Ужасно скучно, но это был этап в культурной революции — особенно сенсационный для провинции, где люди всерьез думали, что электрогитары включают в сеть, как радио, и тогда они звучат громче.
Глава 3
Ростки сознания
Кочумай, мать, ништяк,
Это психоделик…
А. Градский
Птицеферма
есной 1968 года мы вернулись из Праги домой. Здесь все было уже в порядке. Первое, на что я обратил внимание в Москве, было обилие модных клешеных брюк; первое, что я услышал еще на вокзале, была русская версия "Вдруг ты полюбила меня" из репертуара "Тремелоуз"
[14]. Жизнь продолжалась. Товарищ по новому классу сводил меня в Студию электронной музыки, где Эдуард Артемьев и другие композиторы экспериментировали с первым советским синтезатором "АНС" (созданным А. Мурзиным), работавшим по оптическому принципу: на большом "закопченном" стекле можно было нацарапать какую-нибудь загогулину, и этот "рисунок" издавал неслыханные звуки.
Следующим летом, когда американцы летали на Луну, я попал на первый рок-концерт. Играли "Тролли" и "Оловянные солдатики" (последние, по слухам, существуют тихо до сих пор). Дело было в бит-клубе у метро "Добрынинская". Бит-клубы возникали в Москве чуть ли не каждый месяц, но тут же закрывались трусливым начальством. В конце 60-х людям в строгих костюмах было от чего прийти в ужас: города захлестнула форменная эпидемия рока. Такого не было ни до, ни после… Сотни дворовых групп, тысячи гитар, сотни тысяч неистовых поклонников и поклонниц. Натуральный бум, сродни стихийному бедствию.
Вот список ансамблей Москвы и области, аккуратно составленный по случаю рождения очередного бит-клуба: двести шестьдесят три названия, в их числе такие замечательные, как "Волосатые стекла", "Красные дьяволята", "Поющие вольюмы", "Замшевая мягко-углость", "Русско-турецкая война", "Наваждение", "Изгнанники из ада", "Молодые команчи", "Фиолетовая катастрофа", "Полуночные бражники", "Муравьиный узел", "Экономист", "Злые собаки", "Тысячи звучащих ветров", "Ослиные хвосты", "Судороги", "Символ веры", "Подвиги Геракла", "Стеклянные кактусы", "Плешь", "Космонавты"… Одна из групп называлась "Забытые страницы", и это именно то, что случилось с данным обширным списком и с девяноста пятью процентами перечисленных в нем групп. Рок-лихорадка трясла Москву всего несколько лет, но на этом импульсе советский рок катился еще десятилетие. Итак, веселые денечки (странно, что не было группы с таким названием, но зато были "Ветры перемен" и "Лучшие годы") в деталях.
Страх прошел, десятилетия жизни в униформах казались кошмарным сном. Позитивный энтузиазм времен "оттепели", подъема, целины и Братской ГЭС постепенно сошел на нет. Интервенция в Чехословакию окончательно убедила думающую часть молодежи в том, что со стороны официальных властей ничего, кроме тупости лжи и подавления, ждать не приходится. Соответственно, встал вопрос о собственной системе ценностей, альтернативном образе жизни. Однако одной лишь музыки и обмена фотографиями было явно недостаточно, требовалось нечто вроде идеологии, некая новая мощная платформа. Градский: "Это был хиппизм".
"Я им докажу, что наш хиппи — это не какой-нибудь там западный" ("Крокодил", 1973 г.)
Да, хипповое поветрие в мгновение ока радикально перелицевало облик наших молодых людей. Мне кажется, это было самое массовое и заметное "альтернативное" движение из всех, что я у нас когда-либо наблюдал. То есть даже все многочисленные и шумные сегодняшние группировки выглядят довольно хило по сравнению с "совхиппи" начала 70-х. Не думаю, что философская, "теоретическая" сторона хиппизма имела здесь большое значение — я почти не встречал людей, которым что-либо говорили имена Тимоти Лири, Джона Синклера или даже Джерри Гарсия, не говоря уже о Герберте Маркузе или Теодоре Адорно. Но контркультурный стиль жизни был с энтузиазмом подхвачен миллионами. Антураж хиппи был нов, но понятен и доступен; он позволял ярко выделиться и противопоставить себя "нормальному" обществу, а также эффективно идентифицировать себя с некой "передовой" общиной. Коля Васин выразил эту сложную формулировку просто: "Когда я увидел обложку "Эбби Роуд"[15], на следующий день я снял ботинки и пошел по Ленинграду босиком. Это был мой вызов, моя попытка самоутверждения". Бесспорно, что общественный климат тех лет стал хорошим катализатором хиппового бума. Это было начало "застоя" — годов лицемерия и бездарности, когда "выпадение" из официальной системы многим представлялось наиболее достойным — пусть и не самым конструктивным — выходом.
Быт хиппи и формы их общения в точности повторяли практику стиляг, только масштабы были в сотни раз больше и названия появились новые. Улица Горького теперь именовалась не Бродвеем, а просто Стритом, и вся она была вечером заполнена длинноволосыми ребятами и девочками в мини и макси: и те и другие носили бусы, цепочки и значки. Значки, как правило, производились самостоятельно: брался готовый фабричный продукт или большая пуговица и сверху наклеивалась фотография любимой группы или популярный лозунг — обычно просто слово "любовь" или "занимайтесь любовью, а не войной" (по-английски). Однажды на таком значке я увидел портрет Н. В. Гоголя с волосами до плеч и подписью "Джон Лен-нон".
Главным предметом одежды, естественно, стали джинсы, но у местных портных работа тоже кипела. Многие хиппи зарабатывали себе на жизнь пошивом брюк из брезента, ткани для матрасов и т. п. Обязательным модным атрибутом был немыслимый клеш в тридцать — сорок сантиметров. Ширина брюк как бы свидетельствовала о степени радикализма и преданности хипповой идее. Помню, когда я познакомился с Игорем Дегтяркжом. "московским Джими Хендриксом", лидером группы "Второе дыхание" и одним из столпов хиппизма, он недовольно посмотрел на мои узкие джинсы, заправленные в высокие ботинки, и спросил: "Ты что, за войну?" Сам он был одет в какой-то псевдоиндийский балахон и необъятные цветастые клеши из гобеленовой ткани, поверх каждой штанины которых, как лампасы, только спереди, были пристрочены огромные пацифистские знаки.
У хиппи были традиционные места сбора в скверах и центре Москвы. Главное из этих мест, у старого здания Университета на проспекте Маркса, называлось "Хипподром". Однако, в отличие от стиляг, хиппи активно мигрировали, особенно летом. Автостоп стал чем-то вроде профессионального спорта. В теплые месяцы десятки тысяч "волосатых" собирались в Крыму. В Ялте был большой рынок, где хиппи торговали одеждой, пластинками и всяческими модными предметами, зарабатывая прожиточный минимум, а климат и обилие "коммун" позволяли не очень заботиться о крыше над головой. Другим популярным географическим пунктом был Таллинн. Здесь между средневековым готическим костелом и кафе "Пегас" находилась легендарная "Горка", где концентрировались хиппи со всей страны и где можно было встретить самые экзотические личности: бритых буддистов, кришнаитов, прочих пророков, спонтанных философов и просто ребят, невменяемых после уколов. Впрочем, проблема наркотиков не стояла особенно остро, так как большинство удовлетворяло дешевое крепленое вино. Моральный кодекс наших хиппи ставил превыше всего свободную любовь, и это активно внедрялось в жизнь, часто в коллективной форме.