому остракизму, превратив ее в парию.

Герцог понимал, что это было бы не менее пагубно для ее будущего, чем связать свою жизнь с сэром Мортимером. И это была еще одна очень важная причина, почему они должны сохранить свое путешествие в строжайшей тайне.

Он как раз думал о том, не придется ли ему, когда они доберутся до дома ее дедушки, проститься с ней у ворот и навсегда исчезнуть из ее жизни, когда услышал громкий крик.