— Диего, — пробормотал он, — что это с тобой?

— А что со мной? — Я брезгливо отшвырнул окровавленную тряпку в сторону. — Ничего особенного. На меня всего-навсего напали двое разбойников, имевших намерение зарезать меня спящим. Но, поскольку я сумел убить их прежде, это намерение не осуществилось. Вот и все, мой друг Гонсало.

— Разбойников? — ошеломленно проговорил этот любитель кислого вина. — Ты их… ты что, ранен, Диего?

— Не думаю, — ответил я небрежно. — Пустяки, царапина.

На плече у меня действительно алел неглубокий порез, полученный в самом начале схватки, когда Шрам пытался проткнуть мне горло. Другое дело, что Верзила перепачкал меня с ног до головы, и Гонсало вполне могло показаться, что я истекаю кровью.

Он, шатаясь, поднялся на ноги и бросился ко мне с явным стремлением подхватить меня, если я решу вдруг потерять сознание. Такого удовольствия я ему, естественно, не доставил.

— Разбуди Федерико, — велел я, отстраняя его властным жестом. — Найдите старика и заплатите ему за учиненный разгром. Затем отправьте кого-нибудь за альгвазилом, пусть разберется, что это за шваль.

— Заплатить? — возмутился Гонсало. — Да старый пень нам теперь до гроба должен за то, что у него на мельнице нас чуть не прирезали…

— Нас? — переспросил я. — Мне кажется, речь шла только обо мне. Если бы они хотели убить всех, вы, сони, сейчас разговаривали бы не со мной, а с апостолом Петром.

О том, куда послал бы моих приятелей добрый апостол, я предпочел из вежливости умолчать.

На лице Гонсало отразилось не свойственное ему выражение мучительного усилия — он думал.

— Диего, а зачем этим мерзавцам понадобился именно ты?

— Хотел бы я знать, — ответил я честно.

Наемные убийцы никогда не нападают просто так. Как правило, прежде им должны заплатить и назвать имя жертвы. Значит, можно предположить, что кто-то не любит меня так сильно, что готов даже раскошелиться, лишь бы вычеркнуть имя Диего Гарсия де Алькорон из списков живущих на этой земле.

И теперь, когда непосредственная опасность миновала и у меня выдалась минутка, чтобы осмыслить произошедшее, меня занимал один-единственный вопрос.

Кто?

— Я ухожу от тебя, — сказала Оксана. — Подай шампунь, пожалуйста.

Она лежала в ванне, скрытая белой горой пушистой пены. Ванна была маленькая, как и вся моя квартира-маломерка, и Оксана, девушка довольно крупная, умещалась в ней, только подтянув колени к животу. В этом месте пенистая гора вздымалась особенно высоко.

Я молча подал ей шампунь. Из-под пузырящейся искристой шапки вынырнула полная белая рука, схватила флакон и утянула его в пенные глубины.

— Ты же не будешь делать глупостей, правда? — спросила Оксана почти жалобно. — Я могла бы тебе вообще ничего не говорить, уйти, пока тебя нет дома, но я хотела, чтобы все было по-честному.

Я не нашелся, что ответить. Последние два дня я почти безвылазно сидел в квартире, один раз только выходил в магазин. За те двадцать минут, что я отсутствовал, она вряд ли успела бы собрать даже свою косметичку.

— Почему ты молчишь? — Теперь в ее голосе звучало раздражение. — Ты задумал что-то ужасное, да? Предупреждаю: если ты собрался кинуть в ванну фен, то я его спрятала.

Недели две назад мы с ней посмотрели американский боевик, в котором наемный убийца расправлялся таким образом с неугодными свидетелями — выжидал, пока жертва решит принять ванну, и бросал в воду включенный в розетку фен. Оксану чрезвычайно впечатлила эта картина, хотя я сомневался, что в реальной жизни дело зайдет дальше обыкновенного короткого замыкания.

— Денис! — Она уже почти кричала. — Почему ты молчишь? Тебе что, все равно?

Отличный вопрос. Было ли мне все равно? Наверное, нет. Да точно нет. Оксана была неплохой девушкой, не слишком умной, но не злой и не подлой. А это в наше время значит немало. Мой школьный приятель Стас, которого подруга кинула на семь тонн зеленых, а потом сдала чеченским бандитам, наверняка бы со мной согласился.

— Нет, — сказал я наконец. — Но ты ведь уже все решила, так зачем зря тратить время?

— Не знаю, — протянула Оксана, — ты мог бы попробовать меня уговорить, чтобы я осталась…

— И ты бы осталась?

— Нет, — она вздохнула, и от белой горы отделилось несколько радужных пузырьков, — но мне было бы приятно.

Не в первый раз я пожалел о том, что не курю. У курильщиков в таких ситуациях масса преимуществ — можно медленно извлекать пачку из кармана, вытаскивать из нее сигарету, щелкать зажигалкой, затягиваться — словом, совершать множество движений, маскирующих твои истинные чувства. Но это все не для меня: перед армией я активно занимался подводным плаванием, не вылезал из морского клуба «Волна» при МАИ, за пять лет объездил все побережья страны — от Белого моря до Камчатки. А курить в клубе считалось дурным тоном. Так что мне пришлось просто скрестить руки на груди и прислониться к исцарапанному боку старой стиральной машинки.

— Ты только не обижайся, — попросила Оксана, — ты хороший парень, но…

— Можешь не продолжать, — сказал я, — все и так понятно.

— Мы слишком разные, — неуверенно проговорила она.

Ну да, разные. Меня всегда удивляло, как можно целыми днями валяться на диване, смотреть идиотские мексиканские мыльные оперы и есть консервированные ананасы. Кто-то ей сказал, что ананас сжигает в организме жир. С тех пор Оксана просто помешалась на ананасах, а поскольку натуральные были нам не по карману, ежедневно опустошала по две-три банки ананасных ломтиков в сиропе. И при этом удивлялась, почему это ей никак не удается похудеть. Я пытался объяснить ей, что в одном только сиропе калорий больше, чем в куске шоколадного торта, но куда там.

— И потом, мне надоело это безденежье! Ты даже на работу нормальную устроиться не можешь, только и делаешь, что бомбишь на своей тачке! На бензин больше уходит, чем ты зарабатываешь! А девушке, между прочим, нужны деньги, чтобы всегда хорошо выглядеть. Знаешь, сколько сейчас стоит приличная тушь?

Что ж, вот с этого и надо было начинать.

— Нормальная причина, — сказал я. — Гораздо лучше, чем первая.

— Какая — первая? — удивилась она.

— Ну, что мы разные. Все люди разные, если уж на то пошло.

Несколько секунд ушло на обдумывание этой информации.

— Ага, ты хочешь сказать, что я ухожу из-за денег?

— Я хочу?

— Ты всегда вывернешь все так, как тебе выгодно!

Конечно, она себя накручивала. И совершенно зря, между прочим, — с деньгами у нас действительно было плохо. Нормальную работу найти не удавалось, а жгучего желания сторожить дорогие машины на автостоянке или втюхивать доверчивым согражданам продукцию «Гербалайф» у меня не возникало. Спасибо отцу, антикварная наша «Волга», купленная им еще в семьдесят лохматом году на заработанные на Кубе боны, по-прежнему бегала, как новенькая.

— …ты даже не слушаешь, что я говорю!

Голос Оксаны вернул меня к реальности. Она уже не сидела в ванне — стояла, уперев руки в бедра, и пена клочьями сползала с нее, плюхаясь в воду. В целом вся картина напоминала классический сюжет «рождение Афродиты из морской пены», только Афродита, как мне кажется, была более стройной и не такой злой.

— Давай не будем ругаться, — попросил я. — Ты решила уйти — уходи. Совершенно не обязательно делать это со скандалом.

Конечно, мне следовало быть тверже и при этих словах выйти из ванной. Потому что только идиот бы не понял — она с самого начала настроилась на ссору. И избежать ее можно было только одним способом — прекратить разговор. Почему я этого не сделал? Возможно, потому, что смотреть на голую Оксану мне было по-прежнему приятно, и она это, разумеется, прекрасно знала. Девушки, даже не очень умные, отлично разбираются в таких вещах.

В конце концов мы все-таки поругались. И продолжали ругаться, пока Оксана в одних трусиках бегала по квартире, собирая свои вещи. Она кричала на меня каким-то визгливым голосом, а я отвечал ей, стараясь говорить спокойно, но чувствуя, как внутри у меня все дрожит от желания заорать в ответ. А потом зазвонил телефон и Оксана, схватив трубку, сказала совершенно другим тоном: