Работенка была точно непыльная. Потому что вся пыль смывалась маслом. Когда я заходил после этого в душевую, то масло приходилось вымывать отовсюду. Оно хлюпало в башмаках… Кажется, вообще ни одна деталь моей конструкции не обходилась без толстого слоя машинного масла, которое смывалось только хозяйственным мылом. О волосах я вообще умолчу. Надо было мыть полчаса минимум этим самым мылом. Полкуска мыла на одну … помывку корпуса и верхней части. В других терминах это не скажешь.

Понятно, что желающих работать испытателями было мало.

Было там три испытательные кабинки, в каждой по два человека. Итого шесть рабочих. Их работу проверяли 3 контролера. После чего проверенное этими тремя контролерами проверялось еще тремя контролерами. А после них стоял последний контролер. Для чего нужны были контролеры? А для того, что работяги-испытатели не утруждали себя проверкой. Там было несколько способов, как это сделать. Первый заключался в том, что набиралось ведро масла и работяга совал последовательно оба конца трубки в ведро. Снаружи трубка была масляная, но внутри, сантиметрах в тридцати-сорока от края, сухая. Контролеры должны были протянуть тряпку внутри трубки и по тому, какая она масляная, убедиться, что масло там побывало. Ведра с маслом постоянно конфисковывали, но в кабинке был сток, который можно было заткнуть, так что масла было вдоволь. Другой метод заключался в том, что масло просто заливалось с одного конца трубки, после чего трубка была масляная внутри. Еще один способ заключался в том, что трубки навинчивались на стенд, но заглушки не привинчивались. Включалось давление, масло под ста атмосферами било в стенки кабины — и все довольны. Собственно, первые три контролера должны были наблюдать, чтобы все эти номера не проделывались, а вторая тройка должна была с тряпками проверить, проверили ли первые контролеры. И последняя — проверить, проверяли ли предпоследние. Я спросил тогда у начальника цеха, каков процент брака собранных моторов. Он сказал, что 60 % текут после сборки.

Я тогда ежедневно вспоминал ленинский «учет и контроль». Итак, это был контроль.

А теперь относительно учета. Я со своим напарником продувал примерно 100 трубок в день. При норме 900. И вот начальник цеха вызвал нас на проработку: «Как так, чуть больше 10 % нормы делаете? А вот соседи ваши, Иван Иванович с напарником, по две с половиной тысячи трубок продувают. Жуткие деньги получают. И третья кабинка меньше полутора тысяч в смену не делает.» Однако я был в то время глупо-любознательным. Мастер, который записывал, сколько мы продули трубок, одновременно был и мастером на участке сварки. Так что я уже знал, что за смену там делают не больше 600 трубок. И, естественно, задал наивный вопрос: «Как можно сделать 600 трубок в смену, а испытать 4 тысячи?» Наступило напряженное молчание, завершившееся фразой: «Ну ладно, идите, работайте. Но смотрите, трубки на экспортные кубинские комбайны в ведро не макать!»

Этот Иван Иваныч (условно), которого упомянул начцеха, оказался интересным гражданином. За несколько лет до того в «Правде» была большая статья, что некий начальник гаража отправился в степь стрелять с грузовика сайгаков. Ночью машина включает фары, а сайгаки бегут в луче света, не сворачивая. Так что настрелять машину было не сложно. Иван Иваныч и оказался тем самым завгаром, который настрелял полный грузовик, вылетел из партии за это и уселся в тюрьму. К тому времени он уже осводился условно-досрочно и на Ростсельмаш поступил работягой, чтобы восстановиться в партии. Вот он и был главным макальщиком трубок. Время от времени прибегала главная контролерша с экспортными трубками и кричала: «Ванька, мать-перемать, совести у тебя нет! Опять кубинские трубки макал!» «На что Иван Иваныч с инженерным дипломом меланхолично отвечал: «Совесть у всех одинаковая. Счас я у тебя ее пошшупаю.» И придвигался к контролерше, которая от него шарахалась, потому что он был весь в масле: «Пошел на хрен, козел!»

Потом эти экспортные трубки давались только нашей студенческой кабинке. Там я проработал неделю и сказал, что больше не выйду на работу. Что мне надоело из волос во всех местах выжимать масло. Тогда меня перевели на другой горящий участок.

История Атоммаша

За точность деталей, естественно, ручаться не могу, потому что этот был народный эпос. Однако похоже на правду.

Какой-то из Пленумов ЦК КПСС постановил, что надо развивать тяжелое энергомашиностроение. И постановили построить завод по производству тяжелых реакторов. Секретарь ростовского обкома подсуетился и получил поручение строить завод в ростовской области вблизи многострадального Волгодонска. Пока проектировщики искали подходящее местечко, в область приехал кто-то из секретарей ЦК. И спросил, когда же приступят к строительству завода, потому что к съезду, который на носу, надо доложить о начале эпохальной стройки. А ему отвечают, что пока что нет ни проекта, ни даже еще не нашли подходящей площадки. «Да вы что, без ножа меня режете?» — спрашивает товарищ секретарь. — «Да какие-такие изыскания, если партия постановила?» Выехал он на окраину Волгодонска и, как в свое время Петр великий, вылез товарищ секретарь на холмик, который ему чем-то приглянулся, и говорит «Здесь будет завод заложён!» И приступили к строительству прямо на этом месте без долгих разговоров. А когда отчитались о начале строительства и вбухали уже приличные деньги, то выяснилось, что топнул ножкой товарищ секретарь на плывуне. И ни о каких тяжелых реакторах, как и о соответствующих станках, и речи быть не может. И фундаменты там надо делать такие тяжелые под тяжелое оборудование, что ого-го. Однако же поздно. И сделали, что могли.

А чтобы понять, что там за почвы…

Приезжаю я в этот Волгодонск в проектировочный институт при заводе. Выглядываю в окно — что-то с видом из окна не то. А мне говорят: «Вниз посмотри!» Смотрю — а там куча бетонных обломков. Недалеко от здания института. Строили там семнадцатиэтажку наливным способом. Где-то до 12 этажа добрались. Утром приходят, а у нее фундамент поплыл, и ночью она «сложилась». Безо всяких взрывов.

* * *

Еще о доблестном рабочем классе Атоммаша, самом…

В начале перестройки прекратили строительство ростовской атомной станции, которая под все тем же Волгодонском неподалеку. Борьба там была — демократы против партократов и еще кого-то. В областной газете печатают на страницу отчет какой-то общественной комиссии. Которая надыбала много всего, но еще одну совершенно удивительную вещь. Реактор, который должны были поставить на ростовской атомной станции, делался на славном Атоммаше. Бригада, которая делала реактор, за него получала 30000 рублей. И вот бригада обрабатывала этот реактор, обрабатывала, а на нем почти сквозная трещина очень приличных размеров вдруг образовалась. Только и остается, что выкинуть и за новый приниматься. Однако процесс обработки почти закончился. И хоть и знал товарищ бригадир, что поставят этот реактор, который вот-вот развалится сам по себе (Чернобыль уже был, всем в памяти свеж), однако же 30 тысяч — это же шамашедшие деньги! Отрядил товарищ бригадир сварщика, и тот поверху эту трещину заварил. А потом зашлифовали так, что ничего и не видно. Если бы какой-то контроль не показал трещины внутри, а когда начали вскрывать, то и четко увидели сварку, — так бы и поставили. С гарантированным ростовским Чернобылем. И бригадир, и вся его бригада никуда из Волгодонска уезжать не собирались.

Дела колбасные

Начало ученого трактата

У колбасы имеются две стороны.

А на самом деле колбаса многогранна. И рассказывать о ней можно бесконечно. Например, у моего приятеля в институте питания в Киеве работала двоюродная сестра, которая рассказывала, что одна из центральных проблем в их институте это рецепт приготовления колбасы. А заветная цель института была разработать рецепт колбасы практически без мяса. И что в шестидесятые годы по их рецепту в колбасу вбухивали аж 60 % мясного всякого добра. А к 80 году добились, что мясо и мясоподобное составляло уже 20 %. И что основная проблема была, что самая дешевая составляющая продукта под названием колбаса, вода, ухитрялась со временем отделяться от основной массы. С чем институт успешно боролся. В отличие от других НИИ их разработки всегда внедрялись и перевнедрялись.