На Невском находится Московский вокзал, с которым у меня много связано. Когда я была маленькой, мы с родителями каждое лето уезжали с Московского вокзала на юг России, в село к дедушке и бабушке. Мой отец был сильный, мускулистый человек и отличался тем, что умел паковать ужасно тяжёлые чемоданы. Он как-то очень плотно и компактно их набивал всякими крупами, тушенкой, колбасами, тогда в деревне было с продуктами плохо. Чемоданы были неподъёмными, хотя с виду средних размеров, обычными. И вот однажды отец оставил меня следить за чемоданами, а сам с мамой куда-то отошёл. Я на что-то загляделась, а когда обернулась — то увидела, что одного чемодана нет. Тут я увидела, как папин чемодан, кряхтя и изгибаясь, на трясущихся от напряжения ногах пытается уволочь привокзальный воришка. Бедный мазурик был слишком слаб, чтобы бодро убежать с папиным фирменным чемоданом. Тут вернулся отец, я ему указала на вора, папа побежал к нему, а воришка бросил чемодан и удрал… Тогда я поняла, что чемоданы у нас никогда никто не украдёт, сил не хватит…

У моего друга в годы застоя была отличная коллекция джаза. По тем временам коллекционирование джаза было делом опасным, так как виниловые пластинки привозили из-за железного занавеса разными путями, и тут власти могли пришить вам 58 и 70 статью.

Мой друг, джазовый музыкант, шёл как-то по Невскому и нёс под мышкой пачку пластинок-гигантов, завёрнутых в газетку. Издалека было видно, что он несёт. К нему среди бела дня подошли бригадмилы, стали угрожать тем, что сейчас разберутся, откуда и как коллекционер свои пластинки импортные брал, и отобрали у него весь пакет.

Через несколько дней я зашёл в гости к другому своему приятелю, который жил в коммуналке на Петроградской стороне. Он мне рассказал о том, что его соседу, бригадмилу, удалось где-то раздобыть отличные джазовые пластинки, что он дал послушать ему пару из них… Я очень заинтересовался этим фактом, ибо увидел пластинки из коллекции моего друга. Я сбегал за водкой, вскоре мы сидели у соседа в комнате, он хвастался пластинками, а я тут достал список с подробным перечислением всего того, что менты у моего друга отобрали. И стал угрожать бригадмилу тем, что не просто дело на него будет заведено, а что у меня ещё есть связи и повыше. Мент извинился и все пластинки отдал.

Я рисую портреты на Невском уже 20 лет. Один бедный одинокий художник из нашего Товарищества свободных художников погиб. Его некому было хоронить, ни семьи, ни родственников. Один из его товарищей-художников наскрёб денег на кремацию, на кладбище денег уже не хватало, и вот тогда он зарыл урну с прахом друга в Катькином садике, возле которого усопший всю свою жизнь рисовал портреты прохожих. Сейчас Галина Павловна Волосова, организатор нашего Товарищества, собирается найти деньги, чтобы перезахоронить художника на кладбище…

У нас, свободных портретистов, всегда напряжённая жизнь. То власти требовали, чтобы у нас у всех были одинаковые мольберты и зонтики одного цвета, то пытались нас перевести на Малую Конюшенную, где страшный ветродуй и народу мало, то нам приходилось перебираться в подземный переход и там рисовать портреты. Мэр Яковлев частенько к нам подходил, спрашивал о наших нуждах, говорил нам, что пока он у власти, нас никто не тронет, так как уличные портретисты — это необходимая экзотика города, уличные художники есть везде — в Париже, Амстердаме, Праге…

В годы перестройки, когда мы вышли на Невский и хотели создать что-то вроде Питерского Арбата, царил дух свободы и феерии. В белые ночи к нам приходили друзья-музыканты, кто-то играл, кто-то пел, кто-то танцевал. Я помню, как к нам подошла цыганка-художница и всех вовлекла в бешеный хоровод.

Атмосфера сильно стала меняться, когда к нам, портретистам, стали присоединяться торговцы картинами. Одно дело — когда сам рисуешь прохожих, другое дело — торговля готовыми картинами, часто чужими работами… Между нами отношения напряжённые, часто они нас пытались вытеснить с наших излюбленных мест возле Костёла, насылали на нас ментов. Особенно часто наезды происходили, когда мы заняли подвал на Невском, и в зимний период там нам позировали иностранцы. Иностранцам очень нравилась атмосфера богемного подвала. Потом наши клиенты, уехав на родину, давали адрес подвала своим друзьям, и те специально к нам приезжали.

У нас были большие надежды на 300-летие Петербурга, что вот приедут толпы иностранцев… Но на 300-летие Петербурга туристов было маловато, зато город был переполнен милицией. Милиционеров нагнали из всех городов, они просили нас, художников, рисовать их портреты бесплатно. Они жили на казарменном положении и получали грошовые суточные. Один мент жаловался, что с ним разводится жена из-за того, что он 3 месяца в командировке, и он просил меня нарисовать его бесплатно для его жены.

За годы работы уличным портретистом у меня развилась наблюдательность, как у гадалки. Иногда человек, которого я рисую, просит у меня, чтобы я угадала его имя, профессию и т. д. Я начинаю считывать информацию, угадываю многое!

Сейчас исполнилось бы 50 лет великому петербуржскому художнику, мыслителю и магу Тимуру Новикову. В последние годы жизни он любил сидеть в Катькином садике. Однажды мы с ним беседовали о грехах, и он предложил сжигать суеты. Как раз тут всплыла дата — 500 лет Савонароле. И вот эту вполне фундаменталистскую идею Тимура Новикова в годы, когда ещё о фундаментализме никто не думал, поддержали его друзья и молодёжь. Мы поехали в день рождения Савонаролы на один из заброшенных фортов Кронштадта, и там сжигали суеты — картины свои старые, книги, полные соблазна, рукописи всякие. Меня удивили молодые революционеры-марксисты, они сожгли целую пачку газеты «Лимонка»… Кстати, в Катькином садике на Невском родился замысел газеты «Художественная воля»…

По Невскому проспекту очень любил гулять великий химик Дмитрий Менделеев. У него в Гостином Дворе была своя лавка, где торговали сделанными его руками саквояжами, и вот Менделеев любил гулять по Невскому, клеить молодых девушек, а также заглядывать в Гостиный двор, узнавать, как идёт торговля его чемоданами ручной работы. Я когда-то работал инженером в НИИ метрологии, и вот в институте сохранилась масса устных преданий о том, каким был Менделеев. Кстати, он был трудоголик, питался раз в день в 5 часов, ему даже в туалет лень было выходить, и ему в кабинете сделали рукомойник на уровне его гениталий, чтобы он мог, не отрываясь от научных трудов, справлять нужду. Также сохранились предания о том, как он любил юных девиц, он даже умудрился на именинах своей племянницы подклеить подружку и сверстницу племянницы…

С Невским проспектом связан мой «Золотой век». Когда я был студентом политеха, то познакомился с секретаршей партийной организации института, это была девица старше меня, лет 25, очень хорошо устроившаяся в жизни. А познакомился я с ней, так как меня попросили починить радиоприёмник для парткабинета. Я от страха что-то припаял, и всё заработало. Первый звук, который издал радиоприёмник — это была музыка Шостаковича к балету «Золотой век». И вот я чуть ли не впервые в жизни запал на такого рода классическую музыку, я прослушал «Золотой век» от начала до конца, а потом вообще стал увлекаться классической музыкой. Благодаря приёмнику я познакомился с партийной девушкой, мы стали с ней встречаться. Жила она в уютной квартирке у Невского проспекта, одевалась в импортную модную одежду, имела очень много денег по тем временам, для неё ничего не стоило позвать меня с собой в ресторан и там оставить за вечер рублей 100, что для меня было немыслимой роскошью. В-общем, я как сыр в масле катался с этой девушкой.