— Я хочу, чтобы вы меня выслушали, дон Эстебан, — сказал я. — Пять минут. А потом можете делать с нами все, что захотите.

Дементьев настороженно смотрел на меня, пытаясь понять, о чем мы говорим с хозяином поместья. Я отдавал себе отчет в том, что рискую не только своей, но и его жизнью, но, сделав первый шаг, остановиться уже не мог. Понятно было, что Кэп после нанесенного ему оскорбления в переговорщики не годится; поэтому мне ничего не оставалось, как из простого переводчика превратиться в дипломата. Я очень коротко описал дону Эстебану наш визит в Колумбию и рассказал о конфликте с Хуаном и Боно. Рассказал о расписке, написанной мною под диктовку старика в черной рясе, и о том, что Кэп взял на себя всю ответственность за не полученный колумбийцами груз. Затем пересказал историю, услышанную от Кэпа, — о либерийцах, подменивших тюки, и об избиении Пети Трофимова.

— Ты был там? — спросил дон Эстебан, глядя на меня из-под сведенных к переносице бровей.

Я покачал головой.

— Я дожидался возвращения самолета в Бразилии.

При этих словах дон Эстебан презрительно скривился, и я понял, что он мне не поверил.

— Ну что? — нервно спросил Кэп. Он тоже чувствовал, что наши переговоры не приносят успеха. — Ты все ему рассказал?

— Все, что знал от вас. Он хочет, чтобы я подтвердил это лично, но этого я сделать не могу.

— Скажи ему, что я не доверял тебе и потому не взял с нами в Африку.

Я перевел. Наркобарон прошелся по комнате, бросая на нас подозрительные взгляды. «Гориллы», замершие у дверей, явно были готовы в любой момент пустить в ход оружие.

— Послушайте, — сказал я в отчаянии, — дон Эстебан, у вас, венесуэльцев, есть поговорка — «Нет ничего тайного между землей и небом». Вы же понимаете, что такой обман невозможно скрыть! И какой смысл нашим летчикам подставлять себя под удар и возвращаться к вам на расправу? Ну подумайте сами!

— Кто тебе сказал, что я венесуэлец? — удивился наркобарон. — Я чистокровный колумбиец, мать твою! И откуда ты так хорошо знаешь венесуэльские пословицы?

Я и сам не мог бы объяснить, откуда выскочил этот образец венесуэльского фольклора. Возможно, из того конспекта по страноведению, который я нашел на антресолях перед отъездом. Но вспомнился он мне вовремя.

— Мне очень нравится Южная Америка, — ответил я искренне. — Ее культура, ее люди. Знаете, обидно будет, если меня сейчас убьют, — я ведь всего пять дней как приехал.

Дон Эстебан, прищурившись, рассматривал меня, словно диковинную зверушку в зоопарке.

— Ну а колумбийские пословицы ты знаешь, парень? — насмешливо спросил он. — А ну как тебе это поможет?

«Вот ведь влип, — подумал я, — тоже мне, специалист по народному творчеству… Я и венесуэльскую-то одну-единственную случайно вспомнил… Колумбия, Колумбия… Кто же нам про нее рассказывал?»

И тут я словно бы наяву услышал глуховатый голос своего отца:

— Знаешь, Денис, колумбийцы говорят: быка берут за рога, а человека ловят на слове.

Когда это было? Давно, чертовски давно. Я еще учился в школе. Я поспорил с пацанами из параллельного класса и обошел по периметру крышу нашей двенадцатиэтажки — обошел за ограждением, по узкому двадцатисантиметровому карнизу. Кто-то из малышей рассказал об этом своим родителям, те — еще кому-то, а вечером о моих подвигах узнал отец. Кажется, единственный раз в жизни он действительно хотел меня ударить — но не ударил, сдержался, только лицо его стало землисто-серым, а глаза — тусклыми и больными. На следующий день он позвал меня в гараж, и там мы долго сидели молча, пока мне, раздавленному его взглядом, не захотелось провалиться под землю от стыда. Тогда-то он и процитировал мне эту пословицу, а я еще некстати подумал: откуда отец знает, как говорят колумбийцы, ведь он же служил на Кубе?

— Быка берут за рога, а человека ловят на слове, — повторил я вслед за своим мертвым отцом.

Дон Эстебан усмехнулся. Я с облегчением заметил, что его лицевые мышцы немного расслабились, уголки рта стали не такими жестко очерченными.

— Значит, ты утверждаешь, что вас подставили? — спросил он почти спокойно.

— Да, сеньор. Возможно, даже дважды.

— Ты очень хорошо говоришь по-испански, — заметил наркобарон. — Мне как раз нужен человек, который одинаково хорошо знает испанский и русский. Пойдешь ко мне работать?

«Эстебан купил нашего переводчика, — вспомнились мне слова Кэпа. — А потом парень сбежал, получив свои комиссионные».

— У меня контракт с «El Jardin Magico», — ответил я. — Если бы я нарушил его, перейдя работать к вам, у вас были бы все основания мне не доверять.

Полные губы дона Эстебана сложились в трубочку, как будто он собирался дунуть.

— А если я прикажу убить русских летчиков, — спросил он, — а тебе оставлю жизнь, при условии, что ты поступишь ко мне на службу, — каков будет твой ответ?

Я понимал, что это проверка, но внутри у меня все сжалось в тугой комок.

— В этом случае я совершил бы предательство, сеньор. А предателей нигде не ценят.

Дон Эстебан резко повернулся и сделал знак «гориллам». Те молча вышли из комнаты, оставив нас втроем.

— Хорошо, парни, — сказал наркобарон, поглаживая бородку. — Допустим, я вам поверю. К либерийцам я пошлю разбираться Эль Лимона, он сумеет выбить из них деньги. Но вы все равно остаетесь мне должны — ведь я упустил свою выгоду, к тому же эти идиоты Хуан и Боно теперь будут считать меня вором. А долги, парни, надо отдавать.

Я перевел его речь Кэпу. Глаза Дементьева заблестели.

— Ты что, сумел его уболтать?

— Похоже на то, — сказал я сдержанно. — Но мы же не знаем, что он с нас за это потребует.

— Спроси его, как он хочет получить с нас долг.

— Вы полетите в горы, — сказал дон Эстебан. — К моему другу команданте Виктору и его бойцам. Отвезете им оружие. Оружие вы получите от меня, но горючее вы покупаете сами. И, разумеется, за этот рейс никакой оплаты. Но если все пройдет гладко, ваш долг будет прощен.

Условия, по-моему, были вполне приемлемые, но, судя по выражению лица Кэпа, в предложении дона Эстебана присутствовал скрытый подвох. Впрочем, мы находились не в том положении, чтобы спорить.

— Хорошо, — глухо сказал Дементьев. — Спасибо за вашу доброту, дон Эстебан.

— Благодари своего переводчика. — Наркобарон хлопнул меня по плечу. — Так как, ты говоришь, тебя зовут, парень?

— Денис.

— Вот что, парни. Я рад, что мы договорились. Ты знаешь, Кэп, мне всегда нравились русские. В знак примирения я приглашаю вас на маленькую вечеринку на пляже. Что скажете?

Видно было, что Кэпу сейчас не до вечеринок, но он не хуже меня понимал, что огорчать нашего вспыльчивого хозяина опасно. Поэтому он выдавил из себя жалкое подобие улыбки и ответил:

— С удовольствием принимаем ваше приглашение.

— Тогда пошли. — Наркобарон подошел прямо к стеклянной стене, что-то нажал, и прозрачная панель ушла вбок. В гостиную ворвался свежий морской бриз. — Вечеринка в самом разгаре. Пока я тут тратил на вас свое время, там пьют мое виски и тискают моих женщин.

И он энергично зашагал туда, где среди темных силуэтов пальм переливались огни и играла музыка. Мы с Кэпом, переглянувшись, последовали за ним.

Пляж начинался за рядом раскидистых пальм, чьи широкие, как лопасти, листья казались выкованными из черного металла. Между пальмами были развешаны гирлянды разноцветных лампочек, сразу напомнившие мне Новый год и елку. На берегу стояли большие жаровни, под которыми таинственно мерцали алые угли. От них шел аппетитный аромат. Почти у самой воды были расставлены длинные столы с батареями разнокалиберных бутылок. Там горели заключенные в стеклянные колбы свечи; бармены в белых костюмах жонглировали шейкерами. Гости дона Эстебана с бокалами и тарелками в руках гуляли по пляжу: столиков, за которые можно было бы присесть, я не заметил.

— Что ж, друзья мои, — обратился к нам наркобарон, — угощайтесь, пейте и веселитесь! Сегодня день рождения моей обожаемой матушки, и вы нанесете мне серьезную обиду, если не станете радоваться вместе со мной.