К собственному стыду, она чувствовала, что некое темное начало в ней жаждет увидеть, как на него подействует зелье. Она когда-то выпила этого яду ради него, теперь, сам того не желая, Эдриан сделает это ради нее.

Но за столом Ривенхем так и не появился. Как жаль, что он не может к ним присоединиться, посетовала она в разговоре с лордом Джоном. Слуги уже понесли еду остальным солдатам. Где они смогут найти лорда Ривенхема?

– В десяти милях к югу, – с улыбкой отвечал Гардинер. – Он отправился проведать свое поместье.

– О, как он, должно быть, рад побывать там, – заметила Нора, справившись с волнением. – И когда же он вернется?

– Не могу сказать, – безмятежно ответил лорд Джон, но вдруг насторожился: – Разве у миледи есть причины для беспокойства?

После этого Нора стала придерживать язык и, припомнив подзабытые навыки флирта, заставляла себя улыбаться его снисходительным репликам. Лорд Джон похвалил ее платье – кобальтово-синее, расшитое золотом, – и тут же с поразительной точностью указал, сколько раз видел его на ней в Лондоне – «когда мантуанский покрой был еще в моде». Нора сидела напротив гостя, хлопала ресницами и делала вид, что для нее нет большего удовольствия, чем глотать его оскорбления в собственной столовой. И все время, наблюдая в западное окно, как опускается солнце, чувствовала, как быстро колотится сердце.

Небо совсем потемнело. Кажется, гость медленнее ворочает языком, или это ее воображение? Похоже, он сдерживает зевоту…

– Я слышал, – говорил лорд Джон, – что ваш брат и лорд Ривенхем некогда были друзьями.

Пора бы ему упасть без сознания. Может, она ошиблась с дозой? Меконий, сок опиумного мака, опасное вещество – добавишь чуть больше, чем нужно, и человек может не проснуться.

– Его земли примыкают к нашим. В таких обстоятельствах дружба – разумная политика.

Лорд Джон разглядывал одно из многочисленных колец у себя на руке, задумчиво вертел его пальцами. Кольца эти были в свете притчей во языцех. Нора вспомнила, что, по слухам, он называл их в честь знаменитых придворных красавиц и что одна глупая девчонка – леди Мэри или леди Сара – прошлой весной расплакалась, когда обнаружила, что с бриллианта низведена до сапфира.

– Так-то оно так, – протянул лорд Джон, – но обычно эти католики держатся в своем кругу.

Неприязнь в его голосе поразила Нору. Она прежде не слышала, чтобы кто-то говорил о Ривенхеме подобным тоном. Страх или же влюбленность – вот чем обычно окрашивалась речь тех, кто упоминал о нем.

– Он сменил веру много лет назад, – осторожно напомнила она.

– Но не раньше, чем подружился с вашим братом.

Нора поняла, что надо держать ухо востро.

– Ну и что из того? Наша семья не католическая.

– Вот именно. Не чувствуете в этом иронии? Ваш отец и брат скрылись во Франции, чтобы целовать в задницу Претендента-католика, а старинный друг собирается проучить их, хотя сам лишь недавно избавился от любви к папе. – Ядовитая улыбка у него на лице вдруг увяла. Он расслабленно потер лоб.

Нора с удивлением поняла, что означают все эти выпады.

– Вы не доверяете лорду Ривенхему?

Должно быть, он собирался оглушительно расхохотаться, но благодаря настойке из его горла вырвалось только слабое клокотание. Хрипло вдохнув, он с усилием произнес:

– Вы всегда были слишком прямолинейны, мадам. Никто в Лондоне не назвал бы вас чаровницей. – Он затряс головой. – Прошу прощения, мадам, – пробормотал он привычную формулу учтивости, не вкладывая в нее никакого смысла. – Я себя чувствую как-то…

Взгляд лорда Джона остановился на бокале, который он не успел донести до рта. Зрачки его глаз сузились в точку.

– Да ведь вы…

Он рухнул лицом в тарелку с бифштексом, как марионетка с перерезанными нитками.

Нора вскочила с места и заперла все двери, кроме одной – той, что вела в коридор для слуг. В узком проходе без окон горела единственная лампа. Нора схватила ее и по винтовой лестнице заспешила в подземные кухни. Из соседней двери выскочила повариха, за ней – судомойка. Маленькая служанка была перепугана – лицо бледное, глаза широко распахнуты. Лучше бы ей не говорили о происходящем. А вот повариха, миссис Фэрфакс, выглядела спокойной. Сложив толстые руки на груди, она сообщила:

– Они заперты в кладовке.

Нора кивнула.

– Давно?

– Наверное, уже с четверть часа. Жрут и пьют, как свиньи! Я уж боялась, что они примут слишком много, в последнюю порцию вина решила ничего не добавлять.

– Да благословит вас Господь, миссис Фэрфакс! – Нора для собственного спокойствия подергала дверь кладовой. Замок держал крепко. – А где Хутон и Монтроз?

Миссис Фэрфакс фыркнула:

– От этих двоих никакой помощи. Хутон лежит. Говорит, кости ломит. А Монтроз хнычет у себя в комнате. Видно, Богу молится, чтобы Господь послал ему смелости, приличной мужчине.

Отсутствие Хутона понятно. Здоровье у него действительно слабое, в решительных предприятиях от него пользы нет, а вот слабость Монтроза Нору расстроила. Когда брат бывал в доме, Монтроз исполнял обязанности не только управляющего, но и секретаря. Он, единственный из домашних, знал все о деятельности хозяина.

– Пусть тогда остается в своих комнатах, – распорядилась Нора. – Я сама с ним поговорю.

– Зря потеряете время, – ответила миссис Фэрфакс. – Даже если его спине полегчает, в чем я лично сомневаюсь, он далеко не уйдет. Я прослежу за этим. А вам бы, миледи, уйти к себе и запереть дверь. Конечно, друзья лорда Дэвида люди благородные, но вы у нас такая красавица – не стоит напрасно искушать мужчин.

Нора слабо улыбнулась:

– Хорошо, я ухожу. Но вы – обе – тоже запритесь у себя в комнатах.

В покоях Норы было широкое окно, выходящее на подъездную дорогу. Здесь, глядя на аллею и слушая монотонный голос Гризель, читающей «Приключения Ривеллы», она и стала ждать дальнейших событий. Но темнота за окнами была слишком плотной, и, когда Нора заметила первого всадника, он уже был почти у портика.

– А вот и они, – поднимаясь на ноги, пробормотала она.

Гризель подошла к госпоже.

– Я вижу лишь одного, – сообщила она, – но ведь их должно быть больше?

Ну разумеется. Чтобы вывезти оружие, потребуется несколько человек и телега.

– О Боже! – прошептала Нора. – О!

Во дворе спрыгнул с лошади не один из людей Дэвида, а лорд Ривенхем.

– Вон! – крикнула Гризель и застучала по стеклу. – Вон остальные! Едут со стороны Блэймута. Правда едут!

Чтобы сдержать крик, Нора прижала к губам ладонь. Ривенхем оборачивался. Он не мог не заметить появляющуюся из леса группу всадников. Несколько мгновений он не шевелился – смотрел и прислушивался. Повозка, следующая за всадниками, должна производить немало шума, особенно в полной тишине ночи.

И тут он выхватил шпагу. Нора бросилась прочь от окна, пронеслась сквозь соседнюю комнату и нырнула в кладовую. Опустилась на колени перед деревянным сундуком и стала возиться с замком.

Гризель бросилась за госпожой.

– Что вы задумали, мадам?

Наконец ключ провернулся. Нора подняла крышку и вынула пистолет – красивую, но неудобную штуку, совсем не предназначенную для женской руки. Дэвид предупредил сестру, что прицел у пистолета неточен. Однако сейчас у нее не было выбора. Она побежала к двери, но Гризель вдруг крикнула:

– Подождите, миледи!

Ждать Нора не могла. Его убьют, уничтожат, умертвят… И тогда все планы рухнут. При известии об этом убийстве в Ходдерби явятся мощные силы короля. Ведь будет именно так? Значит, она должна его спасти. Должна. Выбора нет.

Эдриан лихорадочно соображал. Существует множество абсолютно невинных объяснений тому, что группа всадников подъезжает ночью к замку, но нельзя объяснить, почему в ответ на это приближение никто не поднимает тревоги. Почему его люди не выясняют, что это за всадники?

Эдриан со шпагой в руке подергал тяжелые дубовые двери в холл. Заперто. Он вновь вскочил на коня и, обогнув дом, оказался в кухонном дворике. Здесь дверь была открыта. Спешившись, он разглядел в глубине коридора слабый огонек свечки, зажатой в тонкой, изящной руке. Вот свечу приподняли. Эдриан разглядел лицо маркизы, которая установила ее на полку, вытащила из-за спины вторую руку, свела руки вместе, подняла пистолет и прицелилась ему в голову.