АЛЕКСАНДР ЗАЙЦЕВ, специалист по рекламе
Как многие интеллигенты при совке я обожал книги, охотился за дефицитом, менял одни книги на другие. Иногда, когда очень нужны были деньги, я расставался с некоторыми, менее ценными на мой взгляд. Для этого можно было пойти в определённое место, где встречались такие же книголюбы, как я, и слегка поспекулировать. Продать, например, дефицитный томик Франсуазы Саган, стоивший в Кишинёве в книжном магазине 3 рубля, за десятку. Сначала таким местом нелегальной книжной торговли была Сосновка, потом поле за трубой в Ульянке, потом — местечко на Невском-28. Стоял разгул андроповщины, нужно было быть очень осторожным. В нашу книжную тусовку ввернулся один гражданин и стал со мной торговаться. Мой книжный знакомый Анатолий вдруг стал мне подавать знаки, но было уже поздно. Несколько дружинников схватили меня и, почему-то Анатолия, как свидетеля, отвели нас в знаменитое 27 отделение милиции на переулке Антоненко — сразу за Публичной библиотекой. Нас долго мучили в обезьяннике, наполненном пьяницами и проститутками, потом, всё же, отпустили, ближе к ночи. Мы с Анатолием дошли до Московского вокзала, где работал ночной буфет, и там Анатолий меня ещё и водкой угостил. Хороший оказался человек — в милиции не дал против меня показаний, не разозлился, что из-за меня попал в историю, бездарно потратил столько времени, да ещё и угостил меня за свой счёт, не сумевшего в этот день ничего заработать.
ОЛЬГА ВОИНОВА, работник московского киноцентра.
Во времена студенчества я любила путешествовать и несколько раз приезжала в Ленинград из Москвы на 1 день. Однажды я очень весело провела время в Ленинграде, так весело, что потратила все свои деньги. Билет в Москву у меня был, но при этом в кошельке ноль копеек. Я шла поздним вечером к Московскому вокзалу по обезлюдевшему осеннему Невскому проспекту, и ужасно переживала: как же так, как я доеду до Москвы без постельного белья, что про меня проводница и пассажиры подумают? Комплект постельного белья на железной дороге стоил рубль, и этого вот несчастного рубля у меня то и не было… «Как стыдно!», — думала я. «Боже! Ну сделай что-нибудь! Помоги мне найти этот рубль! Как же без него я поеду на поезде!». В момент кульминации моей мольбы я вдруг увидела, как позёмка несёт по асфальту какой-то сор, какой-то листок осенний скомканный. Эта позёмка достигла моих ног и закрутилась вокруг. Я увидела, что ветер гоняет по асфальту скомканный рубль!
МС ВСПЫШКИН, диджей
В послевоенные годы я, мальчишкой, часто сбегал из дома и тусовался с беспризорниками во дворах за кинотеатром «Колизей». Там была большая тёплая труба, у которой ночевало множество беспризорников со всего Невского.
Моей соседкой по коммуналке была старушка, жена близкого друга поэта Есенина. Она как то рассказала историю про Есенина на Невском. Он должен был выступать со стихами в зале под Думой, собралось множество зрителей — в основном — студенты. Есенин исчез, его нигде не могли найти. Тогда кто-то из дирекции пошёл домой к другу Есенина и стал умолять его найти поэта. Другу пришлось заглянуть во все знакомые злачные дыры на Невском, в одном из них он нашёл Есенина в невменяемом состоянии после излишне выпитых кружек пива. На поэта вылили несколько вёдер воды, студенты, ожидавшие поэтического выступления уже пару часов, разбушевались не на шутку и выкрикивали угрозы. Есенин, наконец, очнулся, услышал топот, ругань и шум, и сказал: «Сейчас они меня проклинают, но когда я начну читать стихи, они точно также будут бесноваться, выражая свой восторг». Выступления Есенина всегда вызывали бурю оваций и восторгов у публики.
ЯКОВ КИРСАНОВ, преподаватель
Я работал в больнице имени Куйбышева (сейчас Мариинская больница) санитаром. В 23.30 у меня была назначена стрелка у Сайгона с одним человеком, у которого я брал деньги взаймы и должен ему был отдать долг. Так как Сайгон находился в 5 минутах ходьбы от больницы, я был уверен, что спокойно отлучусь с работы на 10 минут. Но именно без десяти одиннадцать умерла старушка и я, как санитар, должен был находиться возле её тела. Не отдать долг было невозможно, тогда я вместе с каталкой прибежал на стрелку на Невский проспект. «Что там?», — спросил мой кредитор, указывая на каталку. Я собирался что-то соврать, но в этот миг подул морозный ветер и приподнял край серой простыни. Оттуда показались ноги покойницы. Кредитор повернулся и пошёл, не взяв денег.
ЕВГЕНИЙ МОРОЗОВ, музыкант
В годы перестройки я торговал на Невском картинами своей жены — художницы. Это было хорошее время, всё продавалось, часто давали валюту. Однажды пришли рекетёры, потребовали денег, произошла крепкая массовая драка. Она длилась до тех пор, пока не вмешалась милиция. После этого состоялось собрание — никто не хотел уходить с Невского, так как тут собрались люди, которые ничего другого, как рисовать и продавать картины не умеют и не хотят. Пришлось организовываться в сообщество свободных художников, платить за места, вносить деньги на общие стенды. Мимо часто проходили Миша Боярский и Игорь Дмитриев. Игорь Дмитриев отличался задушевным характером, ему часто дарили картинки просто так. Удачные дни художники любили отмечать в кафе «Мутный глаз» на улице Софьи Перовской. Потом я играл в переходах метро на Невском — сначала в «климате» — это у канала Грибоедова, потом в «трубе» — в переходе у Гостинки, потом в тёплом переходе у Думы.
НАТАЛЬЯ ПИВНОВА, психолог
В начале 90-х, когда я шла по Невскому, ко мне внезапно подошёл очень приличный молодой человек и пригласил меня в кафе, располагавшееся над магазином «Север». Это был недавно открывшийся ресторан с новыми интерьерами — с какими то настенными фресками под Итальянское Возрождение. Мы провели приятный вечер. Когда мы расставались, он попросил у меня мой телефон. У меня не было ни домашнего телефона, ни рабочего — я училась в аспирантуре. «Нет телефона? Такого не бывает! Значит, просто нет желания продолжить общение!», — сказал с грустью молодой человек и ушёл бесследно из моей жизни. Мне было очень жаль, что он мне не поверил… На следующий день со мной опять на Невском познакомился очень приятный молодой человек, и пригласил в то же кафе. Всё повторилось по тому же сценарию. На третий день было то же самое с третьим мужчиной. Официант узнавал меня, и уж не знаю, что он про меня думал…
Мне очень врезались в память настенные росписи этого кафе. Итальянские мужчины там были изображены с квадратными подбородками, маленькими жёсткими глазами, неповоротливыми шеями и крепкими корпусами. В принципе, это были герои нашего нарождавшегося нового времени капиталистического прихватизирования — пуленепробиваемые, твёрдо шагающие к поставленной цели, во что бы то ни стало желающие разбогатеть и стать хозяевами жизни.
ВЯЧЕСЛАВ ДОЛИНИН, истопник
Осенью 1975 года Борис Кошелохов, никому не известный в то глухое время художник-нонконформист, создал картину. Прямоугольный кусок фанеры высотой примерно в полтора метра он обтянул мешковиной, которую окрасил в черный цвет. Поверх мешковины Кошелохов живописно разместил несколько кусков металлолома, закрепив их проволокой. Картина была заключена в раму из свежеободранных досок. Кошелохов захотел показать свою новую работу публике — должно же искусство принадлежать народу. Я решил помочь художнику. Картина была установлена на Невском у стены дома № 78 недалеко от Литейного. На противоположной стороне благоухал кофейными ароматами «Сайгон», а рядом находился филателистический магазин. Толпы собирателей почтовых марок роились у входа в этот магазин — количество филателистов в Советском Союзе превосходило все разумные пределы.
Наконец показался первый зритель. Это была тетка в кирзовых сапогах и грязном фартуке. Она долго осматривала работу Кошелохова, потом вдруг схватила ее и потащила в соседнюю подворотню к мусорным бакам. Мы кинулись спасать картину. Пришлось объяснить, что это произведение искусства, а прекрасному место вовсе не на помойке. Тетка рассказала, что работает дворником, и ей приходится убирать мусор чуть ли не со всего Невского проспекта, а за свои каждодневные муки она имеет грошовую зарплату и тесную служебную жилплощадь в коммуналке.